Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 5

Мария в это время, принимает решение, не плакать: слезы, которые желают, вырваться наружу, не смеют выйти из глазниц. Руфь, понимает, что надо быть сильной. Теперь, она мать одиночка и если покажет слабость, то враги, убившие мужа, уничтожат её семью, и поэтому рыдание и стоны прекратились. Мария, чтобы не плакать, старается думать, о чем угодно и не говорить. Симону, самому младшему в семье, необходима еда и мать взяв в руки ребенка, стала кормить его.

– Мария – кричит мать.

Мария, выходит из комнаты. Маме неизвестно, какие слова девочка часто повторяет про себя: нельзя плакать, нельзя плакать, нельзя плакать. На глиняном столе и на глиняной тарелке лежит еда, из местной картошки и мяса. Земляне, очень редко едят мясо, но для вожака рабов и для потомка первого проповедника на этой планете, могут, пару раз в неделю позволить блюда из мяса. Руфь решила приготовить блюда из мяса, добавив экзотическими пряностями, а ее дети всегда с радостью уплетают мясо. Марии новое блюдо не вызывает аппетит. Мясо с кислим и сладким привкусом, с овощем, подобие картошки, обжаренной с зеленью. Даже эти новые вкусы, Марии, не интересны, и как бы противны. Обычно, за столом Мария любит болтать, общаться и задавать вопросы. На этой раз, хочется молчать, не общаться. И как-то странно: мама дала еду, когда других детей нет рядом. Эсфирь с другими маленькими для детей детьми рабов, когда их родители рабы на поле, а значит: обеденное время еще настало. Они оба молчат, разве только младенец иногда, издает звук или плачь. Кажется, время как резина, может растягиваться. «Лучше живать – думает Мария – а то я могу заплакать. Плакать нельзя». Не поднимая голову, с тарелки, она чувствует, что мать пристально смотрит. Мамин взгляд, как будто изучает и осуждает. Страшно что-то сказать, потому что слова могут позволить слезам вырваться наружу. Ей кажется, что у еды появился сладковатый оттенок, запах разложения трупа. Этот противный запах, как будто в еде, во рту и отказаться невозможно от еды – страшнее поднять голову и посмотреть на маму. Мелкие звуки, как передвижение ложки, обычное передвижение руки, можно легко услышать. Еда заканчивается и придется поднять голову. Съедая последний кусок, Марии больше не слышны ни какие звуки, особенно. Даже младенец перестал плакать. Наверно спит – решила Мария – мама жива, мама жива – говорит себе Мария. Окно, выходящие на юг, возле двери, показало солнце – это уже обеденное время и вот-вот должны прийти дети и взрослые. Из-за того, что день длиться 22 часа, люди после обеда долго отдыхают или немного спят, после они, снова принимаются за работу, до заката их звезды. Надо только повернуть голову влево, чтобы увидеть лицо матери, но она это не делает, а только чуть-чуть приподнимает свою голову, от тарелки и тупа смотрит на одну точку. Вот-вот, они должны прийти – говорит она. Эта резиновое время мучает ее. Дверь открывает Иоанна. Она не знает, что отец умер.

– Привет, мама – говорит она.

Иоанне 10 лет. Судя, по ее веселому настроению, ей не известно – решают все. Стоя возле двери и, повернувшись налево к не большому обеденному столу, она садится на свободный стул. Мария и Руфь остаются молчаливыми, разве только Руфь исполняет свою обязанность, поставив тарелку.

– С мясом – радостно и удивленно, говорит рыжеволосая девочка, с не причёсанными, лохматыми волосами, расширив глаза, от радости.

Мария, только на пару секунд смотрит сестренку и снова опять направляет свои глаза на прежнюю точку, «Она больше всего любит папу – говорит себе Мария – пусть пока не знает, что стало с отцом»

– Меня, Давид и Ева отправили домой, а сами идут за мной – говорит Иоанна, полу набитым ртом, направляя свой взор, то на маму, то на Марию, не обращая внимание на не обычные выражение лиц, одновременно жуя мясо – что-то там произошло и, я не знаю: что.

Ее детский веселый голос, как будто пытается убить, мертвую тишину. Мария, осмеливается еще раз, посмотреть на жующую сестренку, а та, чавкая, жует, воспринимая новые вкусы. «Значит: скора должны прийти Давид и Ева» – понимает Мария.

– Идем быстрее – она слышит не далеко голос Есфирь, тоже не знающая, об умершем отца.

Скрипучая дверь открывается. Трёхлетняя девочка вбегает в комнату.

