Когда тени вернутся

Лаура слушала во все уши, глаза ее блестели: никто из знакомых родичей так не излагал мысли и не строил конструкции фраз, которые одна за другой набегали друг на друга, точно возводя монолитное, мощное строение.

– Откуда берется ваша сила? Кто ее источник? – проговорила про себя Лаура так тихо, что шевелились одни губы.

– Бог един, – тихо ответил Флавий, – он сметет прежние языческие суеверия со сцены истории.

– Возможно, – ответила Лаура, – но там, откуда я родом, о нем не слышали. Моя мать и родители моей матери, и ее родители, все, кого я помню и кого помнят мои родичи, – все поклоняются силам природы, у которых есть разные имена. Как я теперь узнала, у нас их зовут так же по-римски, как и наш язык…

– Да, твоя речь точно пришла из прошлых столетий, но с северным диалектом… Будто первые смешения с германской речью только-только воплотились в тебе. Будто не было этих веков вражды, нашего триумфа, потом нашего поражения, и, наконец, нашего сдерживания. Но ты, а значит, и твой род застряли в плену заблуждений! Новая вера восторжествует! Силой ее будет любовь!

– Пусть так, – исподлобья посмотрела девушка, точно укутываясь в плотный капюшон, – но воинственная и мудрая Минерва вела тебя по жизни, а теперь на челе твоем навис меч Марса. И я пришла сюда, чтобы дать свободу своему народу, спасти свою мать от гибели в подземном мире! Прояви свою любовь, непринятый сын Рима, расскажи мне, где искать то, что снимет с нас проклятье?

При каждом новом слове Лаура все понижала голос, под конец дойдя до шепота. Но этот шепот отзывался раскатами далекого прибоя в мыслях Стилихона. Он слушал его, точно взвешивая свою дальнейшую судьбу, судьбу Империи, судьбу всего, что было дорого.

– О бездна богатства Рима, неисповедимы пути Господни! – наконец проговорил он твердым голосом. – Кто я, чтобы мешать указу судьбы? Что ищешь ты, дитя, расскажи!

Лаура рассказала слово в слово, что ей говорил Моран. Флавий внимательно слушал, время от времени теребя бороду, но не перебивал девушку. Когда та закончила, он встал и заходил по комнате.

– Золотая булла, Публий Квинтилий Вар… – начал неспешно полководец. – Твой шаман не все знает. Ее история столь же длинна, сколь и легендарна. Говорят, этой буллой в форме сердца владел в свое время сам Октавиан Август. Вар был его фаворитом, его любимчиком, был все время при нем по долгу службы. В частности, в восточной кампании, в походах 20-ых годов до нашей эры, когда будущий "отец отечества" заключил мир с парфянами. Тогда-то Август и передал буллу Вару. Я встретил упоминание об этом в письменах… В 405 году по моему приказу были сожжены Сивилинны книги, этот пережиток язычества, дававший право пророчествовать не от Бога!

– Что же там было?

– Вся судьба римского народа, изложенная в стихах, – Стилихон побагровел, – вранье и глупости для незрелых умов!

– И что говорилось в письменах? – не отступила Лаура.

– Хотел бы забыть! Но не смог, даже когда огонь поглотил их. Я не хочу увидеть конца всего…

– Флавий, у нас мало времени, – Лаура прислушалась: за окном крики становились все громче, – было ли там что-то не о будущем, а о прошлом? Было там что о булле?

– Да, дитя, было там упоминание. Дословно я не помню, но смысл был таков… Погоди! Сейчас… Как же там? – Стилихон смотрел в одну точку на потолке, не шевелясь. – Да, примерно так, слушай:

"Римлянин гордый, взяв заложником нашего сына,

Взрастил его по подобию своему, обучил мастерству

Воина и хитрости политика, облек в одежды всадника,

Научил всему, что сам он знал. В знак дружбы даровал

Херуску буллу из золота, ту, что сам до возмужания носил,

Получив от Первого среди мужей, с растраченною силой".

