Страница 3 из 23
Современный рекорд орловского рысака на дистанции 1600 метров – 1.57,2. Он установлен жеребцом Ковбоем Пермского конного завода. Это лучшая резвость для орловских рысаков России, показанная в призовой езде. Держится рекорд более 29 лет для орловцев, и более 20 лет результат Ковбоя был недостижим для всех рысистых пород СНГ.
Рекорд жеребца Алтайского конного завода Иппика на дистанции 2400 метров – 3.02,5 держался 15 лет, с 1986 года, и являлся лучшим результатом для рысаков всех пород, существующих в России. Лишь в 2001 году американский рысак Рангоут, рожденный в Краснодарском крае, сумел превзойти достижение «сибиряка» на четверть секунды.
Обладает орловская порода и другими качествами, не менее ценными, чем резвость: выносливостью, силой, необыкновенной плодовитостью, долголетием, большой способностью к акклиматизации. Все это когда-то позволило облагородить массовое коневодство страны. Запас прочности и класса у русской лошади огромен. Орловский рысак не нуждается в улучшении путем скрещивания с какой-либо другой породой. Почти все попытки усовершенствовать его посредством крови заморских лошадей оказывались бесплодными.
Но наш рысак таков, каковы мы. Любая беспечность, бестолковщина, неумение угадать последствия принятого решения немедленно отражаются на его состоянии, унижают заложенный в породе смысл. Состояние русского орловского племени точно отражает состояние самого народа. А история и впрямь развивается по спирали. В том числе история наших бед. Несчастья орловского рысака и людей, которые посвятили ему жизнь, усугублены ныне равнодушием государства, для которого драгоценное наследие стало обузой. Растерянность и неуверенность поразила учреждения, созданные когда-то, чтобы хранить это живое богатство. Как быть уверенным в своем деле, если ты не веришь, что кому-то нужен? Тем удивительнее кажутся подвиги во имя спасения того, что не имеет цены. Остаются в России подвижники, которые неимоверными усилиями отодвигают последние времена.
…Историю русской лошади изменили корысть, ставочный азарт, первое поветрие вестернизации, занозившей русское сознание. Есть в этом какая-то в высшей степени обидная несообразность. Ведь ставки можно делать и на тараканов, и на глупейший шарик рулетки. Орловский рысак – создание иного порядка. Он завещан нам среди других непреходящих ценностей, созданных разумом и усилиями многих поколений. Ни промотать, ни потерять эти ценности у нас нет права. Национальное достояние не подлежит пересмотру.
Завод Г.Н. Бутовича
В Богодуховском уезде Харьковской губернии, в селе Николка, был в свое время рысистый завод Г.Н. Бутовича. С его владельцем я познакомился в Полтаве, когда был еще в кадетском корпусе. Корпусной сад и плац, где упражнялись и гуляли кадеты, почти примыкал к беговому ипподрому, и я после обеда с особого разрешения начальства ходил на ипподром и наблюдал за проездками рысаков. Фигурка кадетика, интересующегося лошадьми, обратила на себя внимание секретаря местного бегового общества К.П. Черневского. Узнав мою фамилию и выяснив, что я сын коннозаводчика, он представил меня вице-президенту общества Г.Н. Бутовичу. Мы были в отдаленном родстве, так как род Бутовичей имел несколько разветвлений, а происходил от одного корня.
