Напряжение: том 7

— Ксения вне политики. Император об этом знает.

— Причем тут Ксения?! Пожелал всех обмануть? Думал, никто не догадается?! Я говорю о Максиме!

— Он технический ребенок — тоном, будто повторял себе это сотни раз, автоматически произнес князь.

Правда, уже не тем тоном, каким он был два десятка лет назад, когда он выбрасывал новорожденного сына в приют. И не тоном, какой был семь лет назад — когда имя Максима вдруг проявилось вновь, обескуражив успехами тех, кто посчитал его давно мертвым — но выполнившим долг перед кланом. Долг, о котором тот и не знал, впрочем, но ради которого был рожден.

В этом же тоне, произнесенном князем, уже проступил оттенок сомнения — только со стороны это различить трудно. Надо слышать десятки раз — в прошлые годы, когда с успехами выброшенного бастарда приходилось считаться. И сотни — в последние месяцы, полные крови, смертей и триумфа. «Это технический ребенок» — повторял князь и уже сам себе не верил.

Однако Максим определенно точно не был пророком.

— Талант Веденеевых передается только по женской линии, — отмахнулся князь Юсупов от неожиданно громкого смеха в ответ на свою реплику. — И мы никогда не применяли дар пророка для достижения политических целей.

— Скажи мне, соври мне это еще раз, ты, ты, узурпировавший власть в Империи на сотни лет! — Безумцем смеялся Трубецкой.

И людям Юсупова пришлось чуть сместить спицу, чтобы тот не самоубился об нее сам.

— Ты сошел с ума, старик. — Поджал губы князь.

— Да неужели? — Отсмеявшись, зло смотрел на него хозяин дворца. — После того, как твой сын спас жизнь Императору и приставил к нему своего Первого Советника?! После того, как единственным возможным наследником, не вовлеченным в смуту, стал цесаревич Сергей Дмитриевич, которому Максим спас сына?! Или после того, как спасенному принцу влил свою кровь Мгобе, а этот проклятый южанин набил таких татуировок — живых татуировок! — что у Ивана Сергеевича не будет конкурентов в поколении?!

— Посмотрим, что Намаджира и Мгобе за это еще потребуют…

— Ни-че-го! — С неким даже восхищением смотрел на него Трубецкой. — Я навел справки, им было просто интересно! Противоядие уже было найдено к этому времени. А привел их к нашему цесаревичу твой пророк. — Горели его глаза яростью убеждения.

— Ты продолжаешь смотреть на меня, уважаемый князь, будто я тебе что-то отвечу. — Стоял на своем Юсупов.

— Три, три поколения императоров, за спиной которых будет Максим!.. Или ты просто не контролируешь пророка? — Неожиданной догадкой пронеслось в глазах Трубецкого.

— У клана действительно есть пророк, и зовут ее Ксения. Моя дочь и твоя внучка, раз ты ее признаешь.

— Не контролируешь, — ошарашенно покачал головой Трубецкой.

— Ты, впрочем, тоже не контролируешь своего внука, — равнодушно произнес Юсупов, уставший от старческих бредней, и знаком показал Амиру поторапливаться с огненной мессой.

— Я-то думал, что ты в курсе всего безумия, что затеял Максим. Что ты сам стоишь за всем этим. — Принялся раскачиваться Трубецкой из стороны в сторону, стоя на коленях. — Эти странные законы, которые скоро пойдут на подпись… Я видел в них твою руку! Я вынужден был действовать! Их необходимо остановить, но император не слышит, не желает слышать никого, кроме своего Первого советника!

— Какие законы? — Насторожились в ответ.

— Он хочет отдать власть простым людям!

— Бредни. — Фыркнул князь Юсупов.

— Закон о создании нижней палаты Сената почти готов, — давил голосом Трубецкой. — Взамен уничтоженному Сенатскому дворцу строится новый, где для нижней палаты уже отведены помещения.

— Это попрание прав знати.

— Император не претендует на княжеские привилегии. — Затараторил Трубецкой, глядя на завершающего обход зала Амира. — Он собирается отдать часть своей власти, на своих землях и над собственными людьми. Первый советник наплел ему, что это улучшит собираемость налогов, ведь законы о налогах будут принимать народные избранники. А верхняя палата, из благородных, вправе заблокировать любой закон.

— Что черни скажут, то они и примут.

— Кто скажет? — Потянулся Трубецкой к шубе Юсупова, игнорируя спицу. — Скажи мне, кто получит власть над новым сенатом? Первый советник? Максим? А верхняя палата?! Как можно верить в благоразумие людей, на шее которых пятерня Первого советника, а в кармане — рука княгини Борецкой?! Сколько лет понадобится Максиму, чтобы благородные тоже стали подчиняться решениям Сената?

— Это немыслимо.

— Сегодня — да. — Отчаянно закивал Трубецкой. — Но через сотню лет? Кем мы станем?! Реликтом, посмешищем с древними титулами, без власти и денег?! А может, мы сами отчаянно будем бороться, чтобы избраться в этот Сенат?! У Максима есть на это время! Твое сиятельство, мы беззащитны перед будущим!

— Так чего ты хотел от меня? — Чуть отшатнулся от него Юсупов, чтобы тот отпустил полы шубы и вновь сел на колени.

— Я желал, чтобы ты отдал часть власти мне. Но у тебя нет этой власти. — Умно и жестоко смотрел на него хозяин дворца. — Теперь нам с тобой надо думать, как лишить этой власти Максима. Тебе — в первую очередь. Ведь это твой сын пожелал лишить нас всего. Как ты убедишь остальных, что не приказывал ему этого? Как докажешь, что не захватил в империи власть? Тебя ведь не любят, твое сиятельство. Тебя ненавидят. Ты слишком богат и слишком многих убил в той резне. Ты сжег мой дом, — повел Трубецкой рукой вокруг. — Слишком высоко замахнулся. Твоему клану этого никто не простит. Вас убьют из-за Максима. — Убежденно произнес Трубецкой. — Нас всех из-за него убьют.

— Ошибаешься, твое сиятельство, тебя убью я. — Смотрел Юсупов на перстни под своими ногами.

— Ради кого? Ради технического ребенка? — Посмотрел тот с хитринкой. — Так давай сделку, твое сиятельство. Бери себе бывшую жену и Ксению. А мне отдай Максима. Он же тебе не нужен, ты сам сказал. Если все так, как ты говоришь, что тебе стоит? Ты уже один раз от него отказался. Откажись еще раз.

— Господин, жду вашего указания, — с поклоном подошел Амир.