Страница 1 из 17
Николай Шахмагонов
Перестрелка. Год девяносто первый
У «Армянского радио» спрашивают:
– Чем окончится перестройка?
«Армянское радио» отвечает:
– Перестрелкой!
Анекдот второй половины 80-х ХХ века
Часть первая. Пуго, Ахромеев. Кто следующий?
Тревожной выдалась в Москве последняя декада августа 1991 года. Ещё 18 числа, в воскресенье, ничто не предвещало грозных событий. В Тушино прошёл великолепный воздушные парад, собравший огромное количество зрителей, тем более наблюдать его можно было не только с аэродрома, но и с высокого Строгинского берега Москвы-реки.
Но уже в шесть часов утра 19 августа Всесоюзное радио взорвалось сообщением о введении чрезвычайного положения в некоторых районах СССР. Был передан указ вице-президента СССР Янаева о вступлении в исполнение обязанностей президента СССР «в связи с нездоровьем Горбачева». И тут же последовало сообщение о том, что создан Государственный комитет по чрезвычайному положению, обращение которого к советскому народу было зачитано торжественным голосом диктора.
И пошло-поехало. Уже 7 часов утра в Москву двинулись 2-я гвардейская Таманская мотострелковая, 4-я гвардейская Кантемировская танковая дивизии и три парашютно-десантных полка. Москва откликнулась митингами патриотическими в поддержку сохранения СССР и враждебными, прозападными сходками толпы, с вожделением смотревшей на западный образ жизни, разбавленной сверх всякой меры уголовными элементами и руководимой поднявшими голову ельциноидами, мечтавшими о превращении Советской Державы в сырьевой придаток заокеанских и европейских последователей Наполеона, Кайзера, Гитлера и прочей мерзости. Хаос в Москве, хаос в умах москвичей, понимание и непонимание сути происходящего, волнения и тревоги, а то и полное равнодушие – всё это продолжалось несколько дней, в период которых страна жила прежней жизнью. Также ходили на службу военные и на работу гражданские. Так же одни собирались в отпуска, другие возвращались из отпусков, также отправлялись в гости и на встречи с любимыми. Да и в Москве всё бурлило лишь в центре. Там сокрушали памятники, которые давно надо было сокрушить, как скажем, палачу русского народа Свердлову и такие, которые сокрушать было преступно, как скажем Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому.
И вдруг 21 августа Министр обороны СССР Язов внезапно вывел войска из Москвы, а на следующий день начались аресты членов ГКЧП…
22 августа 1991 года было объявлено о смерти пятидесяти четырёхлетнего Министра Внутренних Дел СССР Бориса Карловича Пуго, члена ГКЧП, причём странной смерти его вместе с женой… Выехавшие для ареста Пуго председатель КГБ РСФСР Иваненко и первый заместитель министра иностранных дел РСФСР Лисов, подручные Ельцина, нашли Пуго «застрелившимся», причём успевшим аккуратно положить на тумбочку пистолет, а жену его смертельно раненой – она умерла в больнице на следующий день. Бред, который несли средства массовой информации, перемешивался с некоторыми сведениями, становившимися достояниям, в том числе и людей ответственных, подобных генералу Рославлеву, но сведениями тоже весьма сомнительными. По Москве даже ходили слухи, что Пуго вместе с женой выбросились в окно.
В Москве царил хаос. Недобрая, враждебная России тёмная сила захватывала власть. 23 августа Ельцин при полном согласии Горбачёва подписал указ о приостановлении деятельности КПСС в Российской Федерации. Это продемонстрировало и замысел провокации, и участие Горбачёва в спектакле. В ночь на 24 августа опившиеся фанаты, щедро разбавленные уголовниками, руководимые янычарами Ельцина, силой захватили здание ЦК КПСС на Старой площади, всё разграбив.
А 25 августа молнией пронеслось по управлению, возглавляемому генерал-полковником Рославлевым, известие о том, что Маршал Советского Союза Ахромеев покончил с собой. Вот так взял, да и наложил на себя руки, на верёвочке повесился, привязанной к батарее отопления. В это не верилось никому – ни тем, кто знал лично их, ни тем даже, кто понимал, что это были за люди.
