Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 13



Но однажды спросил одного мужчину. Он, как и я, босиком шёл. Но я точно знаю, что на обувной он не работает. Я говорю, вы на работу? Он говорит, да.

– А почему вы босиком? Вы же не на обувной работаете?

– Нет, я в НИИ работаю, инженером.

И дальше пошлёпал. А я подумал, что это йог. Как ни крути, а от них все беды. Такого пусти к нам на фабрику – он и с работы босиком пойдёт. Его в пример поставят. Вот она, язва-то откуда идёт. Выведем. Не посмотрим, что живучие. Раз йоги – в Индию их! Там все босиком.

Узники зимней сказки

Как хорошо встречать Новый год на даче с любимой женщиной. Если она есть, конечно, дача.

Сначала надо затопить баньку. Ну и что, что дров нет. У соседа – три куба. Он и не заметит, если взять пару кубов.

И вот уже банька курит в небо, а с неба – снег. Он такой густой и пушистый, что туалета не видно. Приходится ходить туда по компасу. А когда идёшь, всё время сбиваешься с курса. Потому что компасы наши показывают не на север, а на винный магазин. А вот и туалет в пределах видимости, на расстоянии вытянутой руки. Открываешь дверь… а там уже кто-то есть. Ну, конечно, это она, моя любимая. Ей не хочется нарушать эту божественную тишину криками “занято”. Она шла без приборов, но пришла первой. Вот что значит женское чутьё. У них же не нос, а прибор ночного нюхания.

Накрываем на стол под музыку Аллы Пугачёвой. Песня о настоящем полковнике. Самая лучшая строчка в песне: “…давит грудь подполковник”.

А моя любимая шинкует лук. Я вижу в её глубоких глазах слезинку. Говорю ей, не плач, родная, всё будет хорошо. А она отвечает, ага, хорошо, поработал бы с луком. И я, конечно, шинкую сам. И плачу, и плачу.

Стол готов. Мы выходим на улицу, а там уже гости – две бездомные собачки. Угощаем их роскошным ужином. И молча завидуем им. А чего им? Зарплату не надо, одежду не нужно, кто прошёл в Думу – неважно. Даже на выборы президента они не выставят свои кандидатуры. А зря. Во второй тур прошли бы обе. Но пора и по “первой”. Ставим на плечи камина свечи, выключаем свет. Я произношу тост:

– Дорогая, ты хочешь похудеть, поэтому от всего сердца желаю тебе пренеприятного аппетита.

А вот сейчас можно и в баньку. Полстакана пива – на каменку, и дух поплыл хлебный, будто лежишь во ржи и ржёшь от удовольствия.

А моя любимая не промах. От жара она надела на руки варежки, а на груди – валенки. И шпарит себя веником в тумане пара голубом. А валенки бьются, бьются, нагоняя на меня горячую волну.

А из баньки – ба-бах! – в снег, и он тут же закипает. А ты крупными сажёнками плывёшь по нему, а в глубине под снегом медленно проплывают грядки с клубникой, луком и – оп-па! куст крыжовника. Вцепился, как осьминог, и щекочет. Влетаешь обратно в баньку, и непонятно от чего кожа горит, то ли от жара, то ли от снега, то ли от крыжовника сотни иголочек впиваются в тело со всех сторон. А любимая тоже хочет в снег, но не может снять валенки.

Она просит, сними с меня обувь. И я помогаю ей, с трудом, с третьего раза. Она тут же русалкой ныряет в снежную пучину.

После баньки – шампанское! Холодненькое! За Новый год по Омску. Конечно, можно начать с Владивостока, но тогда до Екатеринбурга не дотянуть. А за Новый год по Екатеринбургу отдельный тост – из трёх бокалов. И далее со всеми остановками до Москвы, и по Гринвичу. И на каждой остановке – друзья, родные и близкие люди. И они тоже поднимут тост по Екатеринбургу. И идёт эта волна тепла от Тихого океана по всей России, катится, переливается улыбками, снегом и смехом.

И уже забыты все невзгоды. И хочется любить.

В эту ночь любят даже олигархов. Хотя, конечно, меньше, чем хана Батыя.

И любимых женщин любят… Да, кстати, а где она, моя любимая?

А она в кресле у камина свернулась калачиком… нет, калачом… сдобным и спит. И что-то шепчет во сне. Наверное, про меня. Прислушиваюсь, шепчет:

– Блин, вот, блин, ну почему, блин, первый блин – комом блин, всегда, блин.

