Страница 11 из 16
– Здравствуйте. Вставайте и стойте спокойно.
После этого она вытащила из кармана белый игрушечный пистолет, нажала на тумблер и уверенным движением приставила ему в лоб.
– Доктор, а последнее слово? А покурить в последний раз? Нельзя же вот так прямо сразу. Без суда и следствия.
– Молчите, – ответила женщина в чепчике и нажала на курок. Удивительно, но выстрела не прозвучало. Вместо этого женщина посмотрела на дисплей сбоку пистолета и засунула пистолет в карман.
– На что жалуемся?
Жена, явно раздражённо, сказала:
– Доктор, посмотрите на его глаза! У него давление, и явно большое.
– Во-первых, я не доктор. Я фельдшер. Во-вторых, полис есть?
Он решил взять ситуацию в свои руки. Видел он всё очень смутно, но слышал пока хорошо.
– Госпожа фельдшер, а вы хотя бы человеческий фельдшер? Или ветеринар? Нет, я все понимаю, все врачи отправлены на фронт борьбы с вирусным захватчиком, где героически борются с отражением агрессии, и мобилизованы все, включая ветеринаров. Вы только не обижайтесь. Мне просто интересно.
Он не мог видеть, каким взглядом посмотрела на него фельдшер, но жена, увидев этот взгляд, тут же поторопилась сказать:
– Вы не обращайте внимания! Он просто шутит! Он всегда шутит. Вы уже делайте что-нибудь.
Неврач приказала ему сесть и стала пристально вглядываться в глаза. Оттягивая веки и поворачивая его голову то вправо, то влево.
– Н-да… Выпивали?
– Когда?
– Сегодня. Сегодня выпивали?
– Нет. Сегодня не выпивал. Не успел. Только утро ещё. А что, уже надо было?
– Травмы головы были?
– Сегодня нет. Вообще, конечно, были.
– Какое давление у вас обычно?
– 130 на 100.
Женщина достала из ящика аппарат для измерения давления и, натянув ему на руку резиновый хомут, стала измерять. Получив показания, она пристально посмотрела на него и произнесла:
– Вам надо в больницу. У вас 220 на 130. Я вообще не понимаю, почему вы ещё можете разговаривать. Это гипертонический кризис. Но я вам не советую ехать в больницу. Вы там умрёте. Если не от инсульта, так от коронавируса, которым вас там заразят, точнее, вы сами в итоге заразитесь, а не заразитесь, так будете всё равно никому не интересны. Сейчас же в стране одна болезнь – корона, а на остальное махнули рукой.
Она устало вздохнула и стала быстро что-то записывать в тетрадку.
– Да я и не собирался, товарищ фельдшер. Надо ещё завещание написать, а уж потом тихо скончаться в кругу любящей семьи.
Она ещё раз смерила его усталым взглядом, повернулась к длинному, который все это время дремал, опустив давно не мытую голову себе на грудь, и, повышая голос, сказала:
– Сережа, сделай тройчатку, метопролол и реланиум.
Порылась в ящике, повернулась к нему и протянула таблетку:
– А это засуньте под язык. Никаких компьютеров, смартфонов и телевизоров. Для вас это смерти подобно сейчас. Спать. И если выживете, то потом по часу гулять на балконе и не нервничать.…
…Он допил чай. Потянулся к своим сигаретам, но передумал и достал из ящика пачку тонких, кем-то забытых, явно женских сигарет.
– Покурим пока вату. А что там в мире у нас? Насколько сжалась на горле человечества костлявая рука коронавируса? И когда же наступит тепло, чтобы свалить на дачу?
Он щёлкнул пультом телевизора, нашёл новостной канал и стал смотреть. Ничего принципиально нового за сутки его отсутствия среди живых, на планете и в стране не произошло. В Америке рыли братские могилы в парке.
– Почему в парке? – мысленно спросил внутренний голос.
Английская королева призывала богатых людей пожертвовать на борьбу с вирусом, те, наверно, из солидарности с такими же простыми миллиардерами со всего мира, отказывались это делать. Ярчайший политик Украины Виталий Кличко бодро рассказывал киевлянам, что практически справился с вирусом:
– Поглядите на статистику, если вчера в Киеве умирал каждый шестой заболевший, то сегодня уже каждый второй! Я обещаю и дальше поднимать эти показатели.
