Страница 14 из 20
Здесь он уже подошел к спасительной, как ему казалось, машине, где уже можно было в салоне надежно укрыться от прилипчивого субъекта и источаемой им – просто ужасной! – вони. Ключи с электронной отмычкой Эдик приготовил заранее и теперь беспрепятственно отомкнул магнитный замок, надежно запирающий двери. Он несколько спешил, чтобы побыстрее укрыться в салоне, и, резко распахнув дверную створку с водительской стороны, просунул внутрь голову и тут же, опешив отдернул ее назад, оказавшись обратно на улице: прямо перед ним показалась такая же заросшая, давно не мытая морда, кишащая вшами, самым что ни на есть наглым образом, проникающая в его машину и несшая под собой не менее грязное туловище, удобно помещающееся на пассажирском месте в передней части автомашины.
– Что это так… – но договорить элитный отпрыск свою мысль не успел, так как преследовавший его второй, такой же в точности, бомж извлек откуда-то из своих пышных лохмотьев металлический прут и, приблизившись к юноше почти вплотную, ударил его в заднюю часть головы.
Было видно, что так тот так называемый самый низкий элемент нашего общества поступает далеко не впервые, так как воздействие было мастерским и выбранная им цель тут же, лишившись сознания, готова была рухнуть на землю, но ловко подхваченное нападающим, как оказалось обладавшим значительной физической силой, туловище безвольно повисло в его крепких объятиях. Далее, оставалось только приоткрыть пассажирскую дверь и засунуть на заднее сиденье – что уже не вызывало сомнений – похищенного сынка высокопоставленного чиновника. Так тот впрочем и поступил, причем сделать ему это было настолько проще, насколько ему помогал третий участник этого мерзкого трио, уже устроившийся с той стороны задней части автомашины и только терпеливо и поджидавший, когда выполнит эту часть своей миссии.
Не стоит особо распространяться о личностях этих «опустившихся» на самое дно социальной жизни людей, как про таких говорят: без возрастных различий, следует только сказать, что они имеют прозвища: Вахрам (тот, что приставал к прокурорскому сыну на улице), Кабрух (усаживался на переднее пассажирское кресло) и Сморчок (тот, что устроился сзади) – и выполняют теперь задание, поставленное самым непререкаемым образом беспощадным Баруном, и которое им никак нельзя было сейчас завалить. Провернув так ловко всю операцию, они привезли захваченную ими жертву – как было настоятельно указано преступным работодателем – на заброшенную усадьбу некогда существовавшего в районе градообразующей деревни колхоза, по странному стечению обстоятельств еще до конца не разграбленную, отстоящую чуть в стороне от основных жилых комплексов, окруженную лесом и являющую собой надежное убежище для подобных бомжей.
Ютились эти три омерзительных типа в сохранившейся еще с довоенного времени деревянной конторе, представляющей собой бревенчатое строение, с шиферной, потрескавшейся местами крышей и не имеющей застекленных оконных проемов; внутри имелось пять отделений, вероятнее всего используемых раньше под кабинеты, в одном из которых и обосновались эти странные личности, заклеив единственное окно – где целлофаном, а где попросту грязными тряпками. Внутри имелась печь, дров в лесу было с избытком, поэтому, доставив свою невольную жертву, кстати к тому времени уже полностью очнувшуюся, скованную наручниками, для верности предоставленными Баруном, а чтобы Замаров не кричал: «Да вы знаете с кем связались?! Я сын прокурора Города!» – лишенную голоса вонючим и грязным кляпом, чем-то напоминающим вышедшую из строя портянку, так называемые хозяева занялись своими делами, направленными на обогрев