Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 152

Тем более, что и не от одних только хищников опасность исходит. И лемур тот же самый укусить или покорябать может, пускай и небольшой, но на ребёнка хватит, а уж мегафауна мадагаскарская – это же что-то с чем-то! Хоть и не довелось нам её вблизи как следует разглядеть, потому как не стремились мы к ней вплотную приблизиться, но труба на что? Карликовый бегемот, Серёга говорит, не так агрессивен, как обычный большой, но это ведь по африканскому судя, сохранившемуся у берегов Гвинейского залива до нашей современной эпохи. Он отдельный вид, с обыкновенным гиппопотамом в дальнем родстве состоящий, а все близкородственные ему виды давно вымерли. А вот этот мадагаскарский непосредственно от классического гиппопотама происходит, стадного и агрессивного, на Мадагаскаре он измельчал, да и образ жизни немного другой, но ведь гены в нём как были гиппопотамьи, так гиппопотамьими и остались. До метра в высоту, до двух в длину, вес – кило под триста. Вполне достаточно, чтобы натворить немало бед, если его раздраконить, африканского же гиппопотама раздраконить недолго и нетрудно – он и сам рад стараться. Этот держится хоть и небольшими, но стадами, скорее всего, один матёрый самец и гарем его самок, а прочие самцы поодаль и сами по себе, то бишь тоже эдакое мелкомасштабное копирование поведения полноразмерного африканского предка, не отдельные пары как у западноафриканского карликового. Этот явно драчливее, и соседствовать с ним близко я бы тоже не советовал. Между тем, он-то вполне может оказаться и на Нуси-Бе, потому как плавает хорошо. Строго говоря, этих мелких бегемотов на Мадагаскаре то ли два разных вида, то ли три, но один на плоскогорье в центре острова обитает, а мы наблюдали только прибрежных, которые и будут для наших людей наиболее актуальны.

Эпиорнис – ну, это, конечно же, своего рода визитная карточка Мадагаскара. Я сказал бы даже "прошу любить и жаловать", да только вот не уверен, реалистично ли это с таким птицем. Дронт на Маворикии – он ведь тоже в нашем прежнем мире распиарен в качестве эдакого безвинно пострадавшего от людей симпатяги, но вот вживую с ним дело иметь без увесистого дронтоохреначника в руке получается с трудом. Так маврикийский кур проклятый только с гусака хорошего размером, а уж тутошний эпиорнис максимус не просто же так слоновым птицем обозван. Помельче слона, но башка его на трёхметровой высоте, а туша коренастая, куда там африканскому страусу. Мы их видели ещё подальше, чем ближайших к нам бегемотов, так что не взвешивали, но на глазок – думаю, не сильно завышены приписываемые ему полтонны, а для особо массивных и до трёх четвертей той тонны. Держатся парами, не стаей, вряд ли общительны, как и дронты, а размерчик – того, внушает. Хоть клюнет, хоть пинка хорошего даст – ага, сразу уноси готовенького. Так это если ты этому мадагаскарскому куру-переростку просто не понравился, а если ему белков животных не хватает или каких-то там микроэлементов? Домашние куры не одних только червей с насекомыми клюют. Заклёвывают и поедают мышей, и я не удивлюсь, если и ещё покрупнее какую-нибудь живность, заклевав, в гастрономических целях употребят. Друг дружку, в отличие от мыши, они тоже проглотить не в состоянии, но расклёв у них – дело весьма нередкое. А какого размера живность приемлема в этих целях для кура-переростка весом в полтонны? Страус тоже ни разу не хищник, но и он ведь тоже случая поохотиться на какую-нибудь мелкую живность не упустит. А уж эпиорнис этот, максимус который – всем страусам страус, так что и за него я бы тем более не зарекался.

