Страница 9 из 10
Когда мне исполнилось одиннадцать лет, Александра Захаровна – супруга дяди Саши, предложила мне выбрать себе подарок ко дню рождения. Я признался ей, что коплю деньги на расклешенные брюки. До воплощения мечты мне не хватало около двенадцати рублей. Мы поехали с ней в ателье, я выбрал материал, и мне сшили на заказ брюки-клеш. В ателье нам неожиданно повстречалась мамина начальница, которая заказывала брюки своему сыну Андрею. Я поздоровался, и она очень корректно осведомилась у меня, что я здесь делаю. Было заметно, что мой ответ ее потряс: нянечка детского сада привела сына ее работницы в ателье, чтобы пошить ему на заказ брюки ко дню рождения!
Александра Захаровна подарила мне котенка. До этого, мне запрещали иметь в доме домашних животных. Я регулярно приводил бродячих псов, но папа был неумолим, приходилось собак отпускать. Котенок вырос в крупного кота по кличке «Барсик». Серый, полосатый как барс, черезвычайно самостоятельный, он ходил гулять на улицу когда хотел, прыгая в форточку. Однажды, когда я вернулся после пионерлагеря, мне сказали, что кот пропал. Я тяжело переживал его исчезновение, мне не хотелось верить, что он попал под машину, но кто-то рассказывал, что видел его труп на дороге.
Когда мы переехали из бараков в новую квартиру, знакомые мамы подарили мне щенка боксера. Я всерьез занялся его воспитание, самостоятельно носил его к ветеринару на купирование хвоста. Операция была жуткой, без наркоза, мне пришлось самому держать щенка, пока ветеринар резал ему хвост ножом.
Я приобрел книгу по служебному собаководству и приступил к тренировкам собаки. Когда щенку исполнилось четыре месяца, он чем-то провинился – то ли сделал лужу, то ли нагадил и мать выставила меня с ним на улицу, поставив ультиматум: найти ему нового хозяина. Уговоры не помогали, пришлось искать собаке новый дом. К счастью, щенка согласился взять соседский парень, старше меня на три года. У его родственников был свой частный дом, и боксера взяли его охранять. Несколько месяцев спустя, сосед появился во дворе с повзрослевшей собакой. Щенок вырос в породистого, сильного, поджарого пса с умной мордой. Все пацаны во дворе были в восторге, он с удовольствием играл с ними, я любовался его элегантным экстерьером, но в то же время у меня было горькое чувство, что собака уже не моя. На кличку, которую я ему дал, он не отзывался, теперь он был «Боцманом». Не помню на что ушли те десять рублей, которые я копил на то, чтобы произвести ему операцию по купированию ушей. Должно быть потратил их на покупку аквариумных рыбок.
У меня так и не сформировалась стойкой привязанности к животным, а мать, напротив, к старости окружила себя кошками и собаками. Как многие одинокие люди она заводила их без счету, мне ее любовь к нашим четвероногим собратьям была непонятна, я вырос и стал не сентиментален. Привязанность людей к животным мне кажется слабостью, за которой часто скрывается внутренняя черствость и эгоистичность. Когда мне было тринадцать лет у нас на Сахалине окотилась приблудившаяся кошка, и мать приготовила ведро с водой, чтобы их утопить, но я не позволил ей этого сделать. На следующий вечер она вручила котят мне, и велела от них избавиться, иначе я могу домой не возвращаться. Котята были слишком малы, чтобы выжить без кошки. Не знаю, почему я столь серьезно воспринял эту угрозу. Я вышел на погруженную во тьму улицу с котятами запазухой. Не зная, что мне делать, я пошел в сторону реки, но была уже зима и река замерзла. Я вышел на мостик, и после некоторого колебания, стал бросать котят вниз на лед. Я помню этот звук удара тела об лед. Котята не издали ни единого писка. Домой я вернулся опустошенным. Не знаю, стоило ли об этом вспоминать, но я думаю стоило, чтобы понять, что жестокость не приходит в нашу жизнь из ниоткуда, ее в нас кто-то воспитывает, чаще всего это самый близкий к нам человек – тот, кто действительно имеет возможность оказать на нас влияние. Мы многое себе прощаем, или культивирую в себе легкомысленность, быстро стараемся забыть о неприятных для нас моментах, которые вместе с тем застревают в нас на долгие годы.
