Страница 305 из 335
Усиноскэ подошел к мальчику и положил ему руку на плечо.
– Ты плачешь?
– Нет, конечно! – покачал головой Иори, хотя лицо его было мокрым от слез.
– Знаешь, как выкапывать дикий картофель?
– Конечно.
– Вон там я приметил несколько кустов. Проверим, кто быстрее выкопает.
– Давай!
День клонился к вечеру, но надо было еще о многом поговорить, поэтому Хёго предложил Гонноскэ пожить несколько дней в замке. Гонноскэ предпочел продолжать путь. Стали искать мальчиков.
– Вон они, что-то копают, – указал Хёго.
Иори и Усиноскэ были поглощены работой, которая требовала сноровки. Хрупкие корневища дикого картофеля глубоко сидели в земле. Взрослые подошли к мальчикам и некоторое время стояли молча, наблюдая за ними. Первым их заметил Усиноскэ. Мальчики рассмеялись и с двойным усердием продолжили работу.
– Я первый! – воскликнул Усиноскэ, вытаскивая длинное корневище.
Иори поднялся, держась за поясницу, как старый крестьянин.
– Мой корень придется копать до ночи, – проговорил он. С сокрушенным видом Иори отряхнул землю с одежды.
– Ты уже порядочно выкопал. Давай я достану, – предложил Усиноскэ.
– Не надо, – перехватил Иори руку Усиноскэ. – Ты можешь повредить корень.– Иори осторожно засыпал клубни и примял землю.
– Тогда прощай! – произнес Усиноскэ, с гордостью перекинув через плечо длинное корневище. Кончик корня оказался отломленным.
– Проиграл! – сказал Хёго. – Ты выиграл поединок, но проиграл в сражении с картофельным корнем.
ПОДМЕТАЛЬЩИКИ И ТОРГОВЦЫ
Облетали побледневшие лепестки вишни, навевая грустные воспоминания о минувшем, когда Нара была столицей. Было жарко, но Гонноскэ и Иори бодро шагали вперед.
– Он все идет за нами. – Иори потянул за рукав Гонноскэ.
– Делай вид, будто не замечаешь, – не оглядываясь, ответил Гонноскэ.
– Мы видели его на постоялом дворе, где ночевали.
– Не волнуйся, взять грабителю у нас нечего.
– А наши жизни? Это совсем не пустяк.
– А за нее мы постоим,– ответил Гонноскэ, крепче сжимая дубинку.
Гонноскэ знал, что шедший следом человек – тот самый отшельник, который накануне вызвал на поединок Нанкобо, но не мог предположить, почему тот преследует их.
– Он исчез, – сообщил, оглянувшись, Иори.
– Устал, верно, – ответил Гонноскэ. – От этого мне, правда, не легче.
Переночевав в придорожной деревне, Гонноскэ и Иори утром следующего дня добрались до Амано Кавати. Это была деревенька, тянувшаяся вдоль прозрачного горного ручья. Гонноскэ пришел сюда, чтобы поставить в храме Конгодзи табличку в память о матери. Конгодзи еще называли «Женской горой Коя». Первым делом он хотел найти женщину по имени Оан, которую знал с детства, и попросить ее иногда возжигать благовония перед поминальной табличкой.
В деревне Гонноскэ сказали, что Оан – жена Тороку, винокура при храме. Гонноскэ недоумевал, услышав такое, потому что при входе в храм висели объявления, запрещавшие сакэ и прочие горячительные напитки на всей его территории. Могла ли там находиться винокурня?
Все выяснилось из разговора с самим Тороку, который вызвался договориться с настоятелем храма относительно объявления. Тороку рассказал, что в свое время Тоётоми Хидэёси похвалил сакэ из винокурни при храме, и монахи решили построить специальную винокурню для поставки сакэ Хидэёси и другим даймё, которые покровительствовали храму. После смерти Хидэёси производство сократилось, но до сих пор сакэ поставляли некоторым знатным семействам.
На следующее утро, когда Гонноскэ и Иори проснулись, Тороку уже не было дома. Он вернулся после полудня с сообщением, что настоятель готов их принять.
К удивлению Гонноскэ и Иори, настоятель, полноватый человек, был одет в поношенное облачение, как простой монах. Его наряд дополнили бы посох и драная тростниковая шляпа.
– Это те люди, которые заказывали молебен? – добродушно спросил настоятель.
– Да, – ответил Тороку, касаясь лбом земли в поклоне.
Они прошли зал Якуси, трапезную, одноярусную пагоду – сокровищницу, кельи монахов. Перед входом в зал Дайнити к настоятелю подошел молодой монах. Настоятель что-то сказал ему, и тот, достав огромный ключ, открыл двери.
Гонноскэ и Иори опустились на колени. Перед ними возвышалась трехметровая золоченая статуя Дайнити, верховного Будды одной из мистических сект. В алтаре появился торжественно облаченный настоятель, он начал читать сутры. Теперь он выглядел внушительно и величаво, как и подобает настоятелю храма.
Легкое облачко затуманило взор Гонноскэ, и вдруг он увидел перевал Сиёдзири, где он сражается с Мусаси, а мать, сидя с прямой, как доска, спиной, наблюдает за ними. Он услышал ее голос, который спас его от смерти.
Когда Гонноскэ вернулся к действительности, чтение молитвы закончилось, и настоятель ушел. Рядом сидел Иори, завороженно взиравший на статую Дайнити, шедевр великого Ункэя, жившего в тринадцатом веке.
– Это моя сестра! – произнес мальчик. – Этот Будда похож на мою сестру.
Гонноскэ рассмеялся.
– Ты что выдумал? Ты ведь ее никогда не видел. Такого милосердного и отрешенного лица, как у Дайнити, не может быть ни у одного смертного.
– Я ее видел! – тряхнул головой Иори. – Даже говорил с ней. Это было в Эдо, недалеко от усадьбы князя Ягю. Я не знал тогда, что она моя сестра. Когда настоятель читал молитву, статуя вдруг обрела ее лицо и что-то мне сказала.
Они вышли из храма и сели на ступеньки, все еще переживая волнение, вызванное поминальной службой.
Невдалеке старая монахиня в шелковой белой повязке на голове и немолодой дородный человек мели дорожку. На мужчине были простое хлопчатобумажное кимоно и безрукавка. На ногах соломенные сандалии с кожаными носками, на боку – короткий меч.
– Ты устала, мама. Отдохни, я один домету, – сказал мужчина. Монахиня засмеялась.
– Я-то не устала, а у тебя с непривычки горят ладони.
– По правде, уже мозоли натер.
– Хорошая память о храме.
– Мне нравится работать. Я чувствую себя обновленным. Наш скромный труд угоден богам.
– Пора, уже темнеет.