Страница 12 из 76
Из-за разности масс, разнилась и сила.
Близняшке становилось сложнее отражать удары, но казалось Райли это лишь забавляло.
Веселье на тренировке длилось ровно до тех про, пока не заявлялся отец.
Невидимой тенью он проскальзывал в тренировочный зал, пристраиваясь на самом малозаметном месте. Теодор наблюдал за ходом действий.
Мальчик всегда замечал его первым. И как только это происходило, Райли давал сестре слабину. Он нарочно поддавался, давая нанести себе урон.
Близнецы прекрасно знали правила и методы воспитания отца.
Стоило одному из них облажаться на тренировке, или стрельбе, или игре в шахматы, его ждало наказание. Его степень зависела от тяжести оплошности.
Например падение на спину во время рукопашного боя, расценивалось недорого, но все же неприятно. Упавший должен был с завязанными глазами простоять на одной ноге, будучи в центре лошадиного навоза.
Едва ли Эми и Райли могли счесть это за наказание. В сравнение со всем остальным, это было так, легкое развлечение.
Теодор считал, что падение во время тренировки это не так страшно, как например промахнуться из винтовки.
Эмили любила брата. Поэтому отдавала долг на стрельбе, нарочно промахиваясь, когда Райли косил в мишенях.
Иногда Теодор приходил в бешенство и наказывал обоих. И ему было плевать, что они выгораживают друг друга. Он не оценивал их самопожертвования.
Сазерленд был убежден в своей великой миссии, воспитать из них идеальных людей. Он абсолютно отрицал разность мышления, разность пола в конце концов. Игнорировал факт того, что у Эмили более творческий потенциал, а Райли хорошо даются точные науки. Пока сестра спокойно говорит на нескольких языках, что для мальчика немыслимая суперспособность, он решает математические уравнения и задачи, далеко опережая ровесников. Без труда вычисляя сложные формулы, пока Эми в свои двенадцать цитирует Ницше.
Близнецу пришлось вкладывать немалые усилия, чтоб понять хотя бы азы нотной грамоты, пока Эмили уже осваивала второй музыкальный инструмент.
Страшась за брата, малышка в свободное время, которого катастрофически не хватало, занималась с ним дополнительно и фортепиано и скрипкой. Лишь бы отец больше не наказывал его за промахи.
И как бы они ни старались, близнецы были людьми, а не сверхразумными существами. Как и всякий из нас, ребята допускали ошибки, хоть и очень редко. За которыми в очередной раз следовало наказание.
Разозлившись на мать за ее покорное молчание и потакание отцу в жестокости его методов воспитания, Райли рассвирепел. За ним все чаще стали проявляться приступы агрессии. В гневе, подросток схватил открытую с раннего утра бутылку вина, и швырнул ее в зеркало. Этот жест был попыткой достучаться до матери. Показать ей, как они с сестрой устали от бесконечного напряжения, унижений и страданий, именуемых воспитанием.
Джулию этот жест напугал. Из послушного мальчика, Райли превращался в неуравновешенного парня. Он никогда не позволял себе подобного, но стал все чаще огрызаться на замечания, а теперь и вовсе вспылил.
Теодора это возмутило и разозлило. По его мнению, они с Джулией делают все для их блага, а вместо благодарности получают в ответ хамство. Такого Сазерленд в своем доме терпеть не собирался.
И пока нетрезвая супруга плакала от «несправедливого» отношения сына к себе, находясь в своих покоях. Теодор избивал Райли на глазах у Эмили, чтоб той не повадно было брать дурной пример с брата.
Разница в весе, возрасте и силе была слишком ощутимой. Парнишка даже не мог подняться.
Эмили насильно заставляли смотреть на избиения брата. Она молча содрогалась в рыданиях, не в силах ему помочь. Девочка просто смотрела, как такое же похожее на ее лицо, становится кровавой кашей.
Дрожа от страха и ужаса, Эмили делала короткие и частые вздохи. Наверное ужаснее всего было понимать, что человек, являющийся Вашим родителем, призванный защищать свое потомство, способен на такое.
До боли сжимая кулаки, она впервые испытала отчаяние. Это было похоже на то, как если бы тебя выкинули в океан и ты не способен вплавь добраться до берега.
Разум вдруг посетила мысль, что любой удар, нанесенный ее близнецу, может стать для него последним. И тогда она останется абсолютно одна. Никому не нужная, одинокая и бесконечно страдающая. Никто не окажет ей поддержку, никто не обнимет после очередного «акта воспитания». Ее больше некому будет любить и жалеть. О ней никто не позаботится.
Собрав страх, волю, отчаяние и последние силы в кулак, девочка сорвалась с места.
— Не трогай его, — как ненормальная завопила Эми.
Она сама и не ожидала услышать свой голос таким. Он был надрывным, хриплым и глухим.
Сазерленд смогла оттолкнуть отца от Райли. За что получила хлесткую и звонкую пощечину, сбившую ее с ног. Эми упала в метре от брата. Теодору это лишь придало новых сил от очередной вспышки гнева переходящей в ярость.
Он пнул дочь в живот, тем самым откинув ее к столу. Близняшка проскользила по мраморному полу, гонимая инерцией удара и остановилась лишь когда ударилась о ножку стола позвоночником.
Ее глаза были зажмурены от боли.
Райли что-то хрипел и булькал, глядя на сестру. Он тянул в ее сторону свои руки, позабыв о том, что стоило бы прикрыть себя. Но ему было уже плевать на свою судьбу. Боль от новых ударов не была сильнее предыдущей. Куда ярче болела душа, глядя как близняшка лежит в позе эмбриона, стискивая зубы, чтоб не завыть. Ее руки сжимают живот, глаза закрыты, а рыжие волосы небрежно спадают на лицо, выбившись из заплетенных кос.
— Все хорошо Эмили, — хрипит Райли, захлебываясь собственной кровью, отрыгивая и выплевывая ее на светлый мрамор. — Все хорошо.
Избитый и еле живой, он хочет успокоить ту, что всем сердцем переживает за его судьбу. Эмили единственная, кто его любит по-настоящему. Единственная, кому он нужен, кто о нем заботится. Она одна спасает его раз за разом, пока Джулия заливается новой порцией «успокоительного», молча соглашаясь с нравом мужа. В этой жизни у него есть только Эмили — его сестра близнец. И ближе ее никогда и никогда не будет. Только она, та самая светлая часть его самого, что Теодор никак не сломит, как бы ни уродовал их обоих. Ему никогда не отнять у него счастье, быть ее братом.
— Смотреть на меня, — прорычал Теодор, хватая сына за окровавленный воротник рубашки.
Он тряс подростка, брызжа слюной. Заставляя взглянуть на него. Но бунтарский дух Райли, плевать хотел на его требования. Парнишка смотрел на сестру, не переставая шептать ей «все хорошо, Эмили». Он уже плохо слышал крики отца, а свой шепот тем более, да и видел через раз. Все расплывалось, становясь нечетким. Но близнец не переставал смотреть на сестру. Он держался из последних сил, чтоб не терять сознание, только чтобы встретиться с ней взглядом. В мыслях было лишь «посмотри на меня, я умоляю».
Магия ли это, связь между близнецами, или просто совпадение, но в этот момент Эмили открыла глаза.
Ее зеленые глаза смотрели на брата, как он и хотел. В них была бесконечная боль, тоска и тревога.
Райли не хотел, чтоб она видела его таким, но это было не ему решать. Он обещал всегда защищать сестру, и сдерживал обещание как мог.
Парнишка растягивал разбитые губы в кровавой улыбке. Выглядело жутко, среди мясной зияющей дыры виднелись белые зубы, один глаз заплыл, лицо отекло.
Эмили не могла сдерживать слезы злости и обиды. Девочка плакала от безысходности и собственного бессилия.
Ей оставалось только смотреть за тем, как Теодор тащит ее близнеца за ногу, куда-то в коридор. Его голова ударяется о пороги и стыки меж мраморных плит.
А она здесь. Лежит на полу, не в силах даже подняться. Им это не в первой.
— Ведешь себя как собака, — тяжело дышал Теодор. — Значит и поживешь как собака, на собачьем месте.
Мужчина затащил сына в пустую постройку на улице. Она служила местом хранения оружия, когда прибывала новая партия. Но сейчас там было пусто.