Побратимы

«Самым тяжелым временем в период ладожской эвакуации, было самое ее начало – зимой, – вспоминала блокадница Р.Д. Мессер. – Сколько раз, явно оповещенные кем-то, немцы начинали сильный артиллерийский обстрел в самый разгар посадки (в вагоны и машины. – Ю. К.). Бывало, во время такого огневого налета на небольшой участок, где скапливались эшелоны, падало один за другим до двадцати осколочных снарядов»[106]. Не меньшую опасность представляли и регулярные артиллерийские обстрелы: карты у немцев были, участки железных дорог им были хорошо известны, пристреляли местность они также довольно быстро. Вокзалы, депо, водоемные сооружения, крупные станции и мосты были целью люфтваффе[107].

Если в июле – сентябре 1941 г. выезд из Ленинграда оценивался многими его жителями как трусость, то в декабре 1941 г. оценки по понятным причинам поменялись. Зима 1941/42 г. была суровой: температура воздуха колебалась в декабре – феврале от минус 20 до минус 32 градусов, в квартирах, даже обогреваемых «буржуйками», этой зимой она редко была плюсовой. Электричество было отключено, канализация не работала уже с декабря 1941 г. В ноябре дважды снижались и до того катастрофически малые нормы питания. (Со 2 сентября рабочие и инженерно-технические работники получали 600 г, служащие – 400 г, безработные и дети – 300 г хлеба[108].) 11 сентября пришлось вторично снизить нормы выдачи продовольствия ленинградцам: хлеба до 500 г для рабочих и инженерно-технических работников, до 300 г для служащих и детей, до 250 г для неработающих; также были снижены нормы выдачи крупы и мяса[109]. С 13 ноября рабочие получали 300 г, а остальное население 150 г хлеба. Через неделю, чтобы не прекратить выдачу хлеба совсем, Военный совет Ленинградского фронта был вынужден принять решение о сокращении и без того голодных норм. С 20 ноября ленинградцы стали получать самую низкую норму хлеба за все время блокады – 250 г по рабочей карточке, все остальные – служащие, дети и иждивенцы (неработающие) теперь получали 125 г хлеба в день[110].

Из спецсообщения ленинградского УНКВД: «12 января 1942 г. Начиная с третьей декады декабря 1941 г. продуктовые карточки населения Ленинграда полностью не отовариваются. Кроме хлеба… население никаких продуктов не получает»[111].

Из справки Управления НКВД по Ленинградской области о смертности населения по состоянию на 25 декабря 1941 г.: «Если в довоенный период в городе в среднем ежемесячно умирало до 3500 чел., то за последние месяцы смертность составляет: в октябре – 6199 чел., в ноябре – 9183 чел., за 25 дней декабря – 39 073 чел.»[112].

В течение декабря смертность, основной причиной которой было истощение, возрастала. Справка ленинградского УНКВД о смертности населения Ленинграда по состоянию на 25 декабря 1941 г.:

«1–10 декабря – 9 541 чел.;

11–20 декабря – 18 447 чел.;

21–25 декабря – 11 085 чел.»[113].

Если в декабре 1941 г. в городе умерли 52 612 человек, то за 25 дней января 1942 г. умерли 77 279 человек. Динамика смертности от голода была чудовищной:

«1-я декада января – 28 043 человек;

2-я декада января – 32 070 человек;

5-я пятидневка – 17 166 человек»[114].

В январе в течение нескольких дней ленинградцы не могли получить по карточкам даже хлеб: его в городе просто не выпекали, по официальным данным из-за отсутствия электричества. (Лишь двое суток спустя городское руководство догадалось вместо хлеба начать выдачу муки.) И смертность сделала очередной чудовищный рывок. Если в январе 1941 г. в Ленинграде умерли 4211 человек, то в декабре 1941 г. – 52 612 человек, январе 1942 г. – 96 751 человек, за 10 дней февраля 1942 г. – 36 606 человек[115], следовательно, в день умирало более 3600 человек.

Сотрудники НКВД в донесениях в Москву фиксировали «наиболее типичные» высказывания горожан: «Наш любимый Ленинград превратился в свалку грязи и покойников», «что глядят наши руководители, вся земля усеяна трупами», «о людях этого города не заботятся и оставили его на произвол судьбы», «Ленинград стал моргом, улицы стали проспектами мертвых», «народ голоден, а правительство никакой помощи народу не оказывает и в нужды народа не вникает. Руководящие работники питаются хорошо, и не видят, что наши дети голодают»[116].

