Страница 29 из 50
— А где у вас переодеться можно?
— Девушка, вы что, стесняетесь меня?! Вы знаете, сколько мне по роду моей деятельности приходится видеть полуголых девиц? Причём даже без бюстгальтеров! Нет, ну если так уж стесняетесь, то можете зайти за стойку с одеждой.
Инга так и сделала. А платье на ней сидело великолепно, вот что значит глаз-алмаз! Бежевое, с орнаментном от левого плеча, тянущимся до самого низа, заканчивавшегося на уровне колен.
— Снимайте, — тоном, не терпящим возражений, распорядился модельер. — Теперь примерьте вот это.
В итоге всё же именно бежевое платье нами было одобрено как самое подходящее для грядущего вечера. Очень уж красиво оно облегало фигуру Инги. К тому же к платью Зайцев подобрал такого же цвета бежевые туфли на шпильке.
— А что, держитесь вы на них уверенно, — заявил он, глядя, как Инга пытается идти, словно по подиуму. — Только не нужно так вульгарно вилять попой, вы же советская девушка.
Инга покраснела, но этот румянец так ей сейчас шёл… По ходу дела мы узнали от Зайцева, что он собирается распрощаться с Домом моделей, чтобы сотрудничать с фабрикой индпошива №19[1].
— Тесно мне тут, — позёвывая, говорил модельер. — Не дают развернуться творческому человеку.
Десять минут спустя мы покинули «Общесоюзный Дом моделей одежды», а я держал подмышкой свёрток, в котором покоились платье и туфли. Слава не взял с нас даже расписки!
А вообще-то, думал я, собираясь 23-го с Ингой на премьеру, что-то от этих светских мероприятий я уже начал уставать. Даже потренироваться толком не получается, по возвращении из Японии лишь три раза сумел заскочить в зал, сразу же, кстати, обрадовав Грачёва сувенирами, вручив ему вымпелы практически всех сборных. Быстрее бы закончился этот декабрь… Ну хоть 31 числа наши с Ингой родители приедут. Её папа с мамой приезжают на день, мои будут гостить два дня, и то потому, что 1 января все предприятия закрыты, включая офис «Внешпосылторга», и снять чеки со счёта мама сможет только на следующий день. Это я сам её попросил. Благо что три комнаты, и в каждой есть где улечься всем гостям, так что в этом плане проблем не предвидится. Разве что утром очередь в туалет.
— Ну как я? — уже в который раз спросила Инга, крутясь перед большим зеркалом в прихожей.
— Королева, — заученно выдал я, пытаясь завязать на шее галстук. — Любимая, поможешь мне с галстуком?
— Сейчас, Макс, минутку… Слушай, а не высоковат каблук, как ты думаешь?
— В самый раз! Ну ты мне поможешь наконец с галстуком?
К «Ударнику» подъехали на такси. На этот раз в «Чародейку» заезжать не стали, Инга договорилась с мастером, что та примет её на дому. А жила она в Черёмушках, вот оттуда мы сейчас и прибыли.
На фасаде «Ударника» с удовлетворением обнаруживаю огромную афишу нашей кинокартины. Харатьян изображён с ППШ в руках, бегущим прямо на зрителя, со взглядом, в котором читалась твёрдая решимость во что бы то ни стало покрошить на фарш десяток-другой фашистов.
Нас же ждут с другой стороны, на служебном входе. Вместе с бабушкой-вахтёршей здесь дежурит сержант милиции, показываю ему наш пригласительный, докладываю, что мы члены съёмочной группы, после чего милиционер машет рукой:
— Проходите на второй этаж, там ваши собираются в кабинете директора.
В неожиданно просторном кабинете сидящими на стульях и диване обнаруживаем тех же, кто присутствовал на прогоне фильма: Ростоцкого, Корн, Катаева, Дашкевича, Харатьяна, Щербакова, Адомайтиса, Матвеева, а также ещё одну женщину, оказавшуюся монтажёром. Плюс Бобриков и за директорским столом какой-то упитанный мужик в помятом костюме и крупных очках. Перед ним стакан с чаем в подстаканнике, в пальцах наполовину выкуренная сигарета. Директор кинотеатра? Как вскоре выяснилось, я сильно ошибся.
— А вот и автор сценария, — объявляет Бобриков, вставая со стула и протягивая руку. — Он же и автор книги, по которой снят фильм. Ну и его девушка, как я понимаю. Прекрасно выглядите!
Грузный мужчина в очках тоже поднялся и протянул руку:
— Ермаш, Филипп Тимофеевич!
Ого, это серьёзно, когда на премьеру приходит председатель Государственного комитета СССР по кинематографии. Вряд ли он посещает каждую премьеру, учитывая, что в год наши киностудии выпускают сотни фильмов.
— Очень приятно! Максим!
— Инга! — тоже представляется моя спутница, чью ладошку Ермаш осторожно сжимает в своей лапище.
— Давайте я вам помогу снять дублёнку.
Ишь ты, какой галантный. Падок на молоденьких Филипп Тимофеевич? Или это простая учтивость?
Не успел он помочь моей девушке избавить от верхней одежды, как дверь открывается, и на пороге появляется немолодая женщина с подносом, уставленном десятком стаканов чая.
— Вот, товарищи, разбирайте.
— Спасибо, Виктория Васильевна, — говорит Бобриков, потянувшись к стакану.
Наверное, это и есть директор кинотеатра. Вряд ли секретарша, потому что приёмная перед кабинетом отсутствовала, по пути мы миновали только дверь с табличкой «Бухгалтерия» и окошком выдачи зарплаты.
Нам, а также Харатьяну с Щербаковым, как самым, наверное, молодым, чаю не досталось, но мы с Ингой особо и не переживали, потому что перед выходом и перекусили, чтобы на премьере животы не подводило, и чаю попили в том числе. Правда, было это два с лишним часа назад, но в желудке пока не урчало. Да и чай здесь предлагали только с карамельками и сушками. Что-то плохо подготовилась директриса, для Ермаша нужно было выставить бутылочку коньяка с лимончиком и коробку шоколадных конфет. Либо это будет потом, без свидетелей?
Мы сидели с краешка дивана, прислушиваясь к разговорам «взрослых», которые в данный момент обсуждали положение дел в советском кинематографе. По словам Ермаша, всё обстояло почти идеально, в его спиче прозвучала даже фраза: «Скоро мы утрём нос Голливуду». Я про себя ухмыльнулся, понимая, что Голливуду мы и скоро не утрём, и нескоро. Если вообще когда-нибудь утрём, в чём я сильно сомневался.