Прайд Саблезуба

После первого удара на поверхности метеорита осталась заметная вмятинка. После второго острие зубила углубилось на несколько миллиметров, а после третьего... После третьего — самого сильного — удара инструмент с визгом улетел куда-то в сторону. Увы, этого следовало ожидать — ударная поверхность «кувалды» была отнюдь не плоской. — Искать пришлось долго...

— Ремешок привязать надо, — сказал Головастик, когда зубило все-таки нашлось.

— Да, — согласился Семен, — но на сегодня хватит — нельзя с такой силой искушать судьбу. Теперь я знаю две вещи: эту глыбу мы перерубим — может быть, еще до следующей белой воды. А еще я знаю, какое железное изделие будет вторым в этом мире — не нож, не меч и не корона. Это будет МОЛОТОК.

Дома все обстояло благополучно — Ветка усиленно занималась каким-то рукоделием и об «эталоне» больше не вспоминала. Семен так обрадовался этому, что даже не поинтересовался, что же такое она шьет из куска кожи, выделанной до состояния замши. Ее изделие попалось ему под руку утром, когда он собирался «на работу». Семен долго рассматривал его в полутьме, пытаясь понять, что же это такое. В конце концов понял и чуть не расхохотался: лифчик! «Она что же, и правда бегать собралась?! А лифчик нужен, чтоб на поворотах не заносило?! Дела...» Впрочем, обо всем этом он успел забыть даже раньше, чем добрался до своей «кузницы».

Десятикилограммовый кусок метеорита они отрубили не за шесть месяцев, а за три, причем не месяца, а дня. Правда, работали они от рассвета и до заката. Кроме того, слово «отрубили» для обозначения этой процедуры мало подходит — скорее уж «отломили». Происходило это так: по линии надлома пробивается зубилом непрерывный ряд ямок — этакая бороздка глубиной 2-3 миллиметра. После этого Семен начинает заниматься тяжелой атлетикой — поднимает здоровенный валун и сбрасывает его на край глыбы. Край немного отгибается книзу, пробитая канавка расширяется, и процедура с зубилом повторяется. То и другое действо крайне утомительны, неприятны и вполне могут быть отнесены к категории «труд», а это занятие, прямо скажем, на любителя. Семену же приходилось бороться не только с сопротивлением материала, но и с искушением привлечь к этому делу могучего Эрека. Однако он знал, что потом от питекантропа будет не отвязаться, и терпел. Кроме того, он решил «пойти на принцип» — никого больше не звать и по возможности ничего не просить, пока новая «магия» не получит официального признания. Хватит и того, что и он, и Головастик оказались в положении нахлебников, которые мясо поедают, а видимой пользы не приносят. Впрочем, «пользу» лоурины понимали совсем иначе, чем былые современники Семена.

Вечером третьего дня ржавый край метеорита под ударом валуна ухнул вниз, обнажив зернистый, тускло блестящий излом металла. Правда, Семену пришлось испустить не ликующий вопль победителя, а рев боли, поскольку валун после броска скатился ему на ногу. Так что красивым изломом Головастик любовался один, Семен же рассматривал свою пострадавшую стопу — радость победы была безнадежно отравлена. Впрочем, переломов костей он не обнаружил и решил, что жить, пожалуй, будет.

Надломленный кусок металла Семен могучим усилием рук, ног и позвоночника двинул вверх, потом вниз, снова вверх... и он окончательно отломился. Что теперь?

Семен сидел, массировал стопу и наблюдал, как Головастик щупает и рассматривает серебристо-серый зернистый излом. Парень был явно заворожен этим зрелищем.

— Хватит балдеть! — приказал ему Семен. — Сегодня работать руками больше не будем — только головой. Кончай, говорю, фигней заниматься! Думай лучше!

— Думаю...

— О чем ты думаешь?!

— Красиво... Если еще вот тут отломать, то с двух сторон будет красиво...

— Ага, — догадался Семен, — то есть, ты считаешь, что вся эта канитель была затеяна для получения красивого излома на глыбе?

— Конечно... Но мало — надо еще сделать... Всем показать...

Семен ужаснулся: а ведь парень прав! Именно так мыслят лоурины, да и люди других племен! Вся эта многовековая канитель вокруг Пещеры только из-за того, что в ней создается «красота», — и никто не считает это напрасной тратой сил и времени. Наоборот, все остальные занятия как бы вспомогательные. «Ну, кто придумал, будто люди начали работать с металлами из практических соображений? Глупость какая! На самом деле свежий, неокисленный металл очень красив — непривычно, ни на что не похоже красив! А раз красив, значит, имеет непосредственное отношение к вышним силам, к божественному. Впрочем, сейчас думать нужно не об этом. Срочно нужен молоток: бить каменюкой даже по зубилу — вы меня извините! То, что мы до сих пор сохранили все пальцы на руках, — прямо-таки чудо природы ».

— Нет, сказал Семен. — Мы пойдем другим путем — самым кривым и коротким. Будем создавать настоящую красоту!

— Угу...

— Опять?! Не зли лучше меня! Вот тебе работа для мозгов: как я дул через трубочку на огонь, помнишь?

— Угу... Фев-ка...

— А теперь надо сделать то же самое, только большое, понял? Складываем вот такой очаг, в нем костер, потом угли. В эти угли надо дуть, чтобы они сильнее грели металл. Ртом так не получится. Как быть?

— Варю позвать...

— Здрасте! — опешил Семен. — Хотя ход мысли правильный... Нет, не годится! Вот Варя все бросит, будет тут стоять и дуть нам хоботом в костер! Ей что, больше делать нечего?!

— Нечего...

— Предложение отклоняется — никто нам не позволит из-за какой-то там магии мучить животное! Еще хобот обожжет, чего доброго, или шерсть подпалит... В будущем люди придумали для этого такую штуку: «меха» или «мех» называется.

— Мех?! Чей?

— Да не «чей»! Это не звериный мех, это только так называется! Впрочем, ладно, назовем иначе: скажем, м-м-м... «дулка»! Точно: дулка от слова «дуть»! Сойдет?

— Угу...

— Ладно, полезли наверх — принцип действия покажу.

Ничего иного Семен не придумал, кроме как вытряхнуть из рюкзака остатки угольной крошки, расправить, встряхнуть, а потом собрать и сжать горловину. Поскольку мешок был кожаный, сшит для непромокаемости плотным швом и дырок почти не имел, воздух в нем задержался. Семен прижал этот пузырь к животу, направил горловину в лицо Головастику и разжал пальцы. Пыхх — клуб пыли! Семен дождался, когда мальчишка протрет глаза, и повторил фокус — снова «пыхнул», только уже, конечно, не в лицо.