Между нами море

Вот оно, скажи, обмани и он свалит. Всего-то пара слов. И заживешь… Своей никчемной, бестолковой жизнью, в которой даже подруг нет, одни соседки, да коллеги по работе. А уж мужчины в ней и подавно редкие гости, ты их просто из неё выживаешь своими заморочками, больше похожими на сгусток комплексов. Я поняла, что попросту расплачусь и поднялась, намереваясь сбежать как обычно. «Всё что ты можешь – это бежать от проблем» – укорила себя, а тут ещё Гордей, завидев, что я направилась к выходу, процитировал:

– «Когда чья-то голова витает в облаках, чье-то сердце промокает».

Я замерла. Действительно «промокает» или он это для красного словца брякнул? Но поднять на него глаза, оценить, не решилась.

– Почему ты не пришёл? – шепотом спросила я, сглотнула и гораздо громче пояснила: – Тогда, в выпускную ночь?

– Только это интересует? – с потаенной горечью хмыкнул он и твердо добавил: – Я пришёл. Опоздал, но пришёл. Конечно, рассчитывать, что ты будешь столько времени меня там ждать было глупо, но согласись, уехать не попрощавшись, ещё глупей. – Гордей поднялся и замер напротив, рассматривая меня с головы до ног. Руки сложил на груди, словно нарочно, как упрёк, выставив свои татухи. «Смотри, у нас оно было, наше маленькое счастье, а ты не уберегла». – Я всё пытаюсь понять тебя, твою мотивацию. Если ты всерьёз считаешь, что я заслужил такое отношение своим опозданием, то ты просто… Ладно, бог со мной, пустое, а тётка? Ты ни разу не навестила Фаину за столько лет! Она что не так сделала, тоже не выполнила какое-то обещание или заставила убраться в номере после жильцов?

Это было так грубо, так обидно. Я иногда жаловалась ему на свои обязанности, но не контексте «бедная, я бедная, ах меня заставили работать!», скорее, потому что обязательства скрадывают время для наших встреч. То есть, «Золушку» уж точно не изображала. Мне захотелось ударить его, просто врезать со всей силы, чтобы выплеснуть, растратить накопившуюся внутри боль. Я подняла руку и замахнулась, но Гордей оказался куда проворнее меня, в секунду перехватил моё запястье и дернул, прижимая меня к себе.

– Посмотри, посмотри на меня, – потребовал он, и я впервые за вечер подняла на него глаза. Не иначе, злоба придавала смелости. – Я несколько долбанных лет искал тебя, ждал! Не зная где ты, что с тобою случилось, как можно быть такой эгоисткой?! Беспечной, жестокой эгоисткой!

Мы яростно ненавидели друг друга в этот момент. Он меня за то, что бросила его тогда, я за то, что вскрывал сейчас, как нарывы, все мои болячки. На меня накатила обида, грозящая перерасти в истерику, мне хотелось кусаться, колошматить его, крича – почему, почему, черт возьми, тебя не было рядом!

Я попыталась выдернуть руку, его пальцы лишь сильнее сомкнули запястье, тогда я отчаянно стукнула ему кулаком левой по плечу. Гордей на секунду скривился, но перехватил и её. Тогда я попыталась «боднуть» его головой, ткнулась ему в грудь, как в преграду, и прорвало – заплакала. Не навзрыд, но достаточно громко для того, чтобы он услышал и расцепил руки. Неожиданно освободившись и потеряв равновесие, я не удержалась и рухнула ему под ноги, будто просящая милости нищенка. Убого, некрасиво. Но меня в тот момент это мало заботило...

Он присел, провел широкой ладонью по моим щекам, утирая слезы и прижал к себе:

– Тихо, тихо, ну, чего ты, всё хорошо. Прости меня, Аська, я не со зла, ей богу.

Я послушно затихла. Его руки оказались подо мной, Гордей ловко подхватил меня и опустил на кровать, сам улегся рядом, обнял, погладил по волосам.

– «Дитя с безоблачным челом и удивленным взглядом, пусть изменилось всё кругом, и мы с тобой не рядом, пусть годы разлучили нас, прими в подарок мой рассказ. Тебя я вижу лишь во сне, не слышен смех твой милый, ты выросла, и обо мне, наверное, забыла…» – нараспев прочитал он стишок из Кэрролла.

Чуть отстранился и улыбнулся, стараясь придать моменту несерьезность или развеселить меня. Я встретилась с ним глазами и поняла – сейчас. Сейчас или никогда. «Просто сделай хоть что-нибудь! Или говори или уходи, так продолжаться не может!»

Он не дал мне возможности ни на то, ни на другое. Снова прижался ко мне и стал целовать. Начал со щек и буквально тут же переместился к губам. Поначалу нежно, едва уловимо… потом как-то внезапно его рука прокралась под мою майку и оказалась на моей груди, а я вздрогнула.

– Тсс… – тихо шепнул он мне прямо в рот. Раскрыл мои губы шире, отыскал язык.

Я почувствовала спазм, тянущий, бегущий от лопаток до бедра, забывая в очередной раз вдохнуть. Задыхаясь от нахлынувших ощущений, от накопившегося возбуждения, отстранилась, освобождая рот, и с шумом вдохнула воздух – одним носом недостаточно. Гордей воспользовался этим перерывом, спустился ниже, нырнул с головой под кофту, поцеловал живот.

Вынырнул, рывком стянул с себя футболку, следом избавил меня от кофты и майки. Навис надо мной – осмотрел. Я инстинктивно прижала руку к груди, прикрыла, он её сдвинул в сторону и наклонился, касаясь губами соска. Мои руки сами легли на его голову, а лопатки выгнулись, прижимая меня к нему теснее.

«Ты, не – ты», – сказала себе. Взбудораженная, фикция, обман. А может именно сейчас настоящая? В первый раз я хотела этого секса, не потому что надо – отношений между взрослыми без секса не бывает, он необходимость, и, вообще, рекомендован для здоровья – просто потому что хотела. По-настоящему.

Гордей, стараясь не отвлекаться, протянул руку к тумбочке, я услышала шуршание. Презерватив, догадалась. «Защищённый секс страшит меньше», – подумала я. Ведь правда?

А с Гордеем он почему-то вообще не пугал. Страхи смешались, попрятались, не высовываясь.