Страница 12 из 17
– Но может всё же наведут порядок гэкачеписты?
– Ладно, не буду давать прогнозы. Езжай по своим делам, а то опоздаешь. Жалко одно – людей напрасно погубят ради своих политических игр.
От отца Теремрин сразу проехал в редакцию, ну и застал этакую сцену сборов. Удивительно то, что спустя два года и чуть больше месяца, он снова оказался в том же кабинете и тот же приятель стал звать его защищать теперь уже белый дом от Ельцина и его клики.
– Постой, ты ж в прошлый раз меня звал защищать Ельцина.
– А, он предатель, гад.., – ну и далее непечатно.
– Ну так я ж тогда предупреждал, – усмехнулся Теремрин.
Но в тот день Теремрин ещё не знал, что и к его приятелю придёт понимание. Пока был август 1991-го и в эфире стоял треск неимоверный.
Возвращаясь из поездки Теремрин слушал другие сообщения. Автомобильный радиоприёмника доносил визгливо-подобострастные слова комментатора: «Члены «ГКЧП» арестованы», «Демократия восстановлена», «У Белого дома» радостные Москвичи». Средства массовой информации спешили заработать себе дивиденды, изображая преданность будущему режиму.
«Как они попали в США? – машинально подумал Теремрин и тут же вспомнил, что демократические обезьяны униженно зовут Дом правительства Белым Домом на манер исчадия зла, стоящего за океаном, того исчадия, из которого планируются все злобные выпады против России, да и не только против России, но и против всего мира, хотя против России всё-таки в первую очередь.
«А некоторые наши холуи в погонах ещё и Третий дом Министерства обороны звали пентагоном», – подумал он.
Ведь и советское общество действительно серьёзно болело смертельной болезнью американомании и западничества. Причём болезнь эта развивалась давно. Он вспомнил, как однажды знакомый студент предложил приобрести какие-то зарубежные джинсы. Теремрин поинтересовался, для чего они? «Ну как же, – ответил тот, – вы ж в санаторий едете… Будете неотразимы!». «Это из-за джинсов что ли? – с иронией переспросил Теремрин. – Я думал, что мужские достоинства заключаются не в самих джинсах, а в том, что под ними. И сколько же они стоят?». «Ну, для вас – стольник»! «Да нет, спасибо, я как-нибудь в советских за десятку того же, а может и большего успеха добьюсь, чем современные недо- (он вовремя поправился) недомужчинки». Студент даже не обиделся, точнее нет, он обиделся, но лишь на то, что не оценили – «джинсы по дешёвке», с руками не оторвали.
Вспомнилось всё это непрерывное ханжество, выставление напоказ всего заграничного, бахвальство всякими магнитофонами, «видаками» и прочей дрянью, заслоняющей своё – отечественное.
А по радио тараторили о том, как у «белого дома» новоиспеченный революционер лез на танк, чтобы продолжить традицию любителя броневиков. Вспомнилась загадка в «Мурзилке». «Это что за большевик там залез на броневик? Он большую кепку носит, букву «Р» не произносит». И ответ в перевёрнутом виде: «Ленин». Ох уж и досталось тогда редактору «Мурзилки». Закатали в дурдом. И тут же родилась аналогия: «Это что же за мутант там вскарабкался на танк? Кепки он большой не носит, но от страха он поносит!»
А техника уходила из Москвы. Значит, прав был отец, говоря, что всё это провокация, и теперь начнётся расправа над теми, кто поверил в желание Язова и компании вернуть социализм со всеми его ценностями.
«Н-да, это ж нужно было принять за чистую монету такую глупость. Язов – ставленник и подручный первого антисоветчика Яковлева, завербованного, как все говорили, ЦРУ ещё в 50-е годы, будет выступать за то, против чего боролся его патрон?».
На душе было мерзко, мерзко оттого ещё, что ни он, полковник Теремрин, ни его друзья и однокашники не сделали ничего для того, чтобы предотвратить всё это.
Собственно, что они могли сделать? Даже всесильный КГБ и то был отодвинут в сторону, и ходила шутка, что при Горбачёве гораздо опаснее быть чекистом, нежели американским или английским шпионом.
Что вообще могло сделать офицерство, как и обычно разобщённое и не имевшее какого-то единого общественного центра? Видно, сильные мира сего побаивались офицеров. Опасались, как бы офицерство не выступило против них? Но этого никогда бы не случилось. Офицерство воспитывалось в преданности Отечеству, в преданности самой справедливой, как учили, советской власти. Тем более, она в любом случае была справедливее, нежели любая власть денежного мешка, власть бандюг, повсеместно показывающая своё мурло из-за спины так называемых демократических преобразований.
Теремрин подумал о том, что и он в какой-то мере виноват во всём происходящем – как удобно спрятаться за невозможность и бессмысленность участия в событиях. А что он и его поколение сделали, чтобы всего этого не произошло?
Стало совершенно ясно, что их специально разобщали, дробили, не давали создавать никаких общественных организаций, кроме партийных, даже препятствовали организации суворовских и нахимовских клубов и сообществ, разъединяли именно для того, чтобы они не могли организованно выступить вовсе не против существующего строя, а именно за этот строй.
Так постепенно зрел заговор против СССР и так постепенно готовилось обеспечение этого заговора.
Прикинув, что по времени дочь с внуком уже должны быть в доме отдыха, Рославлев сказал водителю, который так и не понял цели их странной поездки по вечерней Москве:
– Ну а теперь домой.
Он вышел из машины у самого подъезда, поблагодарив водителя.
Тот спросил?
– До завтра, Григорий Александрович? Завтра, как всегда, к восьми ноль-ноль?
Он поинтересовался так, на всякий случай, но Рославлев посмотрел на него как-то странно, подумав: «Как всегда? Завтра уже ничего не будет как всегда… Впрочем, прежде всего неведомо, буду ли я?».
Тем не менее, ответил:
– Да, да, конечно. Как обычно.
И пошёл в подъезд, несколько сутулясь и невесело думая о том, как Алёна прочтёт в газетах или услышит по телевидению сообщение о самоубийстве ещё одного генерала, близкого к путчистам. А впрочем, могут в средствах массовой информации и не сообщить – ведь не так заметен, как Ахромеев или Пуго.
Рославлев постоял в вестибюле, возле лифта, потом, подумав, спустился по ступенькам к чёрному ходу и вышел во внутренний дворик, решив дождаться там Петровича, чтобы узнать о результатах поездки и быть спокойным за дочь и внука. По телефону об этом говорить не стоило. Он сел на лавочку в уже опустевшем в этот час скверике с таким расчётом, чтобы видеть то место, где обычно ставил свою машину Петрович.
«Поговорю с ним, а уж потом пойду домой», – решил он, чувствуя, как не хочется ему возвращаться в свою квартиру, ставшую сегодня столь опасной.
Пока ездил по Москве, заметил, что за его машиной следят. Попытался предугадать их действия. Сколько их будет? Что попытаются сделать? Повесить, выбросить в окно или просто застрелить?
Вот так, заслуженный генерал, прошедший горнила многих конфликтов, не сгибавшийся под пулями венгерских ублюдков во время путча в пятьдесят шестом и душманов в начале 80-х, оказался незащищённым в своей стране, оказался неугодным тем, кто рвался к власти, чтобы разграбить и поделить богатства этой страны.
Все, кто мог помешать этому грабежу и дележу, были сначала спровоцированы на действия, которые теперь легко подводились под антигосударственные. Грабители и бандиты, рвавшиеся к власти, спешили ликвидировать опасных для себя людей. Сами же они, зачастую, происходившие и из бывшей партийной номенклатуры, и из теневой экономики, а то и просто из уголовного мира, рвались к власти ради того, чтобы узаконить воровские порядки в стране и уже без оглядки на органы правосудия продолжать набивать карманы. И, казалось, не было силы, которая могла бы спасти генерала от этой грязной своры, состоящей из столь разнородных элементов, но собирающейся и сплачивающейся в момент грабежа в стаю гиен, объединённую единой целью, и единым паханом.
Шесть лет шла травля КГБ, МВД и армии. Во всех этих ведомствах всегда состояло на службе большинство честных и порядочных людей, но таковых мгновенно дискредитировали, отодвинули от рычагов власти, а некоторых, наиболее авторитетных, спешно устранили. Замену им уже подготовили. День другой и запестрят новые фамилии выдвиженцев из окружения Ельцина. Это будут люди, призванные способствовать грабежу, называя его разными псевдонаучными словами. Им и самим дадут пограбить и нажиться – ведь именно с этой целью был затеян развал советской системы. Смешно верить, что те, кто всё это затевал, думал о народе, смешно верить, что вообще как-то учитывали интересы народа эти банды, возглавляемые ловким партийным функционером и авантюристом Ельциным.