После моего категорического отказа от пионерлагерей, лето я проводил с дворовой шпаной на водохранилище. Здесь я научился плавать. Летом водохранилище цвело и после купания отдыхающие выходили из воды покрытыми с ног до головы зеленой слизью. Вода в районе дамбы была чуть прохладней и чище. Подростками мы ловили здесь раков, а затем отогревали свои тощие тела на раскаленных от солнца валунах. Тут же на берегу, мы поджаривали добычу, прикуривая от костра «стрелянные» у прохожих сигареты без фильтра.
После пятого класса я решил уйти из дома. Я подговорил своего друга Кольку Субботу, который был старше меня на четыре года, отправиться в путешествие вместе. Он с легкостью согласился. Мы уехали на вокзал и сели в товарный вагон, который под вечер тронулся. «Тот не был ребенком, кто хоть раз в жизни не уходил из дома» – эти слова Джека Лондона я твердил про себя как заклинание. Воздух свободы и скорость мчащегося в ночи вагона опьяняли, хотелось ехать как можно дальше от дома, все равно куда.
Поезд увез нас за сто пятьдесят километров в Запорожье. На станции нас пытались задержать милиционеры, но мы спрятались в открытой платформе, перевозившей гравий. Ночью пошел дождь, и мы с Колькой вымокли до нитки и перепачкали верхнюю одежду.
Утро мы посвятили поиску средств пропитания. Колька украл бутылку пива. Я пива не пил, зато, сдав опорожненную им тару, купил две булочки. Мои вельветовые туфли не выдержали ночных испытаний и расползлись. Стало понятно, что до Черного моря в них не добраться. Меня начинали терзать мысли о том, что сейчас думает моя мать, и время от времени на меня накатывали приступы раскаяния. Мы решили вернуться в Никополь вечерней электричкой.
Спустя сутки после своего бегства, грязный и оборванный я появился на пороге своей квартиры. К этому времени мать уже обошла все подвалы нашего микрорайона, обзвонила морги и больницы города и побывала в милиции. Для Кольки все обошлось более-менее благополучно. Его родители ругали только за то, что он связался с малолеткой.
После школы Колька пойдет работать на кирпичный завод и начнет играть в карты на деньги. Наши с ним бессмысленные скитания по району в поисках приключений прекратятся – Коля станет солидным работягой, увлеченным серьезными делами. Эти дела вскоре вскроются и Кольке дадут четыре года колонии. В сущности, за пустяки – мой бывший товарищ вскрывал автомобили, выдирал из них магнитолы и сбывал их барыгам. Из тюрьмы он уже не выйдет – Колю зарежут. Но меня к тому времени в Никополе уже не будет – мы с мамой соберем контейнер, сдадим квартиру и уедим из Никополя на Сахалин.
У этого решения о резкой перемени участи, не было какого-то серьезного повода. Быть может, свою роль сыграло все более возрастающая отчужденность меня от дома – мать была уже не в силах повлиять на мое поведение. А может, ей – молодой красивой женщине захотелось плюнуть на все и покинуть захолустную украинскую провинцию, чтобы испытать судьбу на новом месте. Для меня же, этот случай стал опытом проявления свободной воли человека; примером того, как можно в любую минуту вырваться из плена условных препятствий, и самостоятельно изменить вектор своей жизни.
Глава 3. Южный Cахалин.
Сахалин это остров. Остров – слово, которое говорит само за себя. Остров на краю земли. Сопки, туманы, леса, медведи, лосось. Место, словно созданное специально для таких, склонных к бродяжничеству подростков, как я. Здесь никого не удивляло, что ты хочешь сорваться в лес, в тайгу, пройти неизведанными тропами, покорить вершину. Здесь можно было шляться в лесу часами, до изнеможения. К подросткам на острове относились почти как к взрослым. Никто не занимался их перевоспитанием, потому что они с детства включались во взрослую жизнь: ловили рыбу, копали картошку, помогали выращивать овощи на огородах, собирали в лесу ягоду и грибы, ходили за папоротником и черемшой.
Я приехал на Сахалин с Украины, и для меня такая жизнь была в диковинку. Меня манили сопки, манила тайга, я чувствовал запах свободы, который веет над этими местами.