Родная

Узкая грязная улица, и вдруг непонятный ласковый запах цветов. Откуда здесь могли быть цветы? Он поднял голову. Просто одетый бар поливал на балконе цветы, которые источали дивный запах. Он запомнил его и тут же узнал, когда его дали в Наставники Мареку. Наставник был очень добрым, но продержался на месте недолго – всего лишь полгода, но эти полгода показались ему тогда раем. В его доме он нашёл много старинных книг, даже ещё сердских. Тогда он забирался на кровать и читал. А в другой комнате разговаривали Марек и Наставник. Иногда и он присоединялся к их разговорам. А через полгода Наставник Марека пропал, заставив их сначала обыскать полгорода, а потом тоскливо плакать в какой-то подворотне. Это был первый луч света в его жизни, и луч сомнения. Потом он часто сравнивал этого Наставника с Арсением.

И ещё воспоминание. Угрюмые лица пленных, полуразрушенная крепость, рядом Марек со связанными руками. И доброе лицо воина, у которого их поселили. Марек, помнится, дичился его, часто сидел один в их землянке, хотя свободу пленных никто не стеснял (это их и погубило). А он сразу привязался к этому воину с чудным именем Арсений. И часто они потом сидели в полуразрушенном старом помещении, служившем им домом, и разговаривали. Арсений рассказывал ему о жизни, об истории мира и истории вражды между барами и сердами. А ещё они говорили о книгах. И он открывал для себя новый неизведанный мир знаний.

А потом была страшная ночь, когда он узнал, что бары в крепости, и, в отчаянии, разрываясь между долгом и дружбой, бросился за мечом. И встречный безоружный Марек… А потом сам Дарк и насмешка:

- Не надо никуда идти. Останься здесь, Ишмак. Твой друг оказался умнее. И даже оставил свой меч.

Какой-то призрак человека в чёрном плаще и приказ:

- Найдите мне его!

И фигура Арсения. Тюрьма, пытки, измученный голос… Да, этот разговор он запомнит на всю жизнь.

Он зашёл в тюрьму к Арсению. Дарк впустил его в надежде, что он выведает у Арсения местонахождение каких-то секретных бумаг, которые сам тщетно искал.

Арсений лежал на полу, на охапке соломы. Выглядел после пыток он страшно, но способность двигаться ему сохраняли, чтобы он смог стоять на плахе. Он помнил, как упал тогда перед другом на колени. Что он чувствовал было не описать словами.

- Арсений, что они с тобой сделали?! Неужели какие-то бумаги стоят твоей жизни?

- Моя жизнь принадлежит Создателю. А бумаги… Что-ж, ты должен знать. Это чертежи очень страшного оружия древности. Они сохранились ещё со времён до Катаклизма. Похожее оружие и вызвало тогда Катаклизм. Оно не должно попасть в руки баров, иначе…

- Я понимаю. – Он замолчал, не зная, что ещё сказать, не находя слов. И тогда заговорил Арсений. Он рассказал ему, доверяя безмерно, где спрятаны чертежи. А потом добавил:

- У меня в Сердии, в деревеньке Распутье, есть жена, Ира, Ирина Григорьевна Дышакова, и маленький сын – Женя. Только больно покидать их. –Арсений замолчал, потом мужественно сморгнул слезу и продолжил. – Вот, возьми. Это ещё сохранилось у меня, не всё отобрали. Это тебе на память. – И Арсений улыбнулся сквозь боль, протягивая ему золотое обручальное кольцо и медальон. Он тогда не удержался, обнял Арсения, и, быстро, чтобы не разрыдаться, выбежал из тюрьмы. Это было их последнее свидание.

А потом была казнь. Он помнит, как в кошмарном бреду, стоящие плахи. И палачи из своих, из пленных, что делили с сердами пищу и кров. Ему часто потом снились эти плахи. И каждый раз он просыпался от своего крика и с бешено бьющимся сердцем. А перед казнью Дарк устроил настоящее представление. Военачальник баров решил объявить его предателем и очернить перед всеми. Дарк не мог казнить его, но заклеймить так, чтобы его именем пугали детей, было в его силах.

Дарк говорил долго, о достижениях барского народа и воинском искусстве. А под конец вставил искусную ложь и заявил, что, благодаря ему, Ишмаку, барский народ останется жить в веках. И показал всем документы, которые, якобы он им выдал. Он помнил, как весь мир, казалось, тогда враз перевернулся. Он хотел кричать, доказывать свою правоту, ведь он стоял близко, почти возле самого Дарка, и видел, что тот держал в руках абсолютно чистые листы. Но это было бесполезно. И оставалось только наблюдать, как зажигались ненавистью глаза Саши и тех немногих сердов, которых Дарк оставил в живых, потому что намеревался взять за них выкуп. А он тогда боялся повернуться и посмотреть в глаза Арсению. Но всё-таки заставил себя взглянуть, готовый к приговору, который тяжелее любой плахи. А Арсений поймал его взгляд и ободряюще улыбнулся. Он понял, он видел! И это было счастье! А потом плаха и смерть и кровь. И ненавидящие крики Саши, и недоверчивые глаза Марека…

V

Как же это было давно… Ишмак вздохнул и вдруг вздрогнул. Ветер донёс до него стук копыт и звонкое ржание коней. Там, наверху, шло сражение. И, вдруг, как тогда, с Мареком, он почувствовал, странное беспокойство. Неужели это случится опять, опять смерть, опять кровь? А что он скажет в том мире Арсению? Что не уберёг его сына, причинил боль его жене и дочери, допустил ещё одну утрату? Никогда! Он должен быть там сейчас. Ишмак зажёг свечу, взял подсвечник и вышел в коридор. Надо было спешить.

Он не знал, где находился второй выход – в крепость, но примерно помнил, в какую сторону уходил всегда Женя, поэтому бросился в ту сторону. Ишмак петлял мрачными коридорами, сворачивая не туда, оказываясь в тупике, потом опять возвращался. Свеча в его руке дрожала и готова была вот-вот потухнуть. Нет, Создатель, только не сейчас! Он должен успеть!

И, наконец, коридор вывел его к какой-то двери. Он не сразу решился её открыть, ибо за ней стояла какая-то странная тишина. Но, когда всё же открыл, увидел перед собой пустой крепостной двор, мощёный каменной плиткой. Со всех сторон этот двор был защищён мощными крепостными стенами, оставляя лишь небольшой лаз, в одной из них. Он пошёл по нему и тот вывел наконец Ишмака на огромный двор, который завершался воротами. Одна их створка совсем слетела и лежала на плитке двора, а вторая была настолько покорёжена, что к ней опасно было приближаться. Ишмак медленно подошёл к воротам. Здесь, один на другом, лежали бары и серды, нападавшие и защитники крепости. Все были мертвы. И над этим царила гнетущая вязкая тишина, даже криков воронья не слышно было. Сколько же он плутал по этим проклятым коридорам, если сражение уже закончилось? Ишмаку, казалось, что мёртвые осуждающе смотрят на него. Он, не выдержав, бросился на поле, через ворота. Но и здесь глазам предстала та же страшная картина: всё поле было усеяно мёртвыми. Бары с сердами лежали вперемешку так, как застала их смерть. И больше никого, ни души. Как будто не осталось ни победителей, ни побеждённых.

‍