Во блин! Про меня, блин. Разбежался, блин. Она же блинчики сегодня делала, устала. В праздники они устают. Почему-то.

Утро. На стёклах от морозца диковинные цветы, деревья, зверушки. Зимняя сказка. Я пальцем потрогал одну зверушку, она убежала. Бывает. Хотел дерево потрогать, но передумал. Я – без каски.

Но пора и в город. А как в город, если из-под снега машину не видно? Конечно, на “Ниве” мы бы и под снегом прошли, как в подводной лодке. Но я опять перископ не взял.

А что, собственно? Шампанское есть. Блинчики есть. Зверушки есть…просят. Значит, остаёмся! Это же прекрасно – узники зимней сказки!

А завтра приедут трактора с нормальными трактористами и расчистят нам дорогу к нормальной жизни.

А сейчас шампанского!



За любимых!

За зимнюю сказку!

Автогонщица

Про стритрейсеров вы слышали. Гоняют по ночным улицам и дорогам без правил. Это как бои без правил, но на машинах. А мне автогонщица попалась, эти ещё хуже! – молодая такая, крепкая. Я на дороге голоснул какому-то автобусу, а она на машине своей диковинной чуть ли не из-под автобуса выскочила и возле меня остановилась, как вихрь замер. Я говорю, до моря не подбросите? Спрашивает, до какого? А дело в Можайске под Москвой. Я туда на электричке доехал. Говорю ей:

– До нашего, до Можайского. А вы до какого можете?

– Да до какого скажете, до такого и можем. Москва – порт 5-ти морей, выбирайте.

– Я бы Чёрное выбрал. Но это дорого, наверное, на машине ехать, думаю, она шутит, и я пошучу.

– Я покататься выехала, а не «бомбить». Садись, поехали. Искупаемся заодно.

– Так мы купаться поедем? – удивился я.

– Ну, ты на Можайское зачем шёл?

– Искупаться шёл, позагорать, отпуск у меня.

– А у меня всегда отпуск. Ты хотел в Можайском водоёме искупаться, а искупаешься в Чёрном море. Кстати, ты где там предпочитаешь купаться?

– Я в Анапе, наверное.

– Ну, и поехали!

Она так дала по газам, что машина вздыбилась на задние колёса, меня вдавило в сиденье, и кошмар начался!

Машина встала на все колёса после удара под днищем.

– Мы наехали на что-то, – прошептал я.

– Да не бойся ты, это у меня так автопилот включается, – спокойно ответила она, убрала руки с руля, закурила и сказала:

– Теперь можно спокойно поговорить. Меня Мара зовут, а тебя?

– А я не помню уже. Вспомню – скажу. Ты бы, Мара, на дорогу посматривала. И на автопилота бывает проруха.

– У моей машины не бывает. Папа у Илона Маска машину заказывал. Она у меня и самолёт, и катер. От гаишников уходить, а то надоели.

Ну, едем так за спокойной беседой, гоним куда-то, как сумасшедшие без руля. Кофе попили. Я смотрю в зеркало, а за нами скорая помощь и пожарка гонятся, не отстают. Причём и пожарка, и скорая – тоже спортивные. Я говорю, похоже, за нами гонятся. Она отвечает, папа это чудит. Прикрепил ко мне машины сопровождения, как к маленькой.

В это время на дорогу вышел табун лошадей. Перед лобовым стеклом за долю секунды промелькнуло лошадиное туловище, копыта и голова с огромными глазами. Все осталось позади, но наш «Илон Маск» почему-то начал чертить по асфальту брюхом. С крыши в моё боковое окно свесилась лошадиная голова с огромными глазами и внимательно меня осмотрела. Значит, мы везли на крыше кобылу. А может, мерина. Лошадь пожевала губами и укусила меня за плечо. Я вскрикнул от такой наглости. Мара в другое окно схватила лошадь за копыто и пощекотала его. Лошадь заржала и спрыгнула на землю. Видимо щекотки боится.

– Ну, ты ещё не вспомнил, как тебя зовут? – спросила Мара.

– Да как тут вспомнишь?

Тем более, что гаишная сирена сзади уже приближалась и заглушала шум ветра и ржание лошадей. У гаишников, видимо, были к нам вопросы. Мара нажала какую-то кнопочку и мы плавно взмыли в воздух. Две маленьких гаишных машинки остались далеко внизу. И наши «пожарка» со «скорой» – тоже.