Белые Врата

Ту ночь на вершине рядом с Медвежьим Клыком он запомнил на всю жизнь. Постоянно ощущаемый холод, который не давал заснуть. Иногда он проваливался в некое подобие забытья, но тогда в полусне ему начинало казаться, что он засыпает, потому что замерзает окончательно, насмерть. И он просыпался, вставал, начинал ходить, разминая руки и ноги, разгоняя кровь. Ногам было особенно худо. Пластик оплавился, и снять или хотя бы ослабить туго застегнутый ботинок не было никакой возможности. Ступни сдавлены, кровообращение нарушено. К утру он уже не чувствовал пальцев на ногах. Зато он увидел самый незабываемый и долгожданный рассвет в своей жизни. Рассвет дня, который мог его спасти. Или убить.

 

Их постоянные препирательства с дядей Федором были причиной тому, что к работе «спасов» он относился с оттенком иронии и снисходительности. Как выяснилось, совершенно напрасно. На их поиски подняли два вертолета, которые вылетели, как только рассвело.

У него слезились глаза от бьющего прямо в лицо солнца. Но он упрямо смотрел туда, в сторону восхода, где две точки постепенно обретали размер и форму, превращаясь в такие родные силуэты Ми-8. Он стоял, глядя на подлетающие вертолеты, слушая гул винтов. По его щекам текли слезы. Нельзя долго смотреть на солнце.

Спасательная операция была подготовлена тщательно, несмотря на сжатые сроки. Падение вертолета — серьезное ЧП. В местном отделение МЧС по тревоге подняли два вертолета с самыми опытными экипажами. Они даже выяснили частоту, на которую была настроена радиосвязь в их группе. Это Артем понял, когда рация в кармане вдруг ожила хриплым голосом.

— Пострадавший, пострадавший, прием!

Смахнул влагу с лица, унимая дрожь в пальцах, аккуратно достал рацию, сжал в руках теплый пластик, как будто он был ему родной. Поднес к губам и произнес спокойно:

— Пострадавший на связи, прием.

— Пострадавший, видим вас. Доложите ситуацию.

— Вчера, примерно в пятнадцать тридцать местного времени при заходе на посадку на данную вершину… — Артем помолчал, передохнул… — вертолет зацепил винтом скальный выступ. Произошло крушение, а затем возгорание машины. Выживших… — он сглотнул. В горле вдруг пересохло. Повторил: — Выживших трое. Один уехал сразу после аварии вниз, о его судьбе мне ничего не известно. Здесь нас двое. Второй, — указал жестом в сторону лежащего Саши, надеясь, что его с «вертушек» видно, — пострадал в аварии. Черепно-мозговая травма, голова проломлена в районе виска. Как меня поняли, прием?

— Вас понял, — деловито ответил голос из рации. А затем, немного другим тоном: — Ты там сам как, сынок?

Сынок… Артем сразу представил, что с ним говорит кто-то, похожий на погибшего КВС — седой, опытный, многое повидавший. Как же так получилось?.. Но не об этом сейчас стоит думать.

— Нормально. Травм нет. Замерз только…

— Тебя звать-то как, сынок?

— Артем.

— Так, слушай, Артем. Сейчас спустим спасательную люльку, вместе с ней спустится один из наших ребят. Надо будет погрузить в люльку пострадавшего. Поможешь? А то садится нам там некуда.

— Конечно.

— Хорошо. У нас тут врач есть, посмотрит сразу твоего друга… Потом займемся тобой. Как понял?

— Понял. Спускайте люльку. Я готов.

 

Наверху, в кабине вертолета, разговаривают пилот и штурман.

— Железные нервы у парня.

— Крепкий, точно. Но другие в такие авантюры не ввязываются.

 

После того, как на борт подняли Артема, вертолет сразу взял курс на базу — Сашу надо было доставить в больницу как можно быстрее. Вторая машина осталась — для высадки спасателей и разбора того, что осталось от разбившейся «вертушки».

Артема на борту тоже осмотрел врач. Самое большое опасение вызывали оплавленные ботинки и состояние ног в них. В вертолете нашлись инструменты, ждать не стали. И Артем, стиснув зубы, терпел, когда его, с помощью пилы и кусачек, буквально как устрицу из раковины, доставали из ботинок. Но оно того стоило. Ощущение ног, свободных от сдавливающего плена, было сродни оргазму. Правда, скоро в ноги пришла боль, но врач, оглядев, вынес вердикт, немало обрадовавший Артема: «Признаков некроза нет».