Кровь фей

Лэннери выдержал горящий, требовательный взгляд старика. Не дрогнул, не отвернулся. И ответил вместо Саймена:

— Он получит своё, обещаю. Когда-нибудь.

*Мильм примерно равен одному миллиметру.

**Триклия — общая столовая в Школе.

Глава II

— Зачем ты дал ему слово, Лэн?

Друзья летели мимо полей, где росли зелёные травы, ветер колыхал тяжёлые головки цветов — желтянок, и мелькали стрекочущие насекомые, которые были феям по пояс. В сиянии Золотой Звезды мир казался красивым и безобидным, но перед внутренним взглядом Лэннери так и застыл окровавленный труп хибри с нелепо раскинутыми в стороны руками.

— Зачем? — повторил Лэннери вопрос друга и не нашёл подходящего ответа.

В отличие от Саймена, Лэннери никогда не стремился стать добрейшим феем в Школе. Пожалуй, у него было только два желания — раскрыть свой особенный талант и занять место Наставницы.

Особенным талантом называлось то, что феи умели делать без палочки. Саймен мог соорудить воздушный барьер, чтобы не подпустить к себе врагов; Ирлани и Альди обладали одинаковым талантом — поднимать с земли предметы, отчего и сдружились. Даже у толстого, неуклюжего Аргалена, который не летал, а трепыхался на своих крыльях, был талант — вызывать ветер! А у Лэннери он до сих пор не раскрылся.

Белая Наставница утверждала, что время ещё есть — пока юному фею не исполнилось шестнадцать лет. Но экзамен-то раньше, а по результатам она объявит свою преемницу — или преемника. И без особенного таланта Лэннери нечего было и надеяться стать Наставником.

А ведь он так мечтал об этом, помня, что раньше Школы возглавляли только женщины — с одним исключением, но о том Наставнике много не рассказывали. Должно быть, проявил себя не лучшим образом.

— Ты мне не ответил, — иногда Саймен добивался ответа с таким упорством, будто от этого зависела вся его будущая жизнь. Лэннери подумал — и беспечно объявил:

— Захотел и поклялся, что найду черномага! А почему бы и нет? Как раз во время ночной вылазки его и поищем!

Саймен нахмурился. В тёмное время сил было одинаково немного у фей всех Школ — Белой, Золотой и Алой Звёзд. Именно поэтому Лэннери искал приключений ночью — чем опаснее, тем больше возможностей для пробуждения особенного таланта. Саймену всё это было не по душе — не столько из-за опасностей, сколько из-за нарушения школьных правил. Лэннери нарушал правила неоднократно, но и бровью не повёл, услышав, что ещё немного — и его не допустят к сдаче экзамена.

— Без особенного таланта мне на экзамене делать нечего, — сказал тогда Лэннери другу. — А без ночных вылазок этот талант не даст о себе знать!

Саймен тоже был не против того, чтобы стать Наставником, но сомневался, что выберут его. Несмотря на все нарушения правил и любовь к эффектам («Я убью эту нечисть красиво!»), на счету Лэннери было больше выполненных заданий.

— А ты не позавидуешь мне, если я стану Наставником? — как-то раз спросил Лэннери друга. Тот наморщил лоб, подумал и ответил:

— Нет.

Лэннери поверил — ему не хотелось бы, чтобы зависть разрушила их дружбу. Саймен помогал ему во время ночных вылазок, готов был поддержать на любом задании, не выдавал Наставнице, если Лэннери нарушал правила. Никто не захотел бы потерять такого замечательного друга!

— Лэн, — заговорил Саймен, когда до гор, где располагалась Аргеновая Долина, оставалось не больше двух коротких полётов*, — а как думаешь, отчего люди шли в черномаги? Это же не звёздный дар, как у нас — я слышал от Наставницы, что чёрная магия забирает жизненные силы. Значит, просто так никто не стал бы ею заниматься. И выходит, что в жизни этих людей случилась какая-то беда, рассудок их помутился, а потом они увязли в этом болоте…

Сумбурные рассуждения друга показались Лэннери забавными. Ну да, бедные и несчастные черномаги, которые с горя варили зелья, отнимающие разум, или ставили опыты на людях, а иногда — на пойманных феях! Лэннери указал палочкой себе за спину — туда, где остались города и деревни, окутанные золотистым сиянием. Там жил беспокойный народ Альбастрии, готовый обманывать, лгать и выслуживаться, совершать дурные поступки под видом добрых — иными словами, ведущий себя примерно как феи, только ещё и вечно недовольный своей жизнью.

