Страница 3 из 62
Помывшись, я занялась чемоданом, разложила кое-какие вещи, после были две чашки чая, в полумраке кухни. Наконец, решилась, включила верхний свет и потянула руку к письму.
«Здравствуй.
Сама не знаю, зачем пишу это письмо, скорее всего, порву его уже завтра. Если ты его всё-таки читаешь, значит, я умерла. Именно так, умерла. Вдруг случись - ты приехала, тогда я порву его прежде, чем открою дверь, чтобы прогнать тебя.
Сегодня ты звонила вновь. Молчала. Я знаю, это была ты. Можешь упираться, врать по обыкновению, ты всегда мне врала, но это была ты. Я поняла это сегодня. Твоему первому звонку, впрочем, как и второму, я не придала значения. Ну, позвонили, и позвонили, ну, молчат, ошиблись, бывает. О тебе в тот момент я даже не вспоминала. Шесть лет прошло, шутка ли. Я вообще о тебе думаю реже и реже, может тебе неприятно этого знать, но это факт. Неоспоримый факт. Я врать не приучена, уж простите. Сегодня, как только ты положила трубку, мне словно подсказал кто-то – Аська. Обратный вызов не приняла, не хочешь разговаривать? Что ж, пусть так. Но ты могла бы, быть более благодарной, девочка.
Ты очень обидела меня, сбежав. Сильно обидела. Я злилась, меня переполняла ярость. Я ненавидела тебя в то время. И мне не жаль тех денег, что ты выкрала у меня, абсолютно не жаль. Мне жаль потраченного на тебя времени и сил. Много ли я от тебя хотела? Разве многого требовала? Чтобы ты выглядела всегда опрятно, прилежно училась, помогала мне в гостевом доме. Соседи могут сколько угодно перемалывать мне кости – сделала из сиротки чернавку! – мне всё равно. Правда, на моей стороне. Хлеб – его заработать, милая, нужно. Да и много ли у тебя её было, той работы? О-о… Я помню, отлынивать ты горазда. В конце концов, я воспитывала тебя! Я просто хотела, чтобы ты не стала шлюхой, как твоя мать.
Кажется, всё бесполезно. Мои уроки прошли для тебя даром. Глупая, ты думаешь, получила аттестат, взрослая стала? Смех да и только, дурочка. Ты так же бестолкова, как твоя мать.
Похоже, жизнь тебя побила, раз через шесть лет ты вспомнила про тётку. Тебе следовало быть благодарной. Вспомни, какой ты у меня появилась. Вспомнила? То-то же. Мышка, запуганная маленькая полёвка, оказавшаяся на удивление шустрой. Мне стоило задуматься ещё тогда, когда ты без конца сбегала к морю, маленькая лгунья. Провела вокруг пальца не только меня, но и ни в чем не повинного парнишку. Горько осознавать, что ты оказалась клещом. Присосавшимся клещом-приспособленцем. Погналась за счастьем? Сомневаюсь, что нашла его, очень сомневаюсь...
Чем же мы прогневали господа? Отчего всё так наперекосяк у нас. Нет у меня ответа. И ты, дуреха, не знаешь».
С оборотной стороны, наискосок, не соблюдая клеток, выведен мой номер телефона, через дефис приписка: «Ася». Скатившаяся слеза упала рядом с моим именем, как будто рассчитывала стать точкой.
Ночью мне снился Гора. Мы прыгали в море, держась за руки, а тётка стояла на берегу и грозила нам пальцем. Вместо лиц у обоих солнечные пятна. Только у тетки уходящего в закат, красного цвета, а у Гордея светлое, аж серебрилось. Проснулась разбитая, с испариной на лбу и первым делом отключила кондиционер, который ещё ночью врубила на обогрев. Тонкая струйка пота скатилась от шеи до поясницы, я скользнула в душ и встала под прохладную воду. Сон рассевался подобно туману, будто торопился сбежать за водой в сливное отверстие.
Уже через час, в пальто, повязанном на голову платке и темных очках в пол лица, я стояла в саду Розалии. Заходить отказалась.
– Я вас тут подожду, – ответила я, держа в руках мешок с крокусами. Цветы я выкопала у тетки в саду, планируя подсадить у могилки.
На кладбище добирались на такси, перекинувшись лишь парой фраз. Не окажись в моих руках крокусов, возможно, обошлись вообще без слов. «Файка любила их», – одобрительно покивала соседка и отвлеклась на переписку в своём мобильном.
Припекало уже с утра, в своем пальто я наверняка выглядела нелепо, следуя за Розалией между могил. Но так лучше, под защитой что ли... Зато очки на юге вполне оправданы, могу носить сколько хочу. Кладбища я не любила и бывала на них крайне редко, даже учитывая, что моя мать почила больше десяти лет назад. Но она погребена в другом городе, на родине сестёр, в тридцати километрах от побережья. Там мы и жили, пока Фаина не забрала меня к себе, за месяц до смерти мамы.
Тётка стыдилась своей сестры. Мать, по её словам, заработала себе клеймо и сдохла, корчившись в муках, перед ответом за грехи свои. На деле она была ВИЧ-инфицирована и скончалась от рака шейки матки. Именно поэтому её старшая сестра Фаина, называет мою мать в письме шлюхой. Даже тогда, будучи подростком, я понимала – неправда. Мать не такая. Одинокая, несчастная, жаждущая быть любимой женщина, которой «посчастливилось» влюбиться не в того человека. Знавшего свой диагноз и так бессердечно поступившего с ней.
– Вот и пришли, – выдохнула Розалия. – Здравствуй, Фаечка, я тебе племянницу привела. Смотри, какая она красавица стала. На сороковой день памятник тебе поставим, правда, Ася?
– Не надо, – едва слышно возразила я и испугалась: вдруг соседка подумает, что я пекусь о деньгах. – Крест такой красивый, пусть остаётся.
– Можно и крест.
Крест, а на нём табличка: «Гренц Фаина Аркадьевна», ниже две даты, всё, что осталось от человека. Вру, ещё воспоминания. Пожалуй, что может быть важнее, в таких случаях, воспоминаний, особенно наполненных добротой. Отчего мои не такие? «Маленькая лгунья» - вспомнила я. Разве часто я тебя обманывала, тёть? И больше по пустякам. Я присела, выкопала рукой ямки и посадила крокусы. Достала из сумки бутылку с водой и полила на руку, держа её над своими посадками. «Скоро завянут», – подумала я, глядя на белые, с голубыми прожилками бутоны.
Самое яркое воспоминание, за три года жизни с теткой, самое первое. Мне пятнадцать, я шагнула за калитку и замерла – неужели здесь жить стану? Сад, беседка, увитая декоративным виноградом, и огромный дом. На самом деле, вовсе небольшой, но меня, после нашей комнаты в коммуналке, он даже немного пугал. А гостевой тогда вообще дворцом показался! И море. Совсем рядом, я даже слышу его шум отсюда!