Секретарь общества Константин Петрович Черневский был небольшого роста, сухой, очень подвижный, сангвиник по темпераменту. Страстный любитель лошади и знаток генеалогии орловского рысака. Я стал бывать у него и целыми вечерами слушал его рассказы о прежних лошадях. Черневский стал моим первым учителем по генеалогии и поразил меня своей огромной памятью. Он сыпал именами беспрестанно, прекрасно знал породу и в заводских книгах ориентировался свободно. Впоследствии я узнал, что полтавские коннозаводчики называли его «ходячим студбуком», ценили и нередко с ним советовались. В вопросах генеалогии он был авторитетом для всех, и разве один Сухотин не уступал ему в знании генеалогии и мог поспорить с ним. Перед Сухотиным и его лошадьми Черневский искренне преклонялся, а породу Бычка ставил превыше всего. Он часто повторял мне, что если в лошади течет хоть капля драгоценной крови Бычка, то лошадь и сильна, и резва, и устойчива в передаче своих способностей. В 1890-х годах Черневский выступал иногда в коннозаводских журналах. Его статья, напечатанная в 1894 году, наделала немало шуму, ибо он предложил тогда, чтобы правительство обязало коннозаводчиков, собственников знаменитых производителей, отправлять своих рысаков в общественную случку. Разумеется, на него посыпался град упреков. Черневский владел пером довольно посредственно, и статьи его теперь не представляют большого интереса. Человек он был неуравновешенный, очень увлекающийся, взбалмошный, но добрый и мягкий. Кроме лошадей, решительно ничем не интересовался, и обыватели в Полтаве считали его чудаком. Он был небогат и, исполняя работу секретаря в беговом обществе, состоял еще управляющим конным заводом Г.Н. Бутовича и выступал там вдохновителем всех коннозаводских начинаний. Люди, подобные Черневскому, искренне и бескорыстно преданные делу, в свое время принесли немалую пользу рысистому коннозаводству страны, так как они в своем уголке будили коннозаводскую мысль, всячески пропагандируя значение генеалогии, и не одна интересная рысистая лошадь попала в завод по совету таких фанатиков, как Черневский.
Константин Петрович, конечно, превосходно знал рысистые заводы Полтавской губернии и выше всех остальных ставил завод старейшего полтавского коннозаводчика М.Я. Сухотина. Само собою разумеется, что к заводу Г.Н. Бутовича он тоже питал самые нежные чувства, ибо этот завод стал заводом призового направления благодаря его собственной деятельности. Черневский, у которого я бывал, не мог не видеть, что Грудницкий имеет на меня очень большое влияние, и это его крайне тревожило. Когда, приехав из завода Иловайского, я восторженно отозвался о чистокровных лошадях, Черневский пришел в негодование и прямо заявил, что все скакуны не стоят выеденного яйца, что Иловайский и Грудницкий меня совращают и мечтают превратить в скакового охотника, но я не должен поддаваться искушению, а должен твердо держаться своей рысистой веры. «Не забывайте, что все Бутовичи были всегда рысачниками, и вы тоже должны идти по их стопам. А чтобы вам показать, что рысаки не хуже чистокровных лошадей, я повезу вас в за вод к Григорию Николаевичу Бутовичу и покажу вам настоящих рысаков».
После этого разговора прошло всего несколько дней, и вдруг я был вызван в приемную. Прихожу туда и вижу Григория Николаевича Бутовича и Константина Петровича Черневского. Бутович привез мне всевозможных деревенских лакомств и сказал, что он только что был у директора корпуса и генерал Потоцкий разрешил мне в субботу поехать в отпуск в деревню на два дня. «Я уезжаю сегодня, а в субботу за вами заедет Константин Петрович, – сказал Г.Н. Бутович, – и вместе с ним прошу вас приехать ко мне в деревню, где я вам покажу свой рысистый завод». Поблагодарив за любезное приглашение, я с радостью дал согласие на эту поездку.
Григорий Николаевич Бутович был типичный помещик. Довольно высокого роста, плотный, медлительный в движениях, с крупными, расплывчатыми чертами лица, густыми рыжими волосами и большой бородой лопатой. Говорил медленно, спокойно, что называется, с чувством, с толком, с расстановкой. Сейчас же было видно, что человек привык к власти. Уверенность в движениях и жестах, манера себя держать и говорить – все указывало на то, что он человек богатый и привык, что все его слушают с вниманием и должным уважением. Впоследствии, короче узнав Григория Николаевича, я понял, что он не отличался большим или особенно проницательным умом, однако был неглупый человек и очень хороший хозяин. Будучи чрезвычайно добр, он легко подпадал под чужое влияние. Эта черта характера погубила его, привела к разорению. Лошадей он очень любил, у него был не только рысистый завод, но и своя призовая конюшня. В молодости он сам ездил и в деревне любил наезжать рысаков и править лошадьми. Не чужд он был также и общественной деятельности. На юге в спортивном мире Г.Н. Бутович занимал видное положение – являлся старшим членом Харьковского бегового общества и вице-президентом Полтавского. Это был очаровательный человек, мягкий, воспитанный и ко всем благожелательный. Его очень уважали и ценили, и он пользовался определенным влиянием в кругах харьковского дворянства.