Страница 35 из 46
Эдмунд надеялся, что она вспомнила о завтраке. Но нет! Она велела остановить сани совсем по другой причине. Недалеко от дороги под деревом на круглых табуретках вокруг круглого стола сидела весёлая компания: беличье семейство, два сатира, гном и старый лис. Эдмунд не мог разглядеть, что они ели, но пахло очень вкусно, всюду были ёлочные украшения, и ему даже показалось, что на столе стоит сливовый пудинг. В тот миг, как сани остановились, лис – по-видимому, как самый старший – поднялся с бокалом в лапе, словно намеревался произнести тост, но когда сотрапезники увидели сани и ту, которая там сидела, всё их веселье пропало. Глава беличьего семейства застыл, не донеся вилки до рта; один из сатиров сунул вилку в рот и забыл её вынуть; бельчата запищали от страха.
– Что всё это значит?! – спросила колдунья.
Никто не ответил, и она приказала:
– Говорите, сброд вы этакий! Или хотите, чтобы мой кучер развязал вам языки своим бичом? Что означает всё это обжорство, это расточительство, это баловство?! Где вы всё это взяли?
– С вашего разрешения, ваше величество, – сказал лис, – мы не взяли, нам дали. И если вы позволите, я осмелюсь поднять этот бокал за ваше здоровье…
– Кто дал? – взвизгнула колдунья.
– Д-д-дед М-мороз, – проговорил, заикаясь, лис.
– Что?! – вскричала колдунья, соскакивая с саней, и сделала несколько огромных шагов по направлению к перепуганным зверям. – Он был здесь? Нет, это невозможно! Как вы осмелились… но нет… Скажите, что вы солгали, и, так и быть, я вас прощу.
Тут один из бельчат совсем потерял голову со страху и принялся верещать, стуча ложкой по столу:
– Был… был… был!
Эдмунд видел, что колдунья крепко прикусила губу, так что по подбородку у неё покатилась капелька крови, и подняла волшебную палочку, поэтому закричал:
– О, не надо, не надо, пожалуйста, не надо!
Но не успел он договорить, как она махнула палочкой, и в тот же миг вместо весёлой компании вокруг каменного круглого стола, где стояли каменные тарелки и каменный пудинг, на каменных табуретках оказались каменные изваяния (одно из них с каменной вилкой на полпути к каменному рту).
– А вот это пусть научит тебя, как заступаться за предателей и шпионов! – Колдунья отвесила ему ощутимую пощёчину и села в сани. – Погоняй!
В первый раз с начала этой истории Эдмунд позабыл о себе и посочувствовал чужому горю, с жалостью представив, как эти каменные фигурки будут сидеть в безмолвии дней и мраке ночей год за годом, век за веком, пока не покроются мхом, пока, наконец, сам камень не искрошится от времени.
Они снова мчались вперёд. Однако скоро Эдмунд заметил, что снег, бивший им в лицо, стал более сырой, чем ночью, и потеплело. Вокруг начал подниматься туман, который с каждой минутой становился всё гуще, а воздух – теплее. И сани шли куда хуже, чем раньше. Сперва Эдмунд подумал, что просто олени устали, но немного погодя увидел, что настоящая причина не в этом. Сани дёргались, застревали и подпрыгивали всё чаще, словно ударялись о камни. Как ни хлестал гном бедных оленей, сани двигались всё медленней и медленней. Кругом раздавался какой-то непонятный шум, однако скрип саней и крики гнома мешали Эдмунду разобрать, откуда он шёл. Но вот сани остановились, ни взад ни вперёд! На миг наступила тишина. Теперь он поймёт, что это такое. Странный мелодичный шорох и шелест – незнакомые и вместе с тем знакомые звуки; несомненно, он их уже когда-то слышал, но только не мог припомнить где. И вдруг он вспомнил. Это шумела вода. Всюду, невидимые глазу, бежали ручейки – это их журчание, бормотание, бульканье, плеск и рокот раздавались кругом. Сердце подскочило у Эдмунда в груди – он и сам не знал почему, – когда он понял, что морозу пришёл конец. Совсем рядом слышалось «кап-кап-кап» – это таял снег на ветвях деревьев. Вот с еловой ветки свалилась снежная глыба, и впервые с тех пор, как попал в Нарнию, Эдмунд увидел тёмно-зелёные иглы ели. Но у него не было больше времени смотреть и слушать, потому что колдунья тут же сказала:
– Не сиди разинув рот, дурень. Вылезай и помоги.