Потом показали выздоравливающий Китай, уже весь в огнях рекламы и фейерверках. Подошёл черед и родной страны… Оказалось, что пока он спал, ввели пропуска. Стало тревожно, а где его брать, этот пропуск. Но тут же мэр Москвы, явно посвежевший и стопроцентно вшитый, уже не мучаясь перманентным похмельем, рассказал, что пропуска получат все. А два миллиона уже получили. И, имея пропуска, все, кто захочет, сможет ездить. После его слов страх прошёл, но возник и не отпускал вопрос:
– А зачем тогда пропуска, если их получат все москвичи, кто захочет?!!! Может, легче и проще было ввести запрет на въезд в Москву НЕ москвичам, чем выдавать 22 миллиона пропусков?
Было непонятно. Точнее, наоборот – очень даже всё понятно. Ничего не менялось, и никто не думал действительно бороться с пандемией, кроме врачей. И, как бы подтверждая его слова, на экране появилась бывшая министр здравоохранения. Пряча за толстыми стеклами очков взгляд, она рассказала, как не покладая рук и из последних сил поднимает отечественную фармакологию. Речь была понятной. Непонятно было, почему она рассказывает всё это не из барака лагеря на Калыме, не из карьера с кайлом в руках, а из министерского кабинета. Ведь за весь этот развал медицины в стране её бы должны уже были расстрелять раз сто минимум! Но вместо этого отправили разваливать фармакологию…
Он выключил телевизор. Улыбнулся. Он ничего не пропустил!
– Ладно, Бог с ними, с министрами-онанистами. Скоро Пасха. Потом на дачу. А ещё столько дел. Надо маме позвонить, сыну, узнать, как там на работе. Телефон, наверно, оборвали, почту проверить. И главное – Танюшку обнять, поцеловать и сказать спасибо. И сегодня день рождения у любимого деда Пети. Царствие ему небесное! – он перекрестился. Не вовремя эта болезнь, выпить за деда не получится сегодня. Ну ничего, отметим на сухую. Он резко встал.
– Короче, Максим Викторович, включаемся! – громко сказал он и, улыбаясь, распахнул окно. Порыв весеннего воздуха выплеснулся ему в лицо и пронёсся по каждой его клеточке, наполняя таким простым и нужным словосочетанием:
– Будем жить!
Шёл семнадцатый день карантина…
День 18-й (14 апреля)
– Ну с этим понятно, надо оплатить интернет. Ты рассказывай, что интересного произошло, пока я был в летаргическом сне.
Жена разливала кофе по чашкам.
– Я и рассказываю. Что ещё… Звонил Артур председатель, звонил Лёха Кокорев, звонил Филонов. Всем нужно с тобой поговорить, у всех важно. Просили, что бы, как только так сразу.
– Понял. Позвоню. Ещё что?
– Звонил Александр Николаевич с работы, хотел рассказать про Васю, чем там дело кончилось. А главное! Чуть не забыла! Приходили эти, ну эти… Племя, как ты их называешь. Всё втроём. Я не открыла. Смотрела в экран домофона и разговаривала через дверь.
– Во-о-от! Это уже интересно! И что? Впарили они рукопись соседке?
Жена гордо упёрла руки в бока, приняла позу сахарницы и медленно, выговаривая с медью в голосе каждое слово сказала:
– Я, между прочим, разговор записала. Я же знала, что тебе будет интересно.
– Да ты что! Вот это я понимаю – жена Штирлица! А чего молчишь, всякую туфту тут рассказываешь, телефон оплати, с работы звонили, председатель, правление… Тащи быстрее запись! Будем слушать.
Жена усмехнулась, открыла смартфон и нажала куда-то на экран.
– Здравствуйте! Это мы, ваши соседки из 12-й квартиры! Откройте, пожалуйста! Нам нужно поговорить с Максимом Викторовичем! Это очень важно! – кричала мама-вождь. Бабушка и дочка выглядывали из-за её спины, широко улыбаясь и перебивая непонятными междометиями. Если судить по цветастости юбки мамы-вождя, натыканных в шлем голубиных перьев и ещё более яркой раскраске, у племени был праздник. Отсутствие на улице сезона дождей, а на лестничной клетке ритуального костра явно указывало на то, что торжество это выпадало из привычного календаря племени, и произошло действительно что-то сверхнеординарное. Крепкая стальная дверь не давала племени возможности использовать химическое оружие, и главе клана пришлось уповать исключительно на филологию. От переполнявшего её настроения вождь-мама подтянула уверенным отработанным жестом колготки и продолжила: