Он и Я

Нет, Таир, конечно, видел меня голой. Но тогда это была вызывающая демонстрация, сейчас же – унизительная безалаберность.

Он спокойно идет в ванную. Я, сгорая от небывалого смущения, плетусь следом.

– Почему ты такой злой сегодня? – бубню обиженно, пока раскладываю аптечку.

Взгляд не сразу решаюсь поднять, но и помалкивать, как провинившаяся собачонка, я не умею.

– Разве я злой, Катенька? Злым ты меня еще не видела.

По спине сумасшедшая волна дрожи катится, когда Тарский, словно в назидание, зовет меня столь ласково. Зачем? Я тогда сдуру просила. А теперь не могу совладать с разбушевавшимся волнением. Мое тело словно незащищенным в зону турбулентности вошло. Черт, физически себя выдаю. Вся трясусь рядом с ним.

Зато он спокоен, будто удав во время удушения жертвы.

– А как же то, что было в тире? – припоминаю севшим голосом.

– Это не злость.

– Что же?

Я была уверена, что он в ярости.

– Не надо тебе знать.

Что еще за загадки, блин?

– Почему?

– Потому. Принимайся за работу, Катерина, – поворачивается спиной, давая понять, что разговор окончен.

Был бы передо мной кто-нибудь другой, сорвала бы этот пластырь рывком, чтобы в глазах потемнело. Но с Таиром я, конечно, так не могу. Осторожно поддеваю края, прежде чем полностью содрать. Столь же деликатно, как и вчера, обрабатываю.

– Ты не сказал мне, как это случилось? – оживаю, заканчивая промывать рану. Находясь за его спиной, без зрительного сканирования, успеваю вернуть себе самообладание. – Это связано со мной?

– Нет, – все, что он произносит.

И дальше молчит. Дую на рану, чтобы быстрее просохло. Смуглую кожу вокруг рваных краев стягивает мурашками. Это, понятное дело, естественная реакция на раздражитель, но я успеваю пофантазировать, будто подобное могло случиться исключительно на меня.

Ну, что я за дурочка?

Чтобы как-то тормознуть буйные мечты и увести мысли в другое русло, прочищаю горло и задаю новый вопрос:

– Тебе угрожает опасность?

– Нет.

– Мне?

– Нет.

Хмурясь, клею свежий пластырь.

– Тогда почему ты держишь меня взаперти? – недоумеваю.

– Так надо было.

– Было? – хватаюсь за прошедшее время.

Не могу погасить надежду.

– Сегодня сможешь выйти.

– О, Хоспади, хеарр Ханс Ланґе! – с восторгом взбиваю своим неидеальным хрипом воздух. Тарский оборачивается. Смотрит холодно, мастерски понижая температуру моего тела. Салют, озноб. – То есть… Извини-извини, – язык от волнения путается. – Я хотела просто сказать…

– Только не думай, что это результат твоих требований, – сухо вбивает мне он.

– Поняла, – в тон ему лепечу достаточно сдержанно. – Спасибо, Гордей.

[1] Если без издевательств, немецкое «herr» звучит вполне прилично. Фамилия Ланге переводится как длинный (большой).