Конечно, Эдмунду оставалось только повиноваться. Он ступил на снег – вернее, в жидкую снежную кашу – и принялся помогать гному вытаскивать сани. Наконец им удалось это сделать, и, нещадно нахлёстывая оленей, гном заставил их сдвинуться с места и пройти ещё несколько шагов. Но снег таял у них на глазах, кое-где уже показались островки зелёной травы. Если бы вы так же долго, как Эдмунд, видели вокруг один белый снег, то поняли бы, какую радость доставляла ему эта зелень. И тут сани окончательно увязли.
– Бесполезно, ваше величество, – сказал гном. – Мы не можем ехать на санях в такую оттепель.
– Значит, пойдём пешком!
– Мы никогда их не догоним, – проворчал гном. – Они слишком опередили нас.
– Ты у меня кто: советник или раб? – грозно вопросила колдунья. – Не рассуждай. Делай как приказано. Свяжи человеческому отродью руки за спиной – поведём его на верёвке. Захвати кнут. Обрежь поводья: олени сами найдут дорогу домой.
Гном выполнил её приказания, и через несколько минут Эдмунд уже шёл – вернее, чуть не бежал. Руки были скручены у него за спиной. Ноги скользили по слякоти, грязи, мокрой траве, и всякий раз, стоило ему поскользнуться, гном кричал на него, а то и стегал кнутом. Колдунья шла следом за гномом, то и дело поторапливая:
– Быстрей! Быстрей!
С каждой минутой зелёные островки делались больше, а белые – меньше, деревья одно за другим скидывали с себя снежный покров. Вскоре, куда бы вы ни поглядели, вместо белых силуэтов видели тёмно-зелёные лапы елей или чёрные колючие ветви дубов, буков и вязов. А затем туман стал из белого золотым и вскоре совсем исчез. Лучи солнца насквозь пронизывали лес, между верхушками деревьев засверкало голубое небо.
А вскоре начались ещё более удивительные вещи. Завернув на прогалину, где росла серебристая береза, Эдмунд увидел, что вся земля усыпана жёлтыми цветочками – чистотелом. Журчание воды стало громче. Ещё несколько шагов – и им пришлось перебираться через ручей. На его дальнем берегу росли подснежники.
– Иди, иди, не оглядывайся, – проворчал гном, когда Эдмунд повернул голову, чтобы полюбоваться цветами, и злобно дёрнул верёвку.
Но, понятно, этот окрик не помешал Эдмунду увидеть всё, что происходило вокруг. Минут пять спустя он заметил крокусы: они росли вокруг старого дерева – золотые, пурпурные, белые. А затем послышался звук ещё более восхитительный, чем журчание воды, – у самой тропинки, по которой они шли, на ветке дерева вдруг чирикнула птица. В ответ ей отозвалась другая, с дерева подальше. И вот, словно это было сигналом, со всех сторон послышались щебет и свист и даже – на миг – короткая трель. Через несколько минут весь лес звенел от птичьего пения. Куда бы Эдмунд ни взглянул, везде видел птиц: они садились на ветки, порхали над головой, гонялись друг за другом, ссорились, мирились, приглаживали пёрышки клювом.
– Быстрей! Быстрей! – то и дело раздавались окрики колдуньи.
От тумана не осталось и следа. Небо становилось всё голубее и голубее, время от времени по нему проносились белые облачка. На широких полянах желтел первоцвет. Поднявшийся лёгкий ветерок покачивал ветки деревьев, и с них скатывались капли воды; до путников донёсся дивный аромат. Лиственницы и берёзы покрылись зелёным пухом, жёлтая акация – золотым. Вот уже на берёзах распустились нежные, прозрачные листочки. Когда путники шли под деревьями, даже солнечный свет казался зелёным. Перед ними пролетела пчела.