Страница 4 из 6
– Твои друзья вели ведь какое-то самостоятельное расследование?
– Да, для себя мы многое выяснили. Но, к сожалению, достать вещественные улики или документальные подтверждения случившегося мы не смогли. Сколько бы я ни делала сегодня публичных заявлений, они будут недоказуемы.
Не раз обращалась к различным адвокатам с предложением взяться за это дело, но они реагировали без энтузиазма. Видимо, не верят, что смогут выиграть, или боятся тех, кто стоит за этим убийством. Да что о них говорить, если даже неоднократные обращения к генпрокурору России Степанкову ни к чему не привели.
– Если дело все-таки окончательно прикроют, ты успокоишься на этом?
– Ну, как можно успокоиться? Я просто понимаю, что на сегодняшний день – бессильна. Но все тайное когда-нибудь становится явным.
– Интуитивно ты предполагаешь, что преступник находится в России?
– Да. И я догадываюсь, кто это.
Если ответ на вопрос об убийце Талькова с каждым днем становился все мутнее, то главного виновника драмы наш эстрадный цех определил сразу и однозначно. У Азизы Мухамедовой, ставшей для ряда своих коллег нерукопожатной, карьерные перспективы резко потускнели. О разборке в «Юбилейном» и ее последствиях певица публично не высказывалась очень долго. Возможно, впервые проникновенно и не односложно на эту тему Азиза поговорила в марте 2014-го в моей авторской радиопрограмме на «Сити FM».
«Когда произошла та трагедия, я от потрясения наполовину поседела и потеряла голос. Через пару дней после «Юбилейного» планировались мои стадионные концерты в Беларуси. Естественно, я сказала, что не могу ехать на гастроли. У меня, по ощущениям, просто земля из-под ног ушла. Хотя мне звонили и мои директора, и организаторы с белорусской стороны, говорили, что билеты никто не сдает, публика продолжает меня ждать. После выигрыша «приза зрительских симпатий» на Юрмале-88, я к 91-му году как раз была на самом взлете, сформировалась моя аудитория. И она не отказалась от меня в одночасье, пока все СМИ усиленно муссировали подробности событий в «Юбилейном», не разобравшись в ситуации, и постоянно упоминали мое имя. Публика не пыталась меня «добить». Но все равно я была не в состоянии выступать, ни морально, ни физически. Меня словно заживо похоронили. Не то что петь, разговаривать не хотелось. Все произошло внезапно и странно. Для меня это до сих пор потрясение. Пусть кто-то говорит о некой политической акции или спланированной мести, лично я считаю, что это была банальная закулисная драка молодых ребят, которым было по 25–30 лет. В то время все были такие бравые, и у кого оружие огнестрельное, у кого кинжал, ох…, у кого что. Все задиристые, играли в какую-то войнушку, и доигрались.
Впоследствии я выкарабкалась только благодаря своей публике. У меня был сценический имидж сильной женщины, женщины-вамп, словно я не из Узбекистана, а из каких-то древних воинственных племен. А на самом деле я – восточная женщина, со своими комплексами, страхами, и та ситуация меня сильно подкосила. Знакомые спрашивали: «Чего ты не выходишь к журналистам? Не объясняешь, что не виновата». Но меня отец воспитывал как мальчика и говорил: никогда не оправдывайся. Если что – дай сдачи. А в этой ситуации мне сдачи давать было некому. Ощущала какую-то борьбу с ветряными мельницами. Не знала, кому и что доказывать? Сама себе не могла объяснить: что произошло? Я была 27-летней девушкой, недавно приехавшей из Ташкента, открытой, доброжелательной, доверчивой. И вдруг в моей жизни случилась такая… подстава. Даже не подстава, меня в принципе никто не подставлял. Но… Это же как раз шоу-бизнес начинался. Люди, которым было неугодно, что я как певица, актриса занимаю слишком большое пространство на сцене и под солнцем, после той истории нашли предлог и чуть что говорили: ой, давайте Азизу вырежем из эфира, или не возьмем в ту или иную программу. В общем, начались манипуляции. Мне не давали выхода на телеэкраны, хотя публика продолжала идти на мои концерты.
– Когда ты вновь стала контактировать с Лолитой Милявской, Александром Цекало, Олегом Газмановым?