– Вот строки, что запомнил точно, а дальше только расскажу. Булла эта – могучий талисман. Она была у Цезаря, она была у Августа. Кто разгадывает правильно ее смысл – получает невиданную власть, способную построить города и государства. До сих пор думаю порой: как ее использовали? Знаю, что после убийства Цезаря она попала в руки Кассия и Брута. С ними был и отец Квинтилия Вара. Октавиан Август всех разгромил и убил, но взял сына погибшего Вара к себе на попечение. Дал ему наместничество в Сирии, расположил и вручил этот талисман. Для чего он так поступил? Квинтилий Вар, в свою очередь, заручился дружбой молодого германца, будущего вождя херусков, Арминия. Помог тому стать начальником вспомогательных войск в римском легионе, получить гражданство! Подарил ему этот талисман, видимо, не поняв, чем обладал. В итоге Арминий предал его в лесах Германии, своей родины. Три легиона, огромная мощь римского орла, погибли в Тевтобургском лесу! Август после этого бился о косяк с криками: "Вар, Вар, верни мне мои легионы!" А сам Вар до начала сражения не верил в предательство коварного друга! Он заколол себя кинжалом, проклиная Арминия и его потомков. Как говорилось в письменах: "Да не увидеть им белого света, пока не искупят мой дар и не узнают цену предательства!" Видимо, эта булла и этот кинжал стали связаны между собой.

– Да! – глаза Лауры заблестели. – Обе вещи были у Арминия. Что с ним стало дальше?

– Пал от зависти своих же соплеменников. Они не простили ему воспитания у римлян и убили. А до того его беременную жену взяли в плен во время римской карательной экспедиции. Родила она в Риме сына Тумелика, который погиб тут в Равенне на гладиаторском поединке, не дожив и до двадцати лет. Говорят, он бился с кинжалом отца…

– Мне нужно найти его могилу!

– Гладиаторам редко выделяют отдельное место с эпитафиями. Но… он был, как никак, сыном вождя, пусть и вражеского. Может, поищи за городской чертой на севере?

– Да! – вырвался крик надежды. – А куда могла деться булла?

– Этого не знаю. Но ее сила покинула Италию, раз все рушится прямо на глазах! Угроза сейчас идет с севера, где самозванец Константин захватил Галлию, и с востока, где Аларих спасает свой народ от все сметающих гуннов. А Рим не может это понять! Боюсь, что будет поздно, когда я смогу донести это до императора и сенаторов! Север и Восток оживают. Где-то там ищи источник силы!

На далекой лестнице раздался топот ног, и через минуту вошел префект лагеря, третий по старшинству в легионе, отдал воинское приветствие и твердым голосом произнес:

– Магистр армии! В четвертой когорте опять раздор: готские и римские легионеры оскорбляют друг друга, гремя мечами.

– Опять? – Стилихон подошел к префекту вплотную. – Причина не в них, а в тех, кто их науськивает… Лаура, – обернулся он к девушке, но той и след простыл. – Куда она подевалась?

Лаура же, как только Стилихон отвернулся, отошла к стене комнаты, там, где было больше теней, и зашептала еле слышимые призывы. С каждым словом тело ее все более обесцвечивалось, переходя в градации, оттенки белого, серого и черного. Богатое римское убранство поблекло, точно на горящую свечу кто-то надел колпак, розовое тело и рыжая челка растворились в паутине пепельной стены. Наконец, к тому мигу, как Флавий обернулся, Лаура почувствовала, что взгляд на мир поменялся, окружающее расплылось, как во сне без цветов: резкость нарастала там, куда она смотрела и концентрировала внимание, но стоило ей задуматься о чем-то отвлеченном, как контуры переставали отражаться в реальности; так бывает, когда в напаренной ванне зеркало запотевает и трудно что-либо разглядеть, если не протереть его.

Лаура двигалась осторожно, по-кошачьи, ничего не задевая, выверяя каждый шаг, крадучись по самым темным уголкам просторной комнаты полководца. С задернутыми занавесями сделать это было просто. Хорошо, что префект лагеря отошел от двери следом за изумленным магистром.

– Куда она могла исчезнуть? Отсюда нет другого выхода! – Флавий Стилихон удивился и ликовал, как мальчишка: в его годы, после всего увиденного и пережитого, столкнуться, наконец, с чем-то новым, неиспытанным, – это дорого стоит! – А ну-ка, Руфий, помоги мне отодвинуть этот шкаф! Это любопытно!