— Какая беда, Саймен? Ты лучше представь себе, что ты бедняк, работаешь с утра до ночи, у тебя нет ни одного лишнего цейла, а рядом живёт богатая и прекрасная Беатия…

Саймен ожидаемо покраснел. Он был влюблён в нежную светловолосую фею с голубыми глазами и веснушками на белых щеках, и Лэннери иногда дразнил его за это, а порой всерьёз предупреждал, чтобы не заключал с Беатией священный союз.

— И она, — продолжал Лэннери, — ласкова только с богатыми, а тебе и словечка не бросит. А тут добрый знакомый попадается. И говорит: мол, состряпаешь зелье, напоишь им Беатию, и она будет ласкова только с тобой. Ты варишь зелье, заключаешь брачный союз с Беатией, получаешь её любовь и деньги заодно. Главное — деньги! А затем понимаешь, что нужно ещё немного зелья, и ещё, потом другого зелья… И верные слуги нужны, чтобы охранять богатства — только не жадные людишки вроде тебя самого, а маа-змеи или ящерицы, которым золотые цейлы ни к чему. И жизненные силы легко восстановить, вытягивая из людей — и если повезёт, фей — кровь. А некоторые чёрные маги были людоедами. Наставница ещё и об этом рассказывала — ты, может, и не запомнил, а я запомнил.

Саймен терпеливо дослушал его до конца — что удивительно, не перебил.

— То есть, ты считаешь, что к чёрной магии обращались только бессердечные корыстолюбцы и отбросы рода человеческого?

— Властолюбцы тоже. Тираны, мучители, — равнодушно перечислял Лэннери, — и прочие… негодяи. Уверен, что ни в одном черномаге не осталось ничего хорошего. В хибри — может, а черномаг — это злейшее зло, их нужно уничтожать сразу, как увидишь.

Саймен над чем-то задумался и не ответил.

Внизу проплыла Аргеновая Долина — она раскинулась на берегу реки, и серебристые ветви деревьев с шуршащими прозрачными листьями окунались в бегущую воду. Аргены не сбрасывали листьев даже в хиеми — холодное время года, когда речная вода покрывалась хрупким голубым льдом. Лэннери послышался шёпот, как во времена детства, и он тряхнул головой, отгоняя это воспоминание. Прозрачный кокон, теснота, жгучее желание поскорее выбраться наружу… Хорошо, что феи росли быстро!

— Чем тебе не угодила Беатия? — нарушил тишину Саймен. Он спрашивал это не в первый раз, но Лэннери не спешил с ответом. Был уверен, что друг сочтёт объяснения возмутительной клеветой, порочащей честь прекрасной девы.

— Слишком сладкая, — отмахнулся Лэннери. — Как перебродивший сок аргеновых деревьев, из которого и сайкум хороший не выйдет. И вдобавок тощая, совсем фигуры нет, а одно лицо — это не красота!

Иногда Саймен натянуто улыбался в ответ на такие подшучивания, но не сейчас. И голос его заледенел:

— Ты мой друг, Лэн, и я дорожу нашей дружбой. Нелегко мне было собраться с духом, — Саймен помедлил и торжественно произнёс, глядя на зеленеющие верхушки гор так, будто призывал их в свидетели этого разговора, — но я решился и скажу тебе вот что: никаких больше глупостей о Беатии, и не приплетай её к своим историям и выдумкам. Ты понял, Лэн? Я её выбрал, она выбрала меня, и мы заключим священный союз в Долине.

Вот оно, свершилось! Лэннери опасался подобного поворота событий, но не думал, что это случится так быстро. Разве Саймен, ослеплённый своей любовью, мог судить здраво? С него станется потом и дружбу разорвать. Недобрые слова так и вертелись на языке, но Лэннери сдержался и не высказал всего, что думал об этой Беатии.

— Живите счастливо, — заранее пожелал он, вызвав у Саймена новый хмурый взгляд:

— Так ты не будешь шутить… и всё такое?

— Не буду, — Лэннери помолчал. — До шуток ли… Полетели быстрее! Вон уже и Школа виднеется.