Дикие лошади

– Да, – ответил я.

– Пол разумно мыслит, – признала она, – но я устаю от него. Мне жаль, что я разбудила вас так рано. Но Пол был так сердит на меня… что я позвонила вам, когда он пошел в ванную, потому что иначе он мог остановить меня. Я какая-то сама не своя, я чувствую себя такой слабой.

– Я рад, что я здесь, – заверил я ее. – Вам нужно сейчас поспать.

– О, я не могу. Я должна бодрствовать, чтобы встретить Робби. Я так боюсь, что Пол будет груб с ним.

Наверняка, подумал я.

Упомянутый Пол вошел в комнату, вновь включив верхний свет.

– Что вы делаете тут вдвоем? – требовательно спросил он. – Матушка, уйди отсюда и перестань расстраивать себя. Дядюшка получил блаженное избавление, как мы все знаем. Сейчас нам следует поговорить о твоем будущем и о моих планах на это будущее.

Плечи Доротеи напряглись под моей рукой. Я снял руку и вместе с Доротеей вышел из комнаты Валентина обратно в кухню, вновь потушив резкий верхний свет. Выходя, я бросил взгляд на спокойное старое лицо, скрытое полутенью. Вечная, непреходящая тень.

– Конечно, ты не должна оставаться здесь, – говорил Пол своей матери на кухне. – Тебе почти восемьдесят. Я не могу должным образом присматривать за тобой, когда ты живешь так далеко от меня. Я почти договорился с домом престарелых, чтобы, когда Валентин умрет, ты могла снять там комнату. Я сказал им, что ты приедешь на этой неделе. Это меньше чем в миле от моего дома, так что Дженет сможет навещать тебя каждый день.

Доротея выглядела почти испуганной.

– Я не поеду, Пол, – возразила она. – Я останусь здесь.

Игнорируя ее возражения, Пол продолжал:

– Ты можешь уже начать паковать свои вещи. Зачем тянуть время? Я выставлю твой дом на продажу уже завтра и перевезу тебя сразу же после похорон.

– Нет, – промолвила Доротея.

– Я помогу тебе, пока я здесь, – милостиво пообещал ее сын. – Все вещи Валентина надо рассортировать и тем или иным путем избавиться от них, конечно. Фактически часть книг я могу увезти немедленно. Я привез две или три пустые коробки.

– Только не книги, – твердо сказал я. – Он оставил свои книги мне.

– Что? – Нижняя губа Пола некрасиво отвисла. – Он не мог этого сделать, – свирепо сказал он. – Он оставил все матушке. Мы все знаем это.

– Оставил вашей матери все, кроме книг. Доротея кивнула.

– Валентин сделал дополнительное распоряжение к завещанию около двух месяцев назад, оставив свои книги Томасу.

– Старик был чокнутый. Я опротестую завещание.

– Вы не можете опротестовать его, – рассудительно возразил я. – Валентин оставил все, кроме книг, вашей матери, а не вам.

– Тогда матушка опротестует его!

– Нет, я не сделаю этого, дорогой, – мягко сказала Доротея. – Когда Валентин спросил меня, что я думаю о том, чтобы он завещал книги и бумаги Томасу, я сказала, что это прекрасная идея. Я никогда не прочитаю их и даже не смогу толком просмотреть, а Валентин знал, что Томас будет беречь их, и он пригласил нотариуса, чтобы сделать дополнительное распоряжение, а Бетти, моя подруга, и Робби Джилл, наш доктор, засвидетельствовали его подпись в присутствии нотариуса. Он подписал это в собственной гостиной, и не было вопросов о том, в своем ли уме Валентин, поскольку и доктор, и нотариус были согласны с этим. И я не понимаю, о чем ты тревожишься, ведь это просто куча старых формуляров, сборников вырезок и книг о скачках.

Мне казалось, что Пол куда более расстроен, чем должен был бы. Он, видимо, почувствовал мое удивление, потому что начал подыскивать разъяснения, ненавидя меня за то, что я заставил его делать это.

– Валентин когда-то говорил мне, что в его коллекции могут быть некоторые ценности, – сказал он. – Я намерен оценить их и продать… для матушкиного благополучия, разумеется.

– Эти книги завещаны Томасу, – отважно повторила Доротея, – и я никогда не слышала, чтобы Валентин намекал на их ценность. Он хотел, чтобы Томас забрал их ради памяти о прежних временах и еще потому, что Томас был так добр и приходил читать Валентину.

– Ага! – едва ли не завопил торжествующе Пол. – Это дополнение будет недействительно, потому что Валентин не видел то, что подписывал!

Доротея запротестовала:

– Но он знал, что подписывает.

– Откуда он мог знать? Скажите-ка мне!

– Прошу прощения, – сказал я, подавляя подступающую ярость. – Если дополнение, сделанное Валентином, будет признано недействительным, в чем я сомневаюсь, поскольку нотариус признал его и засвидетельствовал подпись, тогда книги будут принадлежать Доротее, которая одна может решить, что делать с ними.

– О, спасибо вам, дорогой, – сказала она, и с ее лица сошло выражение тревоги. – Если они мои, я отдам их вам, Томас, потому что знаю, что этого хотел Валентин.

Пол выглядел ошеломленным.

– Но ты не можешь это сделать.

– Почему нет, дорогой?

– Они… они могут быть ценными.

– Я отдам их на оценку, – сказал я, – и если они действительно представляют собой хоть какую-то ценность, я верну все Доротее.

– Нет-нет… – покачала она головой, не соглашаясь со мной.

– Ш-ш… – шепнул я ей. – Пусть пока утешится этим.

Пол в ярости расхаживал по кухне туда-сюда. Потом остановился у стола и с нажимом спросил:

– А кто вы вообще такой, если не считать того, что вы втерлись в доверие к беспомощному, умирающему старику? Я хочу сказать, что это преступление.

Я не видел необходимости объяснять, кто я такой, но Доротея устало сообщила ему:

– Дед Томаса тренировал лошадей, которых подковывал Валентин. Валентин знал Томаса более двадцати лет и всегда любил его, он говорил мне это.

Словно не в силах остановиться, Пол тяжело пошагал прочь от столь неприятной новости, неожиданно покинул кухню и скрылся в коридоре. Можно было бы принять его просто за напыщенного осла, если бы не мимолетное впечатление затаившегося массивного, спящего вполглаза молодого хищника. Я подумал, что не хотел бы вступать с ним в конфликт.

Доротея сказала в отчаянии:

– Я не хочу жить рядом с Полом. Я не вынесу, если Дженет будет приходить ко мне каждый день. Я не в ладах с ней, дорогой. Она подавляет меня.