Страница 8 из 17
– Что?! – Положив голову на плечо, преподаватель слегка закосил левым глазом. – Поясните!
– Я думаю так: в одних случаях первичным бывает материя, а в других – сознание.
– Так, так… – произнес учитель, встревоженным взглядом окидывая притихшую аудиторию. – А пример привести можете?
– Конечно. Возьмем, скажем, техническое устройство. Никто же не станет спорить, что идея сначала родилась в голове изобретателя, а потом только она воплотилась в материальную форму. Значит, в данном случае первично сознание. А вот если кому-то на голову кирпич упал…
В аудитории захихикали.
– Довольно! – резко осадил меня Нариман Меджидович. – Если бы вы не ленились читать Ленина, то не стали бы говорить такие смешные вещи.
Оказалось, я живу недалеко от Наримана Меджидовича, и тот как-то пригласил меня к себе домой. Скоро я стал частенько посещать своего учителя. Субботними вечерами, чаевничая в просторной кухне, Нариман Меджидович разметал мои хрупкие гипотезы фундаментальными знаниями философии. Но иногда и мне удавалось бить его «освобожденной мыслью». В этих случаях преподаватель одобрительно хмыкал и похлопывал меня по плечу. Как я скоро понял, он возражал главным образом из желания обострить диспут, ему нравилось мое «фантазорство».
– Мысль нематериальна, – вдалбливал в меня Нариман Меджидович, – мысль – это физико-химический процесс, это движение. Не может быть мысли вне мозга.
– Но почему?! – горячился я. – Ведь если телепатия существует, значит, мысль распространяется за пределы мозга…
– Вот потому-то никакой телепатии нет, – перебивал меня Нариман Меджидович. – Читай Ленина.
– Ладно, пусть мысль нематериальна, – отступал я. – Но вот музыка, она тоже нематериальна. Однако музыка может огибать Землю посредством радиоволн, и мы воспринимаем ее с помощью радиоприемника. Почему же и мысль, подобно музыке, не может покинуть мозг, оседлав какую-нибудь энергетическую волну?..
Нариман Меджидович снисходительно улыбался и похлопывал меня по плечу.
Размышляя о телепатии, я не мог, конечно, не думать о том, собственно, природном механизме, который генерирует мысль. И в котором обитает наше «я». Мозг! Человеческий мозг!
Есть у технарей такое понятие – «черный ящик». Так обозначают систему, принцип работы которой непонятен. О том, как система функционирует, судят лишь по «вводу» и «выводу». Так вот, черепная коробка с происходящими в ней процессами представляется мне «черным ящиком». О психической деятельности судят косвенно, по входящей через дырочки в черепе информации об окружающей действительности и по тому, какими мыслями и делами эта действительность отражается. Именно отражается. Тогда-то меня осенило: «черный ящик» внутри – зеркальный!
Когда я поделился догадкой с Нариманом Меджидовичем, он спросил с иронией:
– Это как, моя голова что-то вроде дырявой шкатулки?
– Дырочки – это каналы органов чувств, – пояснил я. – Внутренние стенки шкатулки облицованы зеркалами. А проникающий через дырочки свет многократно отражается в зеркалах. Как в калейдоскопе, – добавил я. – Аналогия понятна?
– Не очень.
– Ну, хорошо… Вот другое сравнение. Существуют разные часы – песочные, механические, электрические. Механизмы часов различны, но все они отсчитывают время. Поэтому их можно сравнивать. Работа мозга складывается из множеств функций. Одна из них, как учил Ленин, отражательная, и здесь правомерно сравнение с зеркалом. Причем зеркала в «черном ящике» кривые. Обязательно кривые! Вот представьте обычное прямое зеркало. Вы видите в нем отражение объекта таким, каков он в действительности. При этом отражение не несет новой информации. Но тот же объект, отраженный в кривом зеркале, будет выглядеть иначе, соответственно, мы увидим нечто иное, новое. В этом, очевидно, и состоит принципиальное различие отражающей способности мозга человека и мозга животного. Мозг животного не генерирует мысль, ибо в «черном ящике» животного прямые зеркала. Кривизна же сознания – признак сугубо человеческий. В головах людей окружающая действительность отражается несколько искаженно, соответственно коэффициенту кривизны сознания. Благодаря этой кривизне человеческая психика не только отражает, но и некоторым образом преломляет окружающую действительность. Возможно, эта преломляющая особенность и рождает мысль…
– Что ж… – задумчиво произнес учитель, – Кривизна сознания, говоришь? Красивая метафора…
Летом 1964 года я окончил второй курс института и держал экзамен по марксистской философии. Я впервые увидел Наримана Меджидовича при галстуке, восседающим за длинным столом как-то скованно и торжественно. Учитель выставил мне «неуд». Забирая зачетку, я спросил, почему «неуд».
