Страница 22 из 140
Риту Кайса увидела издалека. Высокая, шумная, от неё всегда шла мощная, хотя и несколько бестолковая аура. Она сидела возле небольшого, замызганного ларька за пластиковым, не менее замызганным столиком и пила пиво из жестяной банки.
Одновременно с Кайсой с другой стороны улицы к ларьку бежала маленькая Полинка в короткой коричневой дублёнке и шапочке с помпончиком. Она была очень похожа на гибрид Снегурочки и весёлого гномика, но, когда свет от фонаря упал на Полино лицо, Кайса поняла, что этот Снегурогномик плакал много часов подряд.
— Сколько ты ревела? — спросила она вместо приветствия Эдикову жену, а та, потупившись, ответила:
— Не так уж много.
Облако, грозно опираясь на гнущийся под её кулаками пластик, приподнялась над столом.
— Идёмте, — сказала она и смяла в руке банку. С таким хрустом, что Кайса подумала: «Конец Нире».
И это её гнусно обрадовало.
Такси остановилось на рабочей окраине. В стороне от линии старых пятиэтажек, проулки между которыми Кайса знала когда-то, как свои пять пальцев, но сейчас уже подзабыла. Столько времени прошло, она с тех пор, как закончила школу, не бывала в этой части города. Мама умерла, а оставаться в старом доме с отчимом причины не существовало.
— Дальше пойдём пешком, — сказала Ритка.
В неживой темноте по другую сторону разделявшего город и промзону шоссе мерцало огнями и гудело музыкой. Новогодняя ёлка в полной амуниции, забытая в чистом поле. «Лаки» таким и остался в памяти Кайсы. Ничего не изменилось. Она вздрогнула от ощущения искажения времени. Оно, это время, пролетев стремительной бичевой кнута, щёлкнуло в воздухе, развернулось и вернулось к рукояти. Холостой наброс. Кому нужны были эти годы, если в одночасье вернулись к тому моменту, с которого всё у Кайсы и началось?
Бичева летела в обратном направлении, чтобы полоснуть её по рукам, которыми Кайса запустила своё время. И если она не сможет это остановить, то будет больно. Очень больно. Наверное, даже смертельно.
— Чего застыла? — толкнула её Ритка. — Идём.
Всё уже запущено много лет назад.
Они пошли к бару, придерживаясь друг за друга, чтобы не упасть. Дорогу расчистили совсем недавно, но машины успели накатать скользкую наледь. Их толпилось у «Лаки» довольно много, и подъезжали ещё: девушкам приходилось сторониться, когда в спины толкались шуршания шин и требовательные гудки. Некоторые машины были роскошные.
Интересно, когда именно вернулась Нира, что успела собрать столько гостей на открытие бара? И откуда она вернулась? Как жила все эти годы?
Кайса надеялась, что всё у Ниры замечательно. А раз так, то зачем ей вторгаться в жизнь Кайсы и Гордея? Она покрасуется и вернётся обратно. Похвастается, какой стала успешной и все эти годы прожила не зря.
Когда Кайса так подумала, то немного воспряла духом. Почему нет?
Ей расхотелось идти туда и «портить малину». Конечно, если она попадётся на глаза Гордею, это будет жалко, унизительно и непременно вызовет его гнев. Он и так редко разговаривает с ней и почти не обращает внимания, а после подобной выходки и вовсе перестанет. Не для демонстрации своего недовольства. Гордей никогда ничего не делает напоказ. Она просто перестанет для него существовать.
Это снилось Кайсе в самых страшный снах. Она подходит к Гордею, а он смотрит мимо неё таким нежным и полным любви взглядом, что сердце останавливается. Кайса протягивает руки, чтобы повернуть это нестерпимо влюблённое лицо в свою сторону, но ладони проходят сквозь скулы, не задерживаются на тёмных глазах с невероятно длинными ресницами, скользят, не потревожив ни единого волоска на лобастой, упрямой голове.
Зачем Кайса послушала Ритку Облако и отправилась сюда?
Она замешкалась, вдруг превратившись в пятнадцатилетнюю девочку, которой запрещалось заходить в «Лаки».
— Опять тормозишь, — оглянулась Ритка. — Чего испугалась? Тут даже бугаев на входе нет.
Она схватила Кайсу за руку и буквально втащила в вестибюль, где все тут же окрасились в розовый, зелёный, голубой. Детские глаза Полинки загорелись от блеска, наполнились звоном праздника. Облако же, не поддаваясь яркой суматохе, решительно осмотрелась. Губы её были плотно сжаты, отчего физиономия Ритки выглядела слишком брюзгливо в этой атмосфере вечной молодости.
Они сдали куртки в гардероб, но оставили снуды и шарфы, скрывающие лица. Полинка вытащила огромные чёрные очки, и стёкла в них сразу вспыхнули отражениями огней.
— Нам — туда, — сориентировалась Ритка, указав налево.
Справа от вестибюля в огненном свете мелькали, возникая из небытия и снова пропадая в сполохах танцующие фигуры. Левая арка открывала бар. Тёмную пещеру, затягивающую в себя запахами лакированного дерева, шоколада и кофе. В мягком свете ламп плыл старинный уютный джаз, бодрость диско-зала доносилась очень приглушённо, скорее едва заметным колебанием пола, чем собственно звуками. Несколько пар, скрытых друг от друга полусумраком и высокими спинками кресел, едва угадывались в наполненном особым уютом пространстве.
Первым делом шпионская тройка забралась в самый угол барной стойки, устроившись на высоких табуретах.
— Кофе, пожалуйста, — попросила Поля блестящую бутылками стену.