В феврале – марте 1942 г. многие хотели уехать из Ленинграда любой ценой. Отправляли письма в тыл, чтобы их вызывали из Ленинграда как ценных специалистов, просили «похлопотать» за них в Москве, писали прошения «наверх», отмечая в них свои былые заслуги. «На Среднем проспекте… Ляля видела и списала объявление: “За эвакуацию из Ленинграда одного человека любым способом даю рояль Шредера”», – эта запись появилась в дневнике сотрудника музея города А.А. Черновского 5 марта 1942 г.[117]

«Трудно человеку, не испытавшему всех тягот нашего положения, представить себе, как заманчиво для нас оказаться через несколько дней в условиях, в которых можно вволю поесть хлеба и картошки, – читаем в одном из дневников. – Об этом мы мечтаем как о недосягаемом счастье. Мечтаем мы и о том времени, когда можно будет спокойной спать, не думая о том, что ненароком в тебя может попасть фугасная бомба или артиллерийский снаряд. И вдруг понимаешь, что эти мечты могут осуществиться – правда, при известных трудностях и опасностях – благодаря эвакуации»[118]. Однако не все были столь оптимистичны. 10 декабря 1941 г., в «смертное время», ленинградское УНКВД фиксировало, что на фоне возрастающего у значительной части населения желания уехать из города «со стороны отдельных лиц имеет место отрицательное отношение к эвакуации. Отмечены жалобы на неорганизованность проведения эвакуации. Домашняя хозяйка Д.: “Когда было тепло, тогда не эвакуировали население, а теперь, когда люди опухли от голода и ослабли, то вздумали на таком морозе отправлять из Ленинграда народ”. Директор 1-го автогрузового парка К.: “Эвакуация населения через Ладожское озеро это глупость. В свое время, не подумав, эвакуировали детей в Старорусский, Демянский и др. районы области и в результате много детей загубили. Теперь получается то же самое, так как лед на озере тонкий, машины проваливаются, и люди гибнут. Проход по льду очень узкий и немцы его обстреливают. Через этот коридор никому из Ленинграда не выбраться”»[119].

Темпы эвакуации непрерывно возрастали. Если в январе 1942 г. через Ладогу было перевезено немногим более 11 тыс. человек, то в феврале – около 117,5 тыс., в марте – около 222 тыс. человек[120]. 26 апреля 1942 г. Ленинградская городская эвакуационная комиссия утвердила отчет «Об эвакуации из Ленинграда с 29 июня 1941 г. по 15 апреля 1942 г.», составленный для оперативного отдела штаба Ленинградского фронта. Центральное место в отчете занимали сведения об эвакуации по ледовой дороге с 22 января 1942 по 15 апреля 1942 г. Из них видно, что за этот период из Ленинграда были вывезены 554 186 человек, в том числе рабочих и служащих – 66 182, семей рабочих и служащих – 193 244, учащихся ремесленных училищ – 92 419, молодых специалистов, студентов, профессоров, преподавателей и научных работников с семьями – 37 877, детей детских домов – 12 639, инвалидов войны – 7343, раненых красноармейцев и командиров – 35 713 и др. Всего за период с 29 июня 1941 по 15 апреля 1942 г. были эвакуированы 1 295 100 человек, из которых население Ленинграда составило 970 718 человек.[121] По сравнению с началом блокады Ленинграда его население к концу апреля 1942 г. сократилось за счет эвакуации и смертности в 2 раза. На 21 апреля 1942 г. к регистрации было предъявлено 1225,7 тыс. комплектов продовольственных карточек, из них рабочих – 498,1 тыс., служащих – 128,2 тыс., иждивенцев – 352,9 тыс., детей до 12 лет – 246,5 тыс.[122]

106

Мессер Р.Д. Указ. соч. Л. 15.

107

Игнатьев П.В., Кужим М.Ф. Указ. соч. С. 81.

108

Кантор Ю.З. Ленинград в первые месяцы блокады. Великая Отечественная война. 1941 год: Исследования, документы, комментарии / отв. ред. В.С. Христофоров. М.: Гл. архивное управление г. Москвы, 2011. С. 501.

109

Там же.

110

Там же.

111

Архив УФСБ РФ по СПб и ЛО. Ф. 12. Оп. 2. Д. 19. Л. 115.

112

Ломагин Н. Указ. соч. С. 236.

113

Архив УФСБ РФ по СПб и ЛО. Ф. 12. Оп. 2. Д. 19. Л. 101.

114

Там же. Л. 142.

115

Там же. Л. 181.

116

Там же. Л. 25, 141–142.

117

Пянкевич В.Л. «Каждый такой листочек на стене был криком, воплем крайней беспомощности»: Частные объявления в блокадном Ленинграде // История России: экономика, политика, человек. СПб., 2011. С. 197.

118

Попова Н. «Блокадный дневник» Александра Немцева // Люди одной судьбы. СПб., 2005. С. 137.

119

Архив УФСБ РФ по СПб и ЛО.Ф. 12. Оп. 2. Д. 38. Л. 72–73.

120

Историческая справка // Блокада Ленинграда. Эвакуация.

121

Ленинград в осаде. С. 302.

122

Соболев Г.Л. Указ. соч. С. 123.