До рассвета

Вэйлон знал, что сейчас будет происходить очередная истерика, поэтому поторопился освободить комнату. Выйдя, он столкнулся с двумя санитарами и девушкой. Взгляд ее огромных синих глаз стрелой прошел на вылет. Никогда прежде он не видел подобного. Ее волосы вороньего крыла, были заплетены в косу, что лежала на плече, едва касаясь маленькой груди. Вся она больше походила на ребенка, нежели на взрослую. Щуплое тело, тонкие плечи, узкие бедра, одежда буквально болталась на ней. Ее кожа была болезненно-бледной, из-за чего контур губ терялся. Вэйлон не сразу понял, считает ли он ее красивой, но то, что она была необыкновенной это точно. Она из тех, кого увидев раз, запомнишь навсегда.

Самым удивительным было то, что она не сопротивлялась. Пациенты, как правило, устраивали истерики, кусались, кидались, кричали, плевались и прочие прелести поведения нездоровых людей. Она же сохраняла титаническое спокойствие. Но что тогда она делает в карцере?

-Проходи, — один из санитаров подтолкнул ее к двери.

Чувствуя взгляд всем телом, Вэйлон посмотрел на дверь в палату Эдди Глускина. И увидел его таким впервые. Лицо жениха было вытянуто в гримасе удивления. Рот слегка приоткрыт, а глаза широко распахнуты. Он не моргал с несколько минут, пока новенькую провожали в ее камеру. Затем его губы расплылись в широкой улыбке, от которой Парку стало настолько страшно, что тошнота поступила к горлу.

Программист вспомнил, почему именно Глускина снова вернули в карцер. Две недели назад, этот товарищ выдавил глаза пациенту, посчитав его очередной неверной его избранницей.

Не только он приходил в ужас в его присутствии, но и почти что все пациенты, не считая ребят вроде Криса Уокера или Фрэнка Манера.

Девушка прошла внутрь помещения, где санитары сняли с нее смирительную рубашку, резинку для волос и проверили на наличие посторонних предметов.

Парк стоял как вкопанный глядя на нее, на Эдди, снова на нее.

-Вы свободны мистер Парк, — обратился к нему Кристонс, не весть, откуда взявшийся. — Вы ведь все наладили?

-Да, разумеется, — вернулся к реальности Вэйлон. — Новый пациент?

-Да, — кивнул доктор. — Это Вам не хухры-мухры. Между прочим, артистка театра оперы и балета — Виктория Блейк.

-Такая молодая и сюда попала, — скорее констатировал, нежели спрашивал программист.

-Бедняжку преследовал назойливый поклонник, — начал рассказ врач. — Отвергнутый ею, он устроил самосожжение прямо на ее глазах в ее доме. Она немного пострадала в пожаре, а вот семью ее спасти не удалось. А как пришла в сознание, решила покончить собой. Вот и оказалась здесь.

-И сразу в одиночку?

-А как иначе, она может нанести себе вред.

Парк с сожалением кинул на девушку взгляд. Она вела себя так, будто никого кроме нее здесь не было, игнорируя происходящее.

Зато за всех присутствующих был Эдвард Глускин. Мужчина был крайне возбужден и обеспокоен присутствием нового пациента. Он долгими часами стоял у маленького окошка, в ожидании, когда Виктория замаячит в своей палате.

Транквилизаторы, вводимые ей, постепенно теряли свои свойства, и она могла чуточку прийти в себя. Развалившаяся из-за отсутствия резинки коса, распустила пряди, окутывая ее всю. Понемногу привстав, Блейк не совсем понимала, что происходит и где она. Тело ныло от одной и той же позы. Потянувшись, балерина рассматривала собственные руки и ноги, словно видела их впервые. Девушка встала с кровати, что больше походила на металлические нары. И принялась разминать затекшее тело, исполняя балетные упражнение.

Эдвард словно в кататоническом ступоре смотрел в маленькое окошко, позабыв моргать.

Она же не замечала его, концентрируясь на себе. Встать на носок без пуант было почти невозможным, и Виктория разорвала наволочку подушки, намотав ее на ноги.

-Па па, плие, батман, — шептала она себе под нос.

-Когда я был маленьким, мама часто говорила мне: «Женись, сынок, и ты поймешь, как счастлив ты можешь быть». Я искал повсюду, но так и не смог найти ту единственную, которая была бы похожа на девушку, чей образ стоит перед моими глазами. Я продолжу поиски, до тех пор, пока не отыщу ее, — пропел сам себе жених.

Воспаленная фантазия Эдварда уже рисовала образы его идеальной семьи, жены и матери его детей. Скольких же людей он искалечил, убил, пытаясь воплотить свою больную мечту. Ах, если бы он только был психически стабилен и здоров, любая женщина согласилась бы стать его. Все врачи отмечали его фантастическое обаяние, которым он буквально гипнотизировал не только женщин, да кого угодно, медперсонал, охрану и так далее.

С этого момента Глускин желал лишь одного, точнее одну. Теперь он был уверен, что нашел ту единственную, чей образ стоял перед его глазами.

Она была идеальна. В его воображении, маньяк видел как ее мягкое и теплое лоно готово принять его семя для зачатия и вынашивания их детей.

Эдди терпеливо ждал, когда наступит тот момент и он, наконец, сможет прикоснуться к такой желанной. Она теперь его цель.

Вэйлон наблюдал за ней через ноутбук, подключившись к камерам видеонаблюдения. Прежде он так не делал никогда. Безусловно, он любил свою супругу, и никого сексуального подтекста не видел в своих действиях в отношении пациентки. Просто Блейк зацепила его. Все сумасшедшие в своем роде владеют неким обаянием, что-то есть в них такое, чего нет в обычных людях.

Парк наблюдал за ее грациозными движениями. Сейчас в стенах этой кошмарной лечебницы в одном из душных и тесных карцеров, происходит прекрасное.

Стабильно два раза в сутки к ней приходила медсестра, для перевязок. Шея и грудь девушки пострадали в пожаре, и как следствие кожа на них была повреждена. Доктор Кристонс выявил, что когда Виктория перевязана бинтами, а поверх надета не больничная одежда, а например водолазка с закрывающим горло воротником, то пациентка ведет себя куда спокойнее. Так и было решено поступать.

Терапия шла ей на пользу, затуманенный лекарствами разум приходил в ясность от их отсутствия. Но девушка даже не догадывалась, что это все лишь для того, чтоб и на ней провести эксперимент.

Пациентов женского пола здесь было крайне мало, поэтому Виктория была ценным экземпляром. Вернике был очень рад ее появлению.

От тоски и банальной скуки и она стала периодически выглядывать в окошко, чтоб увидеть хоть что-то помимо белых мягких стен. Взгляд ее наткнулся на мужчину в палате напротив, он пристально смотрел на нее, улыбаясь так будто всю жизнь ее ждал.

Каждый псих, себя таковым не считает. И Блейк тоже так думала, за исключением того, что правда не была таковой… или нет? В заключение врачей о ее диагнозе была клиническая депрессия с ярко выраженным пограничным расстройством личности.

Глускин широко улыбался, потому, как не мог нарадоваться, что она, наконец, его заметила.

Виктория смотрела на его шевелящиеся губы, но через две плотные двери она никогда бы не услышала. А он вторил как мантру одно и то же: «Я нашел тебя моя дорогая, я приду за тобой. Мое сокровище, моя любовь, моя невеста».

А потом приходили санитары и охрана, их было довольно много для одного человека. И Блейк видела в окно, как «соседа» выводят из камеры, он сопротивляется и вырывается. Его сила и легкость с которой он разбрасывает охрану пугала, от чего Виктория широко распахнула и без того огромные глаза. Эдди бежал прямо на нее. Он всем весом ударился о дверь ее карцера, прильнув к окошку.

Виктория отскочила от двери, забившись в угол. Сейчас она была рада, что эта прочная дверь здесь есть и разделяет их. Девушка не понимала, чем вызвала такую реакцию. Но среди криков охраны, она расслышала его слова: «Моя маленькая девочка, как же долго я ждал тебя».

Виктория еще слышала его крики где-то уже вдалеке, она подскочила к окну, глядя как его уводят в неизвестность.

Встречи с доктором Кристонсом проходили вне стен карцера. Теперь в связи с улучшением ее состояния, по мнению врача, ее допускали в его кабинет. Там, как правило, ей было комфортнее. Другая обстановка, окно, солнечный свет и атмосфера в целом.