Страница 22 из 40
— Нет, и еще раз нет! — крикнула Оля. — Это уже слишком! Настюше едва полгода, а ты хочешь, чтобы я отдала ее на мучения!
Скандал уже шел по второму кругу, поэтому мои силы были уже на исходе. Внутри тлело раздражение, которое грозило в любую секунду превратиться в гнев и выплеснуться на жену, которую словно подменили.
Нет, Оля всегда была эмоциональна, как любая творческая и публичная личность, но при этом все же не опускалась до уровня базарной бабки. В этот же раз по дому носилась фурия, в которой сложно было признать женщину, с которой я жил несколько лет.
— Оль, какие мучения? Ну подумай сама, — попытался я очередной раз достучаться до ее разума. — Это только для анализа. К тому же ты сама знаешь, для чего… Ты серьезно думаешь, что я бы пожертвовал своим ребенком?
Ольга раздраженно откинула за спину локон каштановых волос, и снова нож угрюмо застучал по разделочной доске. Она готовила суп-гуляш, специально выкопала какой-то рецепт, чтобы порадовать меня. Однако слово за слово, и разговор свернул с обсуждения смешных видео фуд-блогеров на скандал.
От звонков Ани мне было не по себе, от результатов экспертизы — тем более. Такие результаты не подделаешь, да и смысла в этом ни для кого не было. Даша — моя дочь. Поэтому я не мог просто взять и сделать вид, что меня не касается ее жизнь.
Изначально я был просто в шоке. Мысли путались, внутри словно разлился океан горечи, а ноги оказались на краю обрыва. Одно неверное движение — и полетишь куда-то вниз, в бездну, где притаилось безобразным чудовищем прошлое. Прошлое, в котором ложь и ошибки переплелись настолько сильно, что теперь нет возможности их разъединить.
— Ты говоришь красиво, режиссер Данишевский, — холодно сказала Оля таким тоном, что я невольно вздрогнул. — Как, впрочем, и делаешь все остальное. Только стоило появиться на пороге твоей бывшей, как все полетело в тартарары. Ты теперь сам на себя не похож!
— А ты бы была похожа? — сорвался я. — Когда спустя десять лет вдруг узнаешь, что самый близкий человек, родная мать, тебя обманывала? Наплевав на чувства и состояние, просто потому, что так посчитала нужным. А оказывается, что есть ребенок! Ребенок, Оля! Такой же маленький человечек, как Настюша, совершенно не виноватый в том, что оказался болен!
Оля отложила нож в сторону, бесшумно и медленно. Потом медленно обернулась ко мне, чуть прищурив глаза. От этого взгляда по позвоночнику прокатилась ледяная волна. Словно меня кто-то схватил и с головой швырнул в полынью, погрузив по макушку в январскую реку.
Во взгляде Оли было что-то незнакомое и безжалостное. Я перевел взгляд на нож. Почему-то казалось, что она может схватить его в любую минуту и воткнуть в меня. И тут же мотнул головой: что за бред?
— Орать, Антон, будешь на подчиненных, продюсеров и свою Аню, — сказала она, не меняясь в лице. — Если кто-то из них это позволяет. Со мной говорить в таком тоне не стоит.
Я хотел ответить, но вовремя проглотил упрек. Криками и взаимными обвинениями мы сейчас ничего не добьемся. Нужно как-то находить консенсус иными способами. Только вот сейчас в воздухе такое напряжение, что щелкни зажигалкой — все вспыхнет в один момент.
— Оля… — Я шагнул к жене и коснулся ее плеча, желая обнять и прижать к себе.
Но она только высвободилась и быстро направилась к двери, по дороге развязывая фартук.
— Подумай, Антон, кто тебе важнее: мы с Настей или упавшая как снег на голову Аня, — бросила она.
Я только проследил, как фартук скользнул вниз и остался на полу ярко-красным пятном с белым игривым бантиком. Эту вещь когда-то я подарил Ольге, а потом сам же срывал с ее стройного тела, когда страсть оказывалась сильнее разума.
Но сейчас внутри появилось только отвращение и какая-то необъяснимая словами тоска. Я повернулся и подошел к окну. Хмуро глянул вниз, где на ярких качелях улыбающиеся мамочки катали своих малышей.
Под сердцем заныло. Господи, десять лет. Ведь точно так же мог стоять я, глядя на свою дочь. А не медленно гореть от обиды и боли, что меня променяли на другого. Черт с ним, даже если на другого! Даша была моей дочерью! И просто так отступать я не собирался.
Аня снова позвонила, и на этот раз пришлось взять трубку. Разговор вышел хуже, чем я предполагал. И в мыслях не было отказываться помогать Даше, но по словам Ани выходило все так, что это именно я то чудовище, которое виновато во всех бедах.
Впрочем, по словам Оли то же самое.
Нашли, на кого все свалить, хотя упрямство последней мне было все же непонятно.
Я провел руками по лицу, потом быстро вышел с кухни, обулся и выскочил из квартиры. Угодить между двух огней — никому не пожелаешь. Надо проветриться, поставить мозги на место. Заодно и подумаю, как еще раз подъехать к Оле, чтобы убедить взять у Настюши анализы. Я люблю… до ужаса люблю свою девочку и не позволю даже волосинке упасть с ее головы, но теперь, когда знаю, что их двое… Теперь надо сделать все, чтобы и Даша, и Настя были живы и здоровы.
Поэтому бездействовать нельзя. Ни за что.
На улице оказалось прохладнее, чем я думал. Пригодилась бы рубашка, в одной футболке щеголять неразумно. Однако возвращаться домой было глупо, поэтому, гордо расправив плечи, я зашагал по улице. Ничего, и я пройдусь и остыну немного, заодно мысли выстроятся в нужном порядке. Оля тоже придет в себя, успокоившись и начав трезво мыслить.
Я остановился на перекрестке, мимо несся поток машин, светофор мигнул красным светом. Оставаться сейчас в доме — верный путь к нагнетанию обстановки и очередным крикам. А Настене не стоит быть свидетельницей ни того, ни другого. Пусть говорят, что маленький ребенок ничего не понимает — вовек не поверю. Он маленький, а не недоразвитый. И пусть часть действительно пока за гранью его понимания, но эмоции он ощущает подчас лучше взрослых, которые с годами потеряли волшебную способность к эмпатии.