Страница 204 из 335
– Не унывай! – подбодрил его Мусаси, хлопнув по плечу. В этот момент он как никогда остро почувствовал слабость друга детства. – Что было, то было. Забудь о прошлом! Пропало пять лет, ну и что? Начнешь налаживать жизнь на пять лет позже, только и беды. Минувшие годы тоже многому научили тебя.
– Проклятое время!
– Забудь их. Кстати, я только что видел твою мать.
– Да что ты!
– Теперь я все чаще задумываюсь, почему ты не унаследовал от нее силу воли и настойчивость.
Мусаси недоумевал, почему сын Осуги вырос бесхарактерным и слабым. Мусаси хотелось как следует встряхнуть Матахати и сказать ему, какой он счастливчик, потому что жива его мать. Чем унять ненависть Осуги? Способ один – сделать из Матахати человека.
– Матахати, – строго произнес Мусаси, – почему ты не хочешь порадовать матушку? У меня нет родителей, а ты неблагодарный сын. Ты способен внешне проявлять к ней уважение, но по существу не ценишь счастье, выпавшее на твою долю. Будь у меня такая мать, я бы из кожи вылезал, чтобы добиться чего-то в жизни, зная, что на свете есть человек, радующийся моим успехам. Избитые слова, но в них правда жизни. Я – бродяга и лучше других знаю, что такое одиночество. Порой я едва не плачу, что со мной нет никого, кто разделил бы мой восторг от красоты природы. – Мусаси перевел дыхание и взял Матахати за руку. – Сам знаешь, что я прав. Я говорю, как твой старый друг и земляк. Прошли те дни, когда мы собирались на бой при Сэкигахаре. Сейчас нет войн, но выжить в мирной жизни тоже непросто. Ты должен сражаться, передумать свою жизнь. Если решишься начать жизнь заново, я помогу чем смогу.
По щекам Матахати катились слезы, падая на их сомкнутые руки. Слова Мусаси напоминали материнские наставления, но сейчас они почему-то глубоко тронули Матахати.
– Спасибо! – сказал он, вытирая слезы. – Я сделаю, как ты сказал. Начну новую жизнь сегодня, сейчас же. Ты прав, я не гожусь для боевого искусства, но пойду в Эдо, найду учителя и буду прилежно заниматься.
– Я помогу найти хорошего наставника и работу. Будешь работать и учиться.
– Да, воистину новая жизнь! Меня, правда, беспокоит еще кое-что.
– Что? Обещаю свою помощь, чтобы заставить твою мать забыть ее ненависть.
– Неловко, право... Видишь ли, моя спутница. Она... не могу вымолвить ее имя...
– Будь мужчиной!
– Не сердись на меня, но ты ее знаешь.
– Кто же?
– Акэми.
От удивления Мусаси замолк. «Хуже не придумать!» – решил он, но вовремя спохватился, чтобы не высказаться вслух.
Конечно, Акэми не столь порочна, как ее мать, но была легкомысленной на свой лад – птица с факелом в клюве, увлекаемая ветром. Мусаси знал историю с Сэйдзюро и подозревал, что Акэми имела связь и с Кодзиро. Мусаси недоумевал, какая неведомая сила толкнула Матахати в объятия Око, а потом ее дочери.
Матахати истолковал молчание Мусаси как проявление ревности.
– Ты сердишься? Я честно сказал, не прятать же Акэми от тебя.
– Наивный ты парень! Мне тебя жалко! С рождения на тебе это проклятие или ты сам ищешь приключений? Я считал, что история с Око на всю жизнь послужит тебе хорошим уроком.
Матахати рассказал, при каких обстоятельствах он встретил Акэми.
– Она, может; послана в наказание за то, что я бросил мать. Акэми, упав с крутого склона, повредила ногу, и вот теперь...
– Вот вы где, господин, – сказала пожилая женщина на местном наречии. Заложив руки за спину, она рассеянно, пустым взором уставилась на небо, словно гадая, какая будет погода. – А больной с вами нет, – ровным голосом произнесла она, не то спрашивая, не то выражая вслух увиденное.
– Акэми? Что-нибудь случилось? – покраснев, спросил Матахати.
– Ее нет в постели.
– Вы уверены?
– Недавно лежала, а теперь нет.
Шестое чувство подсказывало Мусаси, что произошло, но он только произнес:
– Надо взглянуть.
Постель была не убрана, а комната пуста. Матахати, тихо ругаясь, беспомощно топтался по комнате.
– Ни пояса, ни денег! Все до последнего гребня и шпильки утащила. Сумасшедшая девица! Почему она меня бросила так бессовестно!
Пожилая женщина стояла на пороге.
– Ужас! Может, и не полагается вмешиваться, но эта девушка не хворала. Только притворялась, – произнесла она, ни к кому не обращаясь. – Пусть я старуха, но меня не проведешь.
Матахати, выбежав на улицу, молча уставился на белую ленту дороги. Корова, лежавшая под персиковым деревом на опавших и побуревших лепестках, замычала протяжно и лениво.
– Матахати, не нужно, право, расстраиваться, – произнес Мусаси. – Помолимся, чтобы она устроила свою жизнь и обрела покой.
Одинокая желтая бабочка, подгоняемая легким ветерком, скрылась за скалой.
– Я рад твоему обещанию, – продолжал Мусаси. – Не будем терять времени. Пора тебе заняться своими делами.
– Да, ты прав, – уныло пробормотал Матахати, прикусив нижнюю губу, чтобы она не дрожала.
– У тебя свой путь, – сказал Мусаси, обняв Матахати за плечо и развернув его от пустынной дороги. – Смотри, перед тобой открыта дорога в новую жизнь. Акэми завела бы тебя в тупик. Иди, пока не стемнело! Ступай по тропе между Сакамото и Оцу. Ты должен встретиться с матерью еще до ночи. И никогда не оставляй ее одну!
Мусаси вынес сандалии и ноговицы Матахати, потом принес свои вещи.
– Деньги есть? – спросил он. – У меня немного, правда, но я поделюсь с тобой. Если ты считаешь Эдо подходящим для себя местом, я отправлюсь туда вместе с тобой. Сегодня вечером я буду на мосту Кара в Сэте. Сначала найди мать, а потом приходите вместе на мост. Надеюсь, ты приведешь ее. .
Матахати ушел, и Мусаси сел в ожидании ответа на письмо. Потом он прилег на скамейку в дальнем углу харчевни и задремал. Ему снились две бабочки, порхающие среди ветвей под легким ветерком. Одна бабочка была Оцу...
Мусаси проснулся, когда косые лучи солнца лежали на задней стене комнаты.
– Что ни говорите, но это было жалкое зрелище, – говорил кто-то.
– Ты о людях школы Ёсиоки?
– В народе ее почитают благодаря славе Кэмпо. В любом деле успеха добивается только первое поколение. Второе, как правило, много слабее, а третье вообще пускает все на ветер. Редко увидишь, чтобы главу рода в четвертом поколении похоронили рядом с основоположником дома.