– После трагедии очень многие артисты, в том числе Лолита, Саша Цекало, Олег Газманов, не хотели выходить со мной на одну сцену. По-моему, они даже письмо какое-то составили и подписали. И к Пугачевой с ним пришли, чтобы она тоже подписала. Мол, объявляем Азизе бойкот, потому что из-за нее произошла такая драка, погиб наш коллега, и теперь ей не место среди нас. В общем, «сжечь на костре», «пепел развеять по ветру» и все такое. На что мудрая Алла Борисовна сказала, чтобы все занимались своим делом и что-то еще в своем стиле. На этом все закончилось. Некоторое время я почти ни с кем из коллег не виделась. Но прошли годы, кто-то из них что-то переосмыслил, к чему-то стал относиться иначе, в том числе ко мне. Лолита пригласила меня в программу «Без комплексов», которую она вела. Позвонила по-дружески, по-человечески. И с Сашей Цекало где-то пересеклись, и никакого негатива с его стороны я не заметила. А Леша Глызин, который со мной вообще долгие годы не здоровался и глаза отводил, когда мы вместе снимались в телешоу «Ты – суперстар!» подошел и сказал: «Боже мой, какие мы были молодые дураки, и неправильно все представляли». Он у меня даже просил прощения. Вот Газманов – да, до сих пор как-то странно меня воспринимает. Если здороваюсь с ним, не понимаю, он меня замечает или нет. Но я не осуждаю никого. Ради бога, создали свое мнение, придерживайтесь его и дальше. Поменяли – тоже ваше право.
– Валерий Шляфман не убивал Талькова?
– Нет.
Буквально накануне той поездки в Петербург Тальков общался со мной по телефону. Он недавно забрал сына из школы, дабы его обучали не «по советским методичкам», а иначе. А в стране как раз разворачивалась дискуссия о государственном и частном образовании. Для «Учительской газеты», в которой я тогда работал, тальковский пример был весьма кстати. Тут еще День Учителя на пороге – то самое 6 октября. Договорились «после Питера» встретиться, подробнее обсудить новую учебу Талькова-младшего – тоже Игоря (который позже станет музыкантом и в 2006-м споет дуэтом с… Азизой). Не довелось.
Свое последнее интервью для одного журнала Тальков дал мне месяцем раньше. В начале разговора ему позвонил гитарист его группы «Спасательный круг» Геннадий Берков и услышал следующее: «Гена, тут ко мне со студии Никиты Михалкова приходили. Предлагают сниматься во французском фильме. Им нужен крутой русский бард, обратились к Михалкову, он направил ко мне. Хотят отснять наш концерт, плюс у них еще сценарий с ролью, так что фильм, кажется, художественный. По-моему, неплохо. Мы туда можем включить и все наше новое…».
– Игорь, а ты бард? Я как-то на твоих афишах видел даже определение рок-бард.
– Я себя так не называл. Это несколько лет назад сделали, анонсируя мои концерты, некоторые газеты. И определение как-то закрепилось за мной. Поначалу смутился, а затем подумал – почему нет? Рок – музыка протеста, а я протестую своей музыкой. Протест не обязательно выражать в «металлическом» стиле, можно и под балалайку. Ну, а бард – это человек, выражающий то, что его волнует, с помощью собственной музыки и стихов. Так что название «рок-бард» в принципе справедливо. Но года два назад я, тем не менее, попросил убрать его с афиш.
– И на что направлен твой протест?
– Он направлен против зла, насилия, умышленного развала моей Родины. Против правительств, что правили ею начиная с 1917 года. Считаю, что эти правительства боролись с Богом за право обладания этой землей и служили впрямую сатане.
Я не молчал и в прежние времена, другое дело, что не имел сцены. Еще в 1975-м в Туле на площади сказал все, что думаю о Брежневе. Мне было восемнадцать. Потом затаскали по разным инстанциям, в КГБ. Собирались посадить. Выручил мой друг Анатолий Кондратьев, известный велогонщик. Он был тогда в Туле очень популярен. Мы с ним вместе в одной группе играли. Мне удалось избежать суда. Потом отправили в армию. Вторую попытку сделал в Москве в восьмидесятом. Директор одного клуба пригласил выступить на дискотеке. Песен у меня уже было много, но никто их не знал, а тексты – примерно теперешние. Ну, в общем… Вот на стене афиша старая: «Завтра в помещении столовой состоится концерт автора и исполнителя своих песен Игоря Талькова. Вход бесплатный». Так после той дискотеки меня и в столовую больше никто не звал. Ко мне тогда подбежал тот директор, совершенно бледный, и начал лепетать: «Что ты наделал! Ты соображаешь, что спел? Ну, ты меня убил!». Больше до 1987 года у меня не было возможности публично выступить. А как только стала популярной песня «Чистые пруды», мне дали сцену. Я сразу начал петь то, что хотел.