Пасутся эти пернатые гиганты обычно возле водоёма, а то и вовсе в болоте, но и на твёрдой земле ступают как-то неуверенно, что ли? Такое впечатление, будто щупают грунт ногой перед тем, как тяжесть туши на неё перенести. Мы в тот день до вечера репу чесали, что бы это значило, но только утром уже вчерашнего дня у нас появилось на этот счёт весьма нехорошее подозрение. А вышло оно вот как. Вечером бивак разбили, ужин свой слопали, покурили, обходим посты караульных, и тут вдруг кусты затрещали, и из них птиц выбегает покрупнее дронта, но помельче страуса, да несётся при этом так, будто от хищника какого-то убегает. Убегаешь – убегай, но хотя бы уж смотри, куда бежишь. И обогнуть наш бивак по дуге можно было запросто хоть справа, хоть слева, и через него на крайняк между палатками пробежать, да и в людей врезаться на бегу абсолютно незачем. Не трамвай – объедешь. Но дурной птиц с разбегу впечатался в Серёгу – ага, везёт ему в этой экспедиции на столкновения с крупными пернатыми. Спасибо хоть, не обосрал при этом, но нахрена же пугать-то так, на ночь глядя? Геолог наш, хоть и сшиблен с ног, в три этажа живность местную кроет, и это хороший признак, стало быть, цел он и практически невредим, зато в кустах шебуршит и кто-то, спугнувший птица, и мы с Володей шмаляем из револьверов – кажется, завалили. Бойцы вооружённые подтягиваются, осматриваем с ними диверсанта – даже не малая фосса, ещё мельче, но тоже из каких-то виверровых. А птиц, как выяснилось, тоже далеко не сбёг – в палатку, дурень, впечатался со всего маху, а пока вставал, один из наших бойцов его дротиком уложил. Тут как раз стемнело, тропики же, сумерек почти-что и нет, поэтому осмотр не видящего перед собой дороги птица мы отложили до утра. А утром – прихренели, распознав в нём подрастающего птенца вот тех болотных гиперстраусов. С молодыми глазами, значит, не видит ни хрена, куда прётся, а какое тогда зрение у старых эпиорнисов? Попадёшься такому, он же ещё и сослепу может изувечить на хрен! Так что аккуратно надо с этой мадагаскарской мегафауной.

С гребиорнисами этими, млять, сплошные непонятки. По костям раскопанным чуть ли не десяток видов насчитывали от того трёхметрового максимуса до звиздюшки не сильно крупнее хорошего индюка, но как определишь, взрослые ли это птицы отдельных видов или птенцы-подростки крупняка? Костяки-то ведь неполные в основном, да и у тех костей, что найдены, сохранность нередко хреновая. По яйцам можно было бы ещё как-то разобраться, да только на слуху исключительно здоровенные яйца максимуса до десятка литров в объёме, а меньших видов – не попадается сведений. Не находят или внимания не обращают, потому как ничего выдающегося, хрен их знает. По идее, должен бы быть ещё хотя бы один вид нормального страусиного типоразмера, и вроде бы, даже кандидат нам вчера подходящий попался…

– Дядя Бенат, плохой люди нет, большой птица нет, – Париме хочется пошастать по островку, и она пытается доказать, что ничего с ней здесь случиться не может, – Следы нет, перо нет.





И не скажешь ведь, что неправа. Хоть и девка, а соображает. Были бы люди, так на небольшом острове ещё при обходе его берегов наверняка обнаружились бы и какие-то признаки их присутствия, но чего нет, того нет. Птицы тоже следов после себя оставляют достаточно – и следов в узком смысле, то бишь отпечатков лап на грунте, и срут они, где ни попадя, и перья теряют то и дело, и от всякой птичьей мелочёвки нам уже в глаза всего этого бросилось немало. Максимус уж точно не наследил, да и орлиных перьев не видно.

– На тебя, малявка, большой птицы и не нужно, – заметил Володя, – Тебе хватит за глаза и группенфюрера, – мы рассмеялись.

Группенфюрером мы как раз вот этого кандидата в мелкий гребиорнисовый вид обозвали. В смысле, спецназер наш его так обозвал, а у нас с Серёгой, когда отсмеялись, и возражений принципиальных не нашлось, так что посмеялись мы и приняли его в качестве эдакого неофициального. А почему бы и нет? Получилось же это так. Мы уже и к якорной стоянке наших судов возвращались, оставалось меньше километра, тут стайка небольшая в зарослях мелькнула, и птицы оказались как раз немного мельче хорошо известного нам африканского страуса, а главное – телосложением и цветом оперения заметно отличались и от взрослого максимуса, и от заваленного вечером его предположительного подростка. В общем, скорее всего, другой вид гребиорнисов этих, ни разу не максимус. Мы одного и подстрелили до кучи – свежее мясо для всех наших людей не помешает, а нести до берега уже недалеко. А на берегу уже, когда ощипывали птица и разделывали, Серёга припомнил всё, что об эпиорнисовых знал.