Страница 7 из 13
Обратный пути к ограде проделал в три шага. Перемахнул через нее, и со всех ног побежал в парк. Пленный неистово орал. Это привлекало внимания. Поднимало тревогу. Без сомнений, операция провалится на завершающем этапе. «Обидно!» – подумал Коля, доставая телефон.
– Отлично, агент, – воодушевленно заговорил команданте. – Не подвергайте себя излишней опасности. Я приказываю вам: отключите сирену. Немедленно отключи эту долбанную сигнализацию!
Не выпуская телефон из рук, Рыжий брезгливо извлек пленного офицера. Схватил за крохотные ножки и с размаха стукнул «генерала» об ствол паркового тополя. Удар пришелся в голову. Плачь стих. Для надежности Коля замахнулся еще раз. Что-то противно хрустнуло.
– Сирена отключена!» – доложил Коля в телефон, наблюдая как кровь пропитывает фиолетовый костюмчик. Большими каплями стекала на осеннюю листву.
– Отлично! – обрадовался команданте. – Теперь слушайте меня внимательно. Наши героические ученные обнаружили: для максимальной эффективности ассимиляции необходим отвар. Сварите ублюдка и ассимилируйте. Победа близка как никогда. Вы знаете, что делать!
– Так точно!
Рыжий сунул тело под ободранное пальто и быстрым шагом устремился к заброшенному складу.
Кровь Полины алела на желтых тополиных листьях, отражая скупые солнечные лучи. Через час, Бадди, кокер спаниель пенсионера Бронина, слизал их шершавым языком.
***
– Wunderwaffen у нас в руках, товарищ Че. Доложите главнокомандующему, мера времени у меня. Я … я не могу говорить. Конец связи.
Рыжий спрятал телефон во внутренний карман армейской куртки. Повернувшись спиной к пришедшим на ночевку клошарам, он принялся помешивать ассимиляционный материал. Сотейник кипел на пылающем костре. Стоять над ним было жарко.
– Что варишь, ущербный? – шепелявый дедок склонился над кастрюлей – Супец? Где мясо надыбал?
– Уйди! – закричал Коля, отталкивая бомжа. – Не подходи! Это мое!
– Э, ты чего! – на удивление спокойно отреагировал дедок, отшагнув от костра. – Хорош, баклан. Делиться надо. Вон у тебя сколько. Обожрешься.
Заметив в сотейнике плавающие куски мяса, мужичек судорожно сглотнул слюну.
– Э, братва! Вы чего молчите? – он посмотрел на сотоварищей, лениво рассаживающихся по своим обычным местам.
Не получив ни одобрения, ни поддержки, дедок предпринял еще одну попытку.
– Отойди, безответный …
– Мое! – во все горло заорал Коля. – Мое!
В голове Рыжего бушевал ураган. Столь близкая победа ускользала из рук. Даже угроза полного провала и срыв всей миссии не останавливало его. Это была его ассимиляция, его шанс вернутся на Кубу, его входной билет в клуб избранных, в лигу сверхчеловеков.
– Уйди! Не подходи! – он продолжал отпихивать наглого дедка.
На этот раз, нахал не отступил. Дедок, как упрямое животное, уперся ногами в засыпанный обломками пол сарая. Вцепился руками в лохмотья пальто соперника и не отступал ни на шаг. Коля тоже не сдавался. Схватив мужика за подолы старенькой форменной куртки-фуфайки с надписью «SunNet. Provider to magic», упорно пытался сдвинуть наглеца с места. Безрезультатно. Остальные бомжы, без особого интереса, наблюдали за схваткой. От возмущения и потуг лицо Рыжего покраснело. Кожа под слоем грязи сливалось с цветом растрепанных волос. Дедок же напротив, ехидно улыбался. Он почти не прилагал усилий и откровенно насмехался. Увидев издевательский оскал, терпение Коли лопнуло. Освободив правую руку, он замахнулся и огрел деда не сильной, но обидной оплеухой.
Воровская иерархия основана на силе и решительности. А у бывалых сидельцев и без того пониженный самоконтроль. Поэтому они чаще остальных нарушают закон. Светский закон. В то время как блатные понятия обязывают к противоположному. Дедок – зек со стажем поступил так, как привык, как должен был. Освободившись от некрепкого захвата, он наклонился и схватил первое, что попалось под руку. Большой осколок красного кирпича.
На долю секунду, в безумных глазах Рыжего промелькнула искра разума. Слабые люди называют искру разума страхом. Дедок часто видел такое. Слишком поздно. Без единого сомнения, зек наотмашь занес осколок. Удар получился хлестким и пришелся прямо в больной висок Николая. Острым краем. Испуг так и застыл на лице. Рыжий упал. Дедок, не спеша, словно гладиатор, ожидающий одобрение публики, опустился коленом на грудь поверженного. Следующие несколько ударов были лишними. Коля Рыжий был уже мертв. Оба мира, наш и тот, в котором он жил, погасли одновременно. Кто знает, в каком измерение он оказался? В несуществующем раю, который искал, или в аду, где жил.
– Жмудик конченый, – выругался дедок, вставая.
Выкинув окровавленный камень под стенку, наклонился к кипящей кастрюле:
– Ммм, пахнет рахманно! – подобрав пустую консервную банку из-под шпрот. Поддев рукав, вытер из нее грязь. – Налетай, братва!
Зачерпнул консервой жижу из сотейника.
– Ф, а … Горячая, падла! – дедок нетерпеливо задул на банку.
Через секунду, посчитав, что суп достаточно остыл, меленькими глоточками, медленно выпил.
– Ааа, овощей не хватает. И соли! – он зло посмотрел на труп товарища. – Баклан!
Бомжи медленно оживали. Некоторые повставали со своих мест и, опасливо косясь на тело Коли Рыжего, подходили поближе к костру.
– Ну, чего вы! – подбадривал дедок. – Давай, давай. Вкусно.
Зек поискал что-то под ногами. Поднял палочку и, поковыряв в кипящей кастрюле, поддел кусок мяса. Зашипел и плюхнул его в консервную банку. Нетерпеливо задул, приговаривая:
– Ах, мясцо. Барно, братва! Ништяк.
В два укуса, помусолив недолго беззубым ртом, проглотил почти целиком. Товарищи, смотрели с недоверием. Устоять перед соблазном оказалось невозможно. Один из них, в вязанной шапке с узорами, подобрал использованную палку и принялся ковыряться в вареве. Выискивал кусок побольше. Его примеру последовали остальные.
– Эй, что тут? – спросил неопрятный мужчина с глубоким шрамом на левой щеке.
В пяти шагах от костра, присыпанная камнями и другим строительным мусором, алела куча выпотрошенных останков. В кровавом нагромождении фиолетовым цветом выделялся детский костюмчик.
Почти одновременно с вопросом мужика прогремел хриплый крик. В следующее мгновение перешел в неистовый вой:
– Аааа!
Бородач в красной куртке с заправленным поясом, не оглядываясь, спотыкаясь об камни, отступал от кипевшей кастрюли. Ужас на грязном лице означал не больше, не меньше, чем неразорвавшуюся в его пальцах гранату. Но в вытянутой руке, насаженной на палке, висел кусок побелевшего мяса. По крохотным пальчикам с ноготками, набухшей пяточке узнавалась детская ножка.
По причине невероятности, этот очевидный факт доходил до бродяг постепенно. Первым из ступора вышел мужик со шрамом на лице. Он подбежал к костру. Ударом ноги опрокинул сотейник. Огонь зашипел. Жидкость растеклась. Пар от кипятка развеялся, и на полу, среди осколков камней, кусков штукатурки, шифера и другого мусора, предстала жуткая картина: серая плоть переваренного мяса ошметками отрывалось от костей. В адской массе четко проявлялись маленькая, детская ручка, со скрючившимися пальчиками и обрубок второй ножки.
***
В мерцающем свете огня, пробивающегося из металлической бочки, лицо Фили казалось особенно бледным. Дедок нехотя улыбался, но было заметно, он не разделял всеобщего веселья:
– А, Филька-то не выблевал ничего! – ржал мужик напротив. – Все блевали как подорванные. А этот хоть бы хны. Не впервой, видать. А, бродяга?
– Что продукт переводить? – процедил дедок. – Я ж не при делах!
– А что с трупом? – решился спросить Виру.
Но ответа на этот вопрос не получил. Бомжи, как тени, разбрелись по углам своей поруганной обители.
Вечер в компании вагабундов продолжился своим размеренным, несуетливым чередом.
Долговязый подвинулся ближе к дамочке в и обнял ее за плечи. На опухшем женском лице мелькнула приторная улыбка. Затем появилось брезгливое выражение прожженной кокетки.