Страница 54 из 140
Ничего, кроме чашки кофе, которую он распил с охранником Игорем в случайной кофейне, у Гордея во рту с утра не было. Впрочем, звонок Виссариона вырвал его из дома так внезапно и рано, что печенька, подхваченная на ходу, навряд ли могла считаться «во рту с утра».
Дом встретил пустотой и тишиной, и еду пришлось самому добывать из холодильника. Гордей, съев бутерброд с колбасой, почувствовал некоторую успокоенность.
Очень хотелось смыть с себя всё, что произошло в последнее время. Слой за слоем. Запах болотного кофе и шуршащей осоки, а ещё глубже — формалина и мертвечины. Соскоблить всё, без остатка. Влезть в старые треники, а лучше — в огромную мягкую пижаму с коричнево-красными клетками, которую ему зачем-то подарила на 23 февраля Кайса, и которую он так ни разу и не одел. А вот сейчас захотелось.
Кстати, а где ходит Кайса? Гордей собирался позвонить, даже взял мобильный, но тут же положил обратно на кухонный стол. Потом. Он спросит потом, может, Кайса и сама вот-вот придёт.
После того случая, когда он увёл её, босую, с балкона, Кайса много спала. Гордей, конечно, возвращался домой поздно и был очень рассеян, но всё равно мимоходом заметил, каким ненормально глубоким казался её сон. Он пару раз уронил стул — сначала нечаянно задел, а потом уже специально, удивившись, что Кайса даже не вздрогнула и не пошевелилась от грохота.
Её дыхание слышалось тихим и спокойным, а лицо выглядело во сне безмятежно-счастливым и каким-то… Слишком уверенным? Исчезло обычное, несколько пришибленное и всегда виноватое выражение, разгладилась печальная складка на лбу.
Гордей поймал себя на мысли, что неожиданно, может, даже впервые в жизни любуется женой. Но… Словно другой женщиной, посторонней. Ему стало неловко, когда он увидел в чертах Кайсы что-то знакомое, неуловимо дорогое и далёкое. Мечту, которую он потерял.
И сейчас эта спящая красавица куда-то ушла.
Гордей пошёл в ванную с единственной мыслью: избавиться от сегодняшнего дня, слои которого налипли неподъёмной тяжестью по всему его телу. Где-то на периферии сознания возникло удивление: квартира казалась какой-то запущенной, хотя ещё утром он не заметил ничего странного. Как за несколько часов мебель и вещи могли покрыться многодневным слоем пыли?
Хотя всё идеально прибрано, Кайса соблюдала заведённый раз и навсегда порядок. Она была чистюлей, и даже во время лихорадки, а после — её долгого сна, квартира всегда ждала Гордея в идеальном состоянии. Откуда же ощущение затхлости и заброшенности?
И вещи… Они все оставались на своих местах, но как-то…сдвинуто? Гордей заметил, что кресло у журнального столика, всегда немного повёрнутое к окну, теперь стояло к нему спиной. Несколько сантиметров, но всё же… И стеклянная столешница скошена под углом от центра. Тапочки в коридоре отвернулись мысками, словно поссорились, хотя всегда дожидались его, прижавшись друг к другу.
И ещё много всяких мелочей, на которые по отдельности он бы не обратил внимания, но все вместе они вносили неуютный хаос в душу Гордея. Как будто кто-то чужой, не знакомый с обжитым годами пространством, прошёл по квартире. Как ходят по незнакомому дому: ненароком задевая мебель и предметы и не замечая, что возвращают их на места не совсем так, как раньше.
В ванной Гордей тоже почувствовал чужое присутствие, хотя здесь ему было ещё сложнее ориентироваться из-за разнообразия баночек и флакончиков. Он не мог точно сказать, сдвигались ли ряды шампуней, бальзамов, кремов и лосьонов, но сознавал, что они переставлены.
Гордей протянул руку к полке и не нашёл на привычном месте своего детского мыла. Нащупал какой-то пузатый у основания и вытянутый к горлу флакон. Чёрт с мылом, Гордею не хотелось искать его среди всякой всячины, расставленной Кайсой в только ей известном порядке. Он взял то, что ему попалось под руку. На работу ему не нужно — слава отпуску! — и никто не отреагирует аллергией на то, чем моется Гордей. Имеет право.
Вышел из душа человеком обновлённым, отдохнувшим и счастливым, насколько можно при создавшихся обстоятельствах. В таком настроении он подошёл к полке, где толпилась коллекция фигурок из кости, которые вырезал когда-то давно отец Кайсы. Гордей любил эти фигурки, он мог рассматривать их часами. Мастер был просто волшебником, по крайней мере, очень талантливым человеком — точно.
Пузатые тюлени с не менее упитанными рыбками в зубах. Косматые мамонты, блестевшие каждой тщательно вырезанной шерстинкой, когда на них падал солнечный свет. Белые медведи, грозно тянувшие напряжённые морды. Обезьянки, шумными гроздьями повисшие на шесте. Фигурки изящные, загадочные и полные смыслов, которые хотелось разгадать.
Гордей вздрогнул. Между обезьянками и моржом темнела пустота. Пятно отсутствия. Там всегда, с тех пор как они переехали в эту квартиру и расставили всё по местам, стоял Сердечко. Улыбающийся задорный домовой-лесовичок. Талисман Кайсы.
А сейчас его не было. Гордей с непонятной тревогой ещё раз осмотрел все фигурки. Остальные стояли так же, как и всегда. Больше ничего не пропало.
«Может, Кайса взяла кому-нибудь показать?» — успокаивал себя Гордей, потому что это было невероятно глупо — тревожиться из-за маленькой костяной фигурки.
Но неосознанные страхи, пришедшие из ниоткуда и на пустом месте, особенно въедливы и выматывающие. Жена возложила на свой талисман задачу охранять их дом и ни разу не меняла место Сердечка.