Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 7

   Выяснилось, что сегодня в шесть утра хамасовцы связались с посредниками, и передали им, что готовы на все израильские предложения по сделке. Причем, они даже согласились на то, чтобы вместе с сотнями палестинских уродов из израильских тюрем не были выпущены те, кто сам убивал евреев, то есть, "террористы с кровью на руках". Час тому назад обмен завершился.

   Израиль ликовал.

   Я подошел к Петру Гриновичу и пожал ему руку.

   - Брут, ты крут! - сказал я.

   - Так-то вот! - гордо ответил мне профессор. - А я, между прочим, был в этом уверен...

   Тем не менее, Петра продолжали лечить от шизофрении. Его рассказам о том, что мол, это он способствовал освобождению заложника, никто, разумеется, не верил, и профессора кормили галоперидолом. А он, кстати, совсем успокоился. Теперь он себя вел, как совершенно здоровый человек.

   Через неделю меня отпустили на выходные домой.

   За это время мы с Лилит здорово подружились. Мы уже вовсю целовались и обжимались по углам. Даже окружающие на нас смотрели теперь, как на пару. Медбрат Шломо несколько раз предупреждал меня об опасности, исходящей от Лилит, и я его слушал. Дальше поцелуев и объятий у нас дело не продвигалось. Хотя, Лилит уговаривала меня заняться сексом по-настоящему. Она даже сдала анализы на ВИЧ и все венерические инфекции и потом принесла мне распечатку, что, мол, она совершенно здорова. Но я боялся. Боялся, что ее психоз снова повторится. И каждый день перед сном "спускал предохранитель", заперевшись в сортире.

   В четверг, перед уходом домой, я подошел к Петру.

   - Слушай, Петь, - начал я, - тут такое дело...

   - Говори, - откликнулся тот.

   - Можно вылечить Лилит?

   - От чего?

   - От всего. От нимфомании, от ее глупостей с изнасилованием... Чтобы она снова стала человеком. Здоровым человеком...

   - Можно.

   - Да?!

   Я смотрел на него, как на пророка.

   - Можно.

   - Кого надо убить? - ради своей девушки я был готов на все.

   - Ну, это лишнее...

   - Да, говори, ты не тяни! - нетерпеливо крикнул я.

   - Тише, ты, тише...

   Петр на мгновение задумался.

   - Ты рисовать умеешь?

   - Нет.

   - Жаль. Впрочем, - сказал он через несколько секунд, - это не важно. Даже если ты не умеешь рисовать. Нарисуй портрет доктора Натана Шетена.

   - Твоего врача?

   - Да. Только, постарайся, чтобы вышло похоже. Помни - от этого зависит судьба твоей девушки.

   - Клянусь! Здохну, а нарисую!





   - Вот сейчас сразу и начни. У тебя есть ровно час.

   - Ладно...

   Я сходил на отделение трудотерапии, взял там несколько листов бумаги, карандаш и стерательную резинку. Когда я вернулся обратно, у нас на "гимел" уже началось собрание больных. В центре на стуле сидел Натан Шетен, а вокруг на других стульях и креслах - больные. Я сел напротив врача, достал бумагу и начал творческий процесс.

   - Что ты рисуешь, Хаим? - спросил меня врач.

   - Вас, доктор!

   - Да?? Я польщен. А зачем?

   - Чтобы вас увековечить.

   - Серьезно?

   - Да. Как самого гениального психиатра всех времен и народов!

   Нет. Я его недооценил. Шетена "на мякине не проведешь".

   - Хаим, скажи честно, зачем ты меня рисуешь?

   - Честно? - спросил я.

   - Да.

   - Чтобы Лилит выздоровела.

   - Для этого ей нужно принимать лекарства, - спокойно сказал врач.

   - Или мне - нарисовать портрет доктора Шетена.

   - Какая связь?

   - А я и сам не знаю, - честно сказал я. - Петр сказал - надо нарисовать. Я и рисую.

   - Ах, вот в чем дело! - улыбнулся психиатр. - Я смотрю, вы с профессором быстро нашли общий язык.

   - Он не просто профессор, - парировал я.

   - А кто?

   - Гений. Почти Мессия.

   Доктор был непробиваем.

   - Кто что думает по этому поводу? - невозмутимо обратился он к публике.

   Началось обсуждение.

   Пока все спорили, я нарисовал Натана.

   "Это был мой рисунок номер один. Я показал свое творение взрослым и спросил, не страшно ли им? - А разве шляпа страшная? - возразили мне".