Страница 114 из 136
Глава 8.
Пекло.
Дом.
- Сын... - голос Горца надтреснутый и в нём чувствуется такая усталость, такая печаль. И ему всё равно. - Ты пришёл... оставь... я не жилец... оно... оно уже проникло в меня...
Дима чуть отстранился, посмотрел в грязное, обросшее лицо отца, в его печальные, уставшие глаза. Его собственные сверкнули янтарём, гневно.
- Не затем я пёрся через половину Улья, чтобы оставить тебя здесь, папа. Удумал тоже, помереть... бросить всех. Нет. Ты будешь жить. Ради неё. Ради меня. Ради себя самого, понял? - он чуть повысил голос.
Горец снова сфокусировал взгляд.
- Ты не понимаешь...
- Всё я понимаю. Давно уже понял. И давно надо было тебя найти, вытащить из этого дерьма, в которое ты сам себя загнал, отец. Так что давай, напрягись. Один раз, - он глянул вниз, оценивая картину.
- Сын...
Медоед снова глянул в лицо отца. Взгляд его с каждой минутой становился всё осмысленнее.
- Мне не чудится? Это же ты, Дима?
Медоед улыбнулся, слёзы текли по его лицу против воли. Каким он помнил отца, сильным, рассудительным, а сейчас... сейчас надо помочь ему снова стать тем же. Не обрубком с кашей безумия в голове.
- Это я, пап. На самом деле, прохрипел Дима.
- Я видел её... и хочу к ней...
- Я тоже вижу её иногда. Во снах... но я здесь. И ты мне нужен...
- Зачем..? Ты ушёл...
Злость сама собой рванулась в душе Димы, но он подавил этот порыв.
- Потому, что я твой сын. А ты мой отец. И мы должны жить... ради мамы...
- Должны жить... - прошептал он, словно пробуя на вкус эти слова. - Я не смогу... я слаб...
- Куда ты денешься, отец... я тебя не брошу, я помогу. Будет больно. Надо потерпеть...
Лишь бы не умер теперь от ран, подумал Дима. Сколько он здесь просидел...
- Долгость... мы сохранять... временность он... малость возможние... - ржавой пилой по металлу проскрежетали слова Близнеца, того, что находился здесь, второго. Дима понял. Иной был рядом, не давал отцу стать такой же стекляшкой и тоже ослаб.
- Давай выбираться отсюда. Подлечу тебя, всё будет нормально, пап. Готов?
Горец выдохнул, пробормотал что-то. Эмоций у него почти не было. Равнодушие к своей участи, к жизни. И тут же ощущалась слабая, только-только родившаяся или воспрявшая из пепла воля. Та самая, несгибаемая, не давшая тогда умереть Сойке, та самая, переборовшая Иного, когда Нестор появился в первый раз и другого, Серого, который почти убил их троих. Дима "надавил" на это, снова посылая мысле-образы отцу.
- Я слышу тебя, сын...
- Держись тогда. И не смей умирать. Будет больно. Вот, съешь, - он вложил Горцу в рот чёрную жемчужину.
И Медоед обхватив отца, о Пекло, какой же он худой, сдёрнул его с Черноты. Захрустело стекло. Отец зарычал, вцепился свободной рукой в плечо Димы. Пальцы второй руки рассыпались чёрными осколками, пошла кровь, досталось и кисти. Ноги, ступни, голени, остались с одной стороны совсем без мяса, обнажив кость и тоже пошла кровь.
Быстро подняв отца на руки, как любимую женщину, Пекло, да он и не весит ничего, Дима понёс отца с Черноты, оставляя за собой дорожку из крови, быстро "спекающейся" в стеклянные осколки.
Перенеся отца на землю, Горец стонал, Дима метнулся к рюкзаку, оставленному за Домом, вернулся, распотрошил его, нашёл подсумок с медикаментами. Спек, это первое. Шприц с белой жидкостью оказался в руке. Горец быстро терял кровь, раны страшные, особенно на ногах. Без раздумий, содрав с груди полуистлевшую тряпку, воткнул иглу в сердце. Прошло несколько секунд и Горец глубоко вдохнул, с хрипом, словно вынырнул из воды.
- Серпы...
- Позже. Терпи! - Медоед прижал отца к земле и принялся обрабатывать его раны. На краях оставались кусочки стекла, пришлось наживую соскабливать их Крюком. Действовал по наитию, хотя и проходил у Мятного краткий полевой курс медицины. Давно, правда, но воспоминания сами-собой всплыли из памяти. Работал быстро и спустя полчаса уже обматывал бинтами чистые, залитые биогелем раны. Ещё не мешало обмыть отца полностью, но это позже, пусть в себя придёт сначала хотя бы немного.
Горец уснул, спек уже перестал действовать. Дима устало огляделся. Здесь почти ничего не изменилось, только травой всё поросло, да стёкла окон Дома пылью затянуло.
В Доме тоже всё было так, как и помнил Медоед с того последнего дня, когда находился здесь. Отец, до странности, ничего не тронул. Пустой холодильник, рядом только несколько палетов с бутылками воды, один из которых Дима использовал, чтобы промыть раны отца. Надо смотаться на ближние кластеры, еды натаскать, отцу много понадобится...
***
Пекло.
Дом.
Три дня спустя.
Первые сутки Дима почти не отходил от Горца, сидел рядом, держа за здоровую руку. Отец, в основном, спал. Иногда во сне бредил, вскрикивал и просыпался, найдя взглядом Диму успокаивался и крепче сжимал его руку, словно боясь остаться один, снова потерять. У Димы сердце кровью обливалось, когда он смотрел на отца. И в голове тяжкие мысли и переживания, которые не выбросить и не отгородиться. Поговорить пока не удавалось. Горец был слишком слаб. Медоед скормил ему все свои припасы. Найденные в Доме консервы использовать не стал, половина банок вздулись, а остальное и проверять не стал, выбросил на Черноту.
На второй день Дима-таки решился оставить Горца и ушёл на ближайший городской кластер за едой. Потратил на это половину дня, но задачу выполнил. Отец так и спал. Это хорошо, думал Дима, смотря на него и внутри всё сжималось. Идиот, думал парень про себя, какой же он дурак... зачем ушёл тогда, после смерти мамы. Мог ведь и слова найти нужные, успокоить, не дать отцу скатиться в то безумие, на которое он себя обрёк... да, пришлось бы тяжело, но они бы остались вместе и вместе бы пережили эту страшную потерю.
Отца Дима обмыл вечером, когда менял повязки, потратил на это почти всю воду. Кое-как подстриг ему волосы. Бороду трогать не стал, сам потом побреется, когда восстановится. Или оставит, не это важно, главное, чтобы в себя пришёл. Исхудавшее, в шрамах, тело Горца привело сына в ужас. Еще и раны эти... слёзы сами-собой наворачивались...