– Потому, – многозначительно ответил тот. – Вы идеалист. Когда-нибудь вы свернете себе шею.
Сказано было голосом строгим, в присутствии членов государственной экзаменационной комиссии. У меня потемнело в глазах…
Летом 1964 года Нариман Меджидович занимал должность старшего преподавателя кафедры философии. Кем бы он был не сто, а несколько сотен лет назад? Когда туман рассеялся, я увидел сквозь толщу времени, как черный пиджак обратился в судейскую мантию, а черный венчик волос – в магистерскую шапочку. Я увидел, как со знакомого лица выстреливает в меня жесткий инквизиторский взгляд. Несколько сотен лет назад – о, времена, о, нравы! – один такой взгляд отправлял на костер людей с диаметрально противоположными убеждениями.
Взгляд был косой. Нариман Меджидович, положив голову на плечо, сильно косил левым глазом. Здесь только я осознал, что это свойство косить, по существу, сводит на нет коэффициент кривизны сознания. Мой учитель желал видеть объективную реальность такой, какова она вне сознания, будучи уверенным: что криво, то плохо. Понимает ли он, что подобное стремление к «норме» приближает его к животному видению мира? Возможно, не понимает. А вдруг понимает?
7. Лосса в зазеркалье
Заглянуть в сказку непросто. Нужна особая настройка зрения, не прямая фиксация, а как бы насквозь. Вот!.. Вот она, девушка с развевающимися русыми волосами. Ее руки тянутся вверх, к звездам. Да, эти яркие пятнышки были звездами. Они окружали девичью фигуру, путались в разметавшихся по космосу волосах, скатывались с ее ладоней – целый хоровод. Я назвал бы эту картину «Звездный танец». Или «Вселенская Дева».
…Утром наступил кризис. Когда я проснулся, сосед по палате был в сознании. Он отрешенно смотрел сквозь оконное стекло в небо, на котором розовели редкие облачка. Голова запрокинута на высоко подложенные подушки, кадык натягивает сухую кожу шеи. Руки лежат поверх одеяла. Рыжеватые волосы, высокий лоб, впалые щеки, заросшие щетиной. На вид под сорок.
Его поместили в палату вчера вечером в бредовом состоянии. Он тяжело дышал, порывался встать, кого-то отгонял от себя. Несколько раз приходила сестра и добавляла в капельницу лекарства. К утру состояние улучшилось, сосед пришел в себя, слегка постанывал, облизывая потрескавшиеся губы…
Сначала он молчал, потом посмотрел на меня, кивнул в знак приветствия и спросил, как звать. Представился и он – Петр. Петр Цыбульский. Но знакомые кличут его Цыбой.
В палату женщина вкатила тележку с передвижной больничной библиотекой. Цыба взял лежащую сверху книгу. Я же от нечего делать наблюдал за маленьким пауком, который на едва видимой нити толчками опускался с потолка на подушку. Тут я вспомнил о калейдоскопе. А что, если поместить паучка внутрь… радужные узоры станут более замысловатыми? Я торопливо взял с прикроватной тумбочки игрушку. Отвинтил заднюю крышку и расположил пластмассовую трубку так, чтобы паук опустился прямо на груду разноцветных стекляшек.
Я смотрел в калейдоскоп, ощущая на себе пристальный взгляд соседа. Через короткое время тот сказал:
– Говорят, пауки удачу приносят. Должно быть, скоро добрую весть получите. – Затем протянул в мою сторону руку: – А мне можно поглядеть?