И снова здравствуйте!

После появления «теломерной терапии» демографическая ситуация в мире в который раз радикально поменялась. Ну, как минимум, в наиболее развитой его части… Дело в том, что самым приемлемым возрастом для старта этой терапии считались двадцать пять лет. Тот есть тот момент, когда организм находиться на пике, но процессы естественного роста уже точно завершились. Потому что теломерная не только почти в два раза замедляла процессы старения организма, но и, параллельно, ещё точно так же замедляла и процессы его развития. Не все и не настолько же, но, скажем, процесс формирования мышечной массы точно замедлялся. Как и процесс формирования новой костной ткани. То есть тем же спортсменам и выздоравливающим приём этих препаратов был категорически противопоказан. И с беременностью дело обстояло точно так же – приём препаратов теломерной терапии во время беременности гарантировано проводил к недоразвитию плода… Всё это привело к тому, что, вопреки всем прежним тенденциям, «мамочки» резко помолодели. Большинство молодых женщин теперь предпочитало поскорее родить двоих-троих детей подряд, чтобы к двадцати пяти годам уже выполнить, так сказать, свой долг перед семьёй и природой и спокойно «сесть» на теломерную терапию. Чем плохо-то в пятьдесят пять лет, то есть в возрасте, когда эффективность теломерной терапии резко падает, а затраты на неё сильно возрастают, иметь организм, которому биологически только-только исполнилось сорок…

Так что всё было закономерно. Алёне уже двадцать, замуж выскочила полгода назад – самое время рожать. Но, всё равно – новость ошеломила. Я встревоженно нахмурился. А потом похлопал по карману рубашки и досадливо сморщился. Вот ведь растяпа – «валидол» на кухне забыл! На самом деле эти капсулы назывались как-то по-другому, куда боле заковыристо, но предназначались для того же самого, для чего и валидол. Вот я их так и называл. Стар уже всякие заковыристые слова запоминать… Потом перелистнул пару окон. Да уж, выросла девочка… а и хорошо! Жизнь продолжается, дети рождаются – чему тут печалиться-то? Я улыбнулся и, закрыв окна, открытые правнучкой, вывел на экран текст своей новой книжки.

Писателем я стал совершенно неожиданно для себя. Скажи мне кто году, эдак, в девяностом, что меня ждёт подобная стезя – я долго ржал бы и крутил пальцем у виска. Потому что всегда не любил писать. Ну вот совсем. Ненавидел практически. Преподаватели в военном училище регулярно гнобили меня за слишком скудные и куцые конспекты, а когда я выпустился и стал молодым взводным, то любой проверяющий, который прибывал на мои занятия с личным составом, непременно отмечал в замечаниях, что «план-конспект занятий недостаточно проработан». И вот на тебе такой поворот… А вот читать я любил с детства. Да что там любил… я просто глотал книги! Может оттуда всё и пошло. Ну, типа, не нашёл книгу, которую захотел прочитал – вот и пришлось написать её самому…

Проработав до полудня, я поднялся из-за стола и, со скрипом потянувшись, двинулся в прихожую. Одеваться. Каждый день, если на улице не было дождя или сильного ветра, у меня была двухчасовая прогулка в парке, расположенном неподалёку от дома, за время которой я должен был находить не менее шести километров. Пока жена была способна ходить – мы гуляли вместе. У нас даже были отработаны два основных маршрута, которые назывались: «вокруг озера» и «вокруг двух», а также дополнительный, «включающийся» после того, как пройдены основные. Он именовался «а давай ещё вокруг оврага кружок сделаем»? Но и после её ухода прогулки так же остались непременным пунктом распорядка. Ибо старые суставы просто не выдерживали долгого ограничения подвижности при работе за компьютером. Так что если, не дай бог, у меня начинало, как я это называл, «переть», то есть текст шёл, да так, что я забывал о времени и пропускал установленные сроки прогулки, то подобный «творческий порыв» всегда заканчивался тем, что в конце него я выбирался из-за компа кряхтя, подвывая и упираясь кулаком левой руки в занемевшую поясницу. Ну и коленки тоже начинали вовсю «стрелять» болью. Так что даже во время подобных «творческих порывов» приходилось всё равно следить за временем и выбираться на прогулку, наступая, так сказать, на горло собственной песне… Впрочем, подобные «порывы» нынче случались у меня не так уж и часто. Последний такой был, дай бог памяти, месяца четыре назад, а то и раньше. А всё остальное время, наоборот, приходилось мучаться и напрягаться, выдавливая из себя новые строчки. Увы, после смерти жены работа над текстами шла очень уж туго. Похоже, вместе с её смертью из моей жизни ушло что-то очень важное и очень значимое, что, во-многом, и составляли её смысл. Но ничего более я делать не умел. Вот не завёл себе никакого хобби. Не собирал корешки и веточки в парке, чтобы делать из них всякие поделки, не выжигал на досках, не рифмовал стихов – только писал книги. А сидеть ничего не делая и тупо пялиться в телевизор у меня не получалось и раньше.

Первый, так сказать, «подход к снаряду» у меня случился ещё в школе. Начитавшись фантастики я взял, да и написал письмо братьям Стругацким. Так, мол, и так – хочу написать фантастический роман, сюжет такой-то. Если честно, писал, не надеясь на ответ. Ведь кто я – обычный школьник, а они – мэтры, гении, фигуры! Но, параллельно с этим, крутилась в голове потаённая мыслишка и о том, что я ох какой классный сюжет придумал. Так что может мэтры оценят и как напишут по нему книжку, на обложке которой, само собой, появятся не две, а три фамилии… Да, даже если и нет – всё равно, появится книжка, которую я хочу прочитать. Ну недаром же я её придумал! Ну ладно, не книжку, а тот сюжет, на основе которого её напишут…