– Мама, я пить хочу – говорит девочка, и протягивает руки.

Мать, идет к кувшину, набирает воду, когда опускает руки, возле двери появляются Давид и Ева. «Они все знают» – понимает Руфь, увидев их грустные, трагические лица. Девочка пьет воду и мать опустившись на колени, смотрит в глаза девочки.

– Милая – говорит она, положив свои руки, на ее плечики – папа умер.

Девочка не понимает слова «умер»





– А он придет сегодня домой?

– Нет – внезапно кричит Иоанна – не правда.

– Дети, папа умер.

– Нет – снова повторяет Иоанна и встает возле матери.

Иоанна плачет, находясь 20 сантиметров от матери, желая быть обнятой. Мария наблюдает. Потом, она встает рядом с ними и кричит:

– Нельзя, нельзя плакать! Нельзя плакать!

Руфь стоит между двумя девочками и не решается кого первой обнять. Правой рукой, она почти обнимает Иоанну, а распростёртая, левая рука, ждет приближение Марии. Мария, видит плачущую сестренку, которая уже положила свою голову, на правое плечо матери и тоже приближается, но не для того, чтобы заплакать. Она обнимает маму и громка, судорожно кричит, не позволяя слезам вырваться:

– Нельзя плакать, нельзя плакать, нельзя плакать.

Есфирь, тоже стала плакать до конца не понимая причину плача. Услышав плачь сестренки, Мария больше не может оставаться с родными, и вырвавшись из объятия матери, она быстро бежит в свою комнату. Не желая, плакать, Мария на кровати забилась в клубочек и повторяет: нельзя плакать.

Никто из родных не знает, как часто Мария рыдала, плакала, вспоминая этот день, лежа на кровати, форме клубочка, не на планете Самнд.

Глава 3

Вожаков рабам назначают хозяева, а те предпочитают, назначать члена семьи, после смерти вожака. Давид еще молодой и быть вожаком рабов, он не может, и поэтому, аренгостами было принято решение, назначить регента, а после в совершеннолетнем возрасте, он может быть выбран вожаком. Младший брат Айзаса Аглик был назначен регентом, а брат Руфь Лот, помощником. Эти дяди живут в соседних деревнях: Лот-проповедник, а Аглик – старейшина. Аренгостами, было разрешено, отдать ни Давида, ни Еву, ни Марию, а Иоанну на рынок рабов, учитывая заслуги, умершего отца и положение семьи. Все трудоспособные стали больше работать, семья стала меньше кушать, только дом вожака, остался у них. Дом вожака, перед плантацией, где выращиваются, все что может расти в пустынном мире, начиная с разнообразных съедобных кактусов. Дом не очень большой, но не маленький, не как у других рабов. В этом доме, есть комната для девочек, для мальчиков, для родителей и дополнительная комната пристройка и общая комната. Из этого дома, Мария идет работать, каждый день; она прикрывает голову платком и находиться среди взрослых, видя их трудности и недостатки. Аренгостам известно, что во время рабочего процесса, рабочий, не должен отвлекаться. Помня учение, Мария, выполняет свою работу, даже если кто-то рядом умирает или кого-то убивают, или даже насилуют. Когда был жив отец, Мария и другие члены семьи всегда работали в группе, где не было иных шумов, умирающих рабочих, никакой жестокости. После смерти отца, стало все по-другому. Марии скора исполниться 13 лет. Она стала выше и формируется подростковое тело.

Теперь вдова вожака стала главой семьи, возложив ответственность на родственников, обязавшийся помогать ей. Лоту 33 года. Дважды вдовец, он больше не женился, воспитывая детей, от первой жены и от второй. Он ненамного младше Руфь и является сводным братом. Высокий больше светловолосый проповедник, назван прихожанками: красавчиком. Возможно, он для многих хороший проповедник, умеющий всегда правильно цитировать писание и умно растолковать содержание, выразительно, артистично, но для понимающих, в конце концов становиться ясно, что этот проповедник, больше актер, исполняющий свою работу, а не верующий, проповедующий писание. Лот еще в юности, возгордившийся своим предком, захотел, войти в историю, быть почитаемым и в достатке. Не являясь сыном и внуком проповедника, а только потомком, он знал о проповедях со слов бабушки и матери, учась правильно толковать писание. Даже после смерти матери, он обращается, за советом к сестре и часто бывает в их доме. Дети Руфь по этой причине, часто видят дядю в своем доме, обсуждающий с их матерью, писание и записывающий что-то в тетрад.