Страница 12 из 16
– Откройте, пожалуйста! Нам нужен Максим Викторович! У нас к нему дело!
Жена строго спросила:
– Какое дело? Денег попросить?
– Что вы? Что вы? Нет! Наоборот! Точнее, не наоборот, но почти наоборот!
Копошившиеся за спиной вождя соплеменники наперебой закричали:
– Наоборот! Наоборот!
В голове жены, и так измученной нерадостными событиями последних суток, утомлённый мозг не в силах был больше успевать за тем, что значит «наоборот наоборота», и стал молить о пощаде. Но она сдержалась – сказывалось воспитание, говорившее ей, что убогих надо жалеть, и она просто спросила:
– Что вам конкретно нужно? Максим заболел и спит. Его нельзя будить. Скажите, что вам нужно.
Крики за дверью стихли. Возникла пауза. Секундная. После этого крики раздались с новой силой, но теперь уже не радостные, а наполненные вселенской горечью и отчаяньем. Наверно, так плакал когда-то наш предок-неандерталец, упуская мамонта. Прокричав на три голоса что-то горькое и неразборчивое, племя наконец успокоилось. Ещё раз подтянув колготки, мама-вождь со слезами произнесла:
– Единственный мужчина жил в доме порядочный. Грамотный. Интеллигент. – Она ещё раз подтянула колготки и продолжила: – И на тебе! Коронавирус! Вы хоть скажите, он выживет?
– Какой коронавирус? Вы чего несёте?! Он просто заболел. Давление. Короче! Мне некогда! Что вы хотели от него?
Строгий голос привёл вождя в сознание. Она поправила сбившийся шлем, увеличила диаметр ярко красного пятна в районе губ и не менее строго ответила:
– Слушайте! У нас есть ценная рукопись. Точнее, была. Максим Викторович хотел её у нас купить. Но как у истинного мужчины у него не было с собой денег. И он послал нас к соседке. Мы выслеживали её два дня и ночь. Но когда поймали, она стала кричать и грозить милицией. Она даже не выслушала нас. Просто невоспитанная хамка! Но в этот момент проходил председатель Артур Абрамович. И мы постарались всё объяснить ему! И вы знаете, он нас понял и купил рукопись!
– Артур купил у вас вашу рукопись?!!! – удивлению жены не было предела. – А если не секрет, то за сколько?
– Мы просили двенадцать. Но три тысячи – тоже деньги. Мы купили свечи, хлеба и молока.
– А скажите, вы долго… Ну… Объясняли Артуру про ценность рукописи? – спросила жена, уже еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
– Вы знаете, да. Удивительно необразованный человек. Хотя и еврей. И совсем не интеллигент. Хотя и еврей, – она снова подтянула колготки.
– Мы четыре часа, без десяти минут, в его каморке втолковывали ему, какая это важная рукопись. Приводили в пример мнения уважаемых людей. Пока наконец он не понял всю её ценность и не согласился купить. А Максим Викторович нам нужен для того, что мы хотим ему вручить подарок. Как первому человеку, который оценил важность для науки моего труда, – с этими словами она обернулась, приняла из рук клона Греты Тумберг коробку и достала оттуда шлем. Точно такой же, как был на ней самой, только без ритуальных перьев.
– Вот! Передайте! Чтобы он мог сохранить свой великий разум от облучения электромагнитным полем!
После этих слов девочка истошно завопила:
– Ура-а-а-а!
А бабушка прослезилась. Что творилось в этот момент за дверью, они не видели, а там, почти согнувшись пополам и давясь от смеха, жена утирала слёзы.
– Это великая честь для нас, – она взяла себя в руки. – Но я не могу принять этот шлем. Когда муж поправится, вы сами вручите шлем ему лично. Я уверена, он будет счастлив и просто заплачет от такого подарка! А сейчас, если можно, я пойду – нужно посидеть у его кровати, мало ли что…
– Да, конечно! Мы придём завтра.
– Нет-нет!!! Что вы?! Врач сказал – две недели покоя. Как он встанет, первым делом найдёт вас.
На этом запись обрывалась.
– Ты знаешь, я уже просто не могла уже. Ещё чуть-чуть, и я бы расхохоталась. А они ещё минут десять что-то обсуждали у нас на лестничной клетке, потом стащили кактус с подоконника и ушли.
– Замечательно, а говоришь, не умеешь смешить. Я от души посмеялся. Кактус не жалей, у тебя их много. Они, наверно, его уже съели на ужин.
Жена улыбнулась и задумчиво проговорила:
– Кактус мне не жалко. На здоровье. Меня удивило другое, как это они Артура уговорили?!
– Ну тут-то как раз всё понятно. Четыре часа близкого общения в замкнутом пространстве. Ты представляешь, сколько там оставалось кислорода уже через полчаса! А Артур Абрамович выдержал целых четыре! Вот что значит гены. У него, наверно, историческая генетическая прививка на газовые камеры. Я бы не выдержал и часа. Если бы ты только знала, что это за букет ароматов… – он задумчиво посмотрел куда-то в пустоту, будто вспоминая. Потом нервно передёрнул плечами и произнёс:
– Ну что? Пойдём дальше по списку? Говоришь, правление хотят собрать, а без меня не могут набрать кворум для этого паноптикума? А давай позвони, пусть завтра созывают.
И заливисто расхохотался.
Шёл восемнадцатый день карантина…
День 19-й (15 апреля)
Он стоял на балконе и курил. От прекрасного утреннего настроения не осталось и следа. И причиной был не мелкий колючий снег, который кружил вокруг, норовил попасть в глаза и, прилипнув к окну, сползал по стеклу тонкими вялыми струйками. И ветер, совсем не апрельский, как будто чужой и нездешний, тоже не был тому причиной. Тем более этой причиной не была жена, которая подошла, взглянула на его застывшее лицо и, ни слова не говоря, ушла. Да он и сам, если бы его спросили, в чём причина, не смог бы вот так сразу, в двух словах объяснить. Наверно, он начал бы издалека, из очень-очень далёкого далека. Наверно, пришлось бы рассмотреть все три тысячи лет истории страны, всё, что особенно повлияло на то, как эта самая страна росла, взрослела и вообще жила эти три тысячи лет. Безусловно, он бы начал нервничать и горячиться, захотелось бы сразу выпить. Потому как разобраться во всем без пары бутылок вряд ли возможно. А после пары уже и не нужно.
Он просто курил. В голове уже в который раз прокручивались события прошедшего дня…
День начинался спокойно, даже скорее умиротворённо. Утренний завтрак с женой, телефонный разговор с мамой, потом с сыном. Просмотр новостей с различных сайтов. С утра даже проглядывало солнце, даря надежду на скорый отъезд на дачу. Но потом будто кто-то взмахнул палочкой, пожелав сменить картинку мягкой пасторали на чернушный НТВэшный сериал. И понеслось.
Зазвонил телефон, и голос на том конце проговорил:
– Максим Викторович, сегодня в двенадцать Добродольский хочет приехать к вам. Он везде доказывает, что вы не до конца выполнили акт и должны снести ещё и помещение проходной и тамбур и ещё что-то, одним словом, он знает, что вас нет на работе, и хочет показать власть, – это был его человек в префектуре, и он так ненавидел своих «отцов-начальников», что, увидев в его лице человека, который готов бороться с беспределом чиновников, с радостью сливал ему информацию.
Он посмотрел на часы. Естественно, не успевал. Да если бы и успевал, не поехал бы. И дело было даже не в пропусках и безопасности семьи, хотя и это останавливало, главным было то, что он боялся: не сдержится и сегодня точно убьёт эту мразь. Сразу вспомнилось, как два года назад это животное явилось к нему в первый раз…
В кабинет вошёл маленький, щуплый, в сутенёрской куртке с песцовым воротником и брючках в обтяжку человечек. Аромат женских духов, маникюр и грация движений не оставляли сомнений в его сексуальной ориентации. Рыжие волосы и лицо близкого родственника Шарикова делали его образ законченным. Оставалось только поставить на лоб печать, вызвать охранника и отправить его в барак на зону, развлекать ночами лишённую женского тепла публику. Пробубнив быстро казённое, без интонаций и пауз «Здрасьте, я сотрудник префектуры Добродольский Сергей Александрович», это нечто не стало размазывать вокруг да около, а с ходу заявило: