Прости мне мои грехи

Наступило лишь горькое осознание того, что мы все носим маски и никогда не бываем самими собой, потому что боимся осуждения. Я не хотела быть слабой в школе, как это было у меня дома. Я больше не хотела чувствовать давления, поэтому наступала на всех первая. Чтобы никто не посмел говорить, что я недостаточно хороша.

Я хотела быть идеальной для всех, но в итоге стала местным монстром, бездушной стервой, у которой нет права на чувства и сострадание.

Так я и оказалась в своей маске, а, точнее, даже в клетке, из которой вряд ли когда—нибудь выберусь.

Я так хотела любви. Простой заботы. Хотелось, чтобы родители спрашивали: «как у меня дела», а не кидали очередную пачку денег, которую я тратила на новые шмотки и сумочки.

А теперь я уже не смогу измениться. Могу только попробовать. Например, можно начать с того, что я перестану издеваться над Коулом. Помочь Мэри прийти в себя, начать хоть что-то менять в своей жизни.

С этими мыслями я улыбаюсь, еще не представляя, чем закончится сегодняшняя ночь, и сколько еще роковых ошибок ждет меня впереди.

Наши дни

Ребекка

Я лежу в постели, вспоминая вчерашний вечер. Всю ночь мне снились кошмары: в одном из них Коул привязывал меня к кровати и покрывал тело мелкими укусами, в каждом из которых я чувствовала яд.

Яд скорпиона, поражающий каждую клеточку моей кожи.

Вчера я добиралась до кампуса на подкошенных ногах, плелась по асфальту, как пьяная, мечтая скорее добраться до постели и уснуть. Но не тут—то было. Все мое тело до сих пор горело от его прикосновений, и даже сон не мог спасти меня от безудержного желания еще раз насытиться его ядом.

Придешь, Беа. Иначе, ты поймешь, что та надпись на двери и твои фотки на сайте всего колледжа — были всего лишь цветочками.

Его голос снова и снова раздается в моей голове, заставляя мое тело покрываться мурашками.

Я как будто оказалась в каком-то несправедливом тупике и не знала, куда мне идти дальше. Ослушаюсь Коула — неизвестно, что выкинет в следующий раз. Приду к нему и покажу свою слабость…

Я не хочу ему подчиняться. Я не хочу, чтобы он издевался, дразнил мое тело, и боюсь, что в следующий раз буду умолять его о том, чтобы он взял меня.

Взял резко, яростно и беспощадно, потому что я не знаю, как иначе побороть это едкое желание, которое разрывает меня каждый раз, когда его вижу.

Все, как в какой-то ужасной виртуальной реальности, где я не могу управлять своим телом, разумом, да и организмом в целом.

Я одержима мыслями о нем. Пусть негативными, пусть разрушающими, но, как бы там ни было, ни о чем другом я думать просто не могу.

Коул будто загипнотизировал меня, что неудивительно: его глаза и тогда казались мне способными на это.

Я уже начинаю всерьез задумываться, чтобы сходить к какой-нибудь шаманке и проверить: есть на мне какое—нибудь влияние, скажем высших сил. Обычно я скептически относилась к этой ерунде, но это мое состояние зависимости совершенно выбило меня из колеи.

Я даже совершенно забыла о наркотиках, хотя раньше каждый день для меня превращался в сплошную борьбу под девизом: «принять дозу или не принять?» Лишь после того случая, как мой брат попал в реанимацию от передозировки допингом, я старалась побороть свое желание к кокаину.

Чертов кокаин. Гребанные наркотики. Несчастные стимуляторы, которые ломают жизни, убивают людей и разрушают общество.

Я, конечно, не была заядлой наркоманкой, но частенько баловалась, и каждый раз мне все больше и больше нравилось это состояние. Время, когда я могла уйти от реальности, посвятив себя полностью только себе. Время, когда я не осуждала себя и не переживала ни о чем. Состоянию этого внеземного блаженства было трудно найти замену.

Это были часы, когда я забывала о своем одиночестве.

Минуты, когда я не осознавала то, что мне даже не с кем поговорить, не говоря уже о том, чтобы сходить с кем—нибудь в кино или кафе, поговорив по душам.

Все, что я могу делать, чтобы избавиться от этого угнетающего чувства и сбросить сексуальное напряжение, это бежать. Я всегда любила бег. Еще в школе могла часами наматывать круги по стадиону, несмотря на то, что это было вовсе не королевской привилегией.

Но я бежала. Бежала от проблем, от своих родителей и ото всех поступков, что совершила собственными руками.

Уже через полчаса я добралась на машине до окраины Лос-анджелеса, где располагался небольшой и тихий парк, в котором редко кто появлялся. Все потому, что с детьми здесь было гулять опасно — в парке располагалась огромная дамба, пересекающая довольно широкую реку. Да и с собачками здесь было гулять запрещено, поэтому я не взяла с собой Зевса. В общем, в парке появлялись только редкие бегуны или любители тантра—йоги.

Надев наушники, погромче включила Woodkid — Run Boy Run и буквально рванула от машины, оставляя следы на грунтовой дорожке между деревьями парка. Они были искусственно выращенные, ярко зеленые и довольно—таки сильно отличались от привычных пальм ЭлЭй.

С каждым шагом вперед я чувствовала себе лучше. Здесь никто меня не видел, никто меня не трогал. Я могла быть просто собой и смотреть вперед, не беспокоясь о том, что кто-то следит за мной. Никто не мог знать о том, что я хожу в этот парк. И тут я вспомнила Коула, который порядком надоел мне своими угрозами о слежке. Что, если он прямо сейчас поджидает меня где—нибудь в тени деревьев, а я даже не замечаю?

Лихорадочно оборачиваюсь назад и вижу совершенно пустую дорогу. Вокруг действительно не души. Тем более, он ждет меня сегодня вечером и вряд ли будет тратить свое драгоценное время на выслеживание днем. Как я понимаю, в дневное время я не особо его интересую.