Обстановка была гнетущей. Уже даже не напряжённой, а просто гнетущей. Рославлев и прежде не слишком верил в успех задуманного Государственным комитетом по чрезвычайному положению. Не верил потому, что среди членов этого ГКЧП оказался один человек, который не мог желать возвращения Советского строя. Этим человеком был маршал Язов, самый непопулярный и неуважаемый маршал в Советской Армии. Он проявил себя тем, что мог, проезжая по Москве, в любом месте остановить машину и наброситься на офицера, нарушившего форму одежды, тем, что увольнял в запас без разбору опытных, заслуженных офицеров и генералов, вменяя им в вину возраст, тем, что заворачивал, скажем, представления на присвоения воинского звания полковник – это звание прерогатива министра – если в списке находился кто-то в слишком, по мнению маршала, непотребном для службы возрасте.
Впрочем, не это главное. Главное то, что «вытащил» Язова в Москву Яковлев, первый враг Советского Союза, а, следовательно, России – человек, превративший политбюро в политбанду, явившийся главным идеологом перестройки, фактически разваливавшей союз братских народов. Причём, Яковлев «вытащил» Язова с помощью провокации против руководства Вооружёнными Силами, выполненной западными спецслужбами с помощью некоего воздушного хулигана Руста, наверняка сотрудника этих служб. Провокация же была продумана удивительно нагло и бессовестно. Сначала наказывали всех, кто пресекал нарушения госграницы иностранными самолетами, а затем запустили легкомоторный самолёт, за уничтожение которого – каждый понимал – будет наказание на фоне безудержной истерики Запада.
Едва Руст сел Красной площади, как были изгнаны с высоких постов заслуженные генералы и маршалы, во главе с Министром Обороны Соколовым. Ну а дальше всё покатилось по наклонной и в армии в том числе. Крайне возмутило принятие оборонительной доктрины, как известно, губительной для любой армии мира.
И вот, когда стало ясно, что страна находится на краю пропасти, и произошли события, организованные Государственным комитетом по чрезвычайному положению. Но и на этот раз горбачёвская провокация во имя интересов Запада, удалась.
Генерал-полковник Рославлев не был прямым участником событий. Видимо, кто-то из организаторов, достаточно здравомыслящий, понимал, что кому-то необходимо было в эти смутные времена заниматься не политикой, а прямым делом обеспечения обороны страны. Ведь вокруг-то одни звери, одни стаи злобных гиен. Но он знал слишком много и имел постоянную связь с войсками, о чём знали враги ГКЧП, которые являлись лютыми врагами Советского Союза и Вооружённых Сил СССР. Конечно, не он один. Кто-то знал больше, кто-то меньше. Кто-то представлял большую опасность и после разгрома ГКЧП в Москве, кто-то опасность меньшую на местах, но опасность…
Рославлев понимал, что смерть маршала Ахрамеева не случайна, что она вполне рукотворна, и не трудно было понять, кем организована. Рославлеву особенно не до слухов – дела служебные не давали порой головы поднять от документов, приказов, распоряжений.
И тут это ужасное сообщение о смерти Маршала Советского Союза Ахромеева. Рославлев хорошо знаком с маршалом, помнил, как тот, будучи начальником Генерального штаба Вооружённых сил СССР – первым заместителем министра обороны СССР, резко выступил против навязываемой Горбачёвым и его кликой военной реформы, подрывающей боевую мощь Советской Армии. Последовала отставка, а вскоре назначение советником Горбачёва по военным делам на всех его должностях, вплоть до президентской.
Рославлев ходил по кабинету, буквально ошеломлённый известием, и размышлял над происходящим в стране.
Он знал, что уже 19 августа Ахромеев вернулся из Сочи, где отдыхал с семьёй в Военном санатории, прибыл к вице-президенту СССР Янаеву и предложил помощь в решении военных вопросов. Какие задачи решал в составе ГКЧП, Рославлеву было неизвестно, не знал он и о том, что делал маршал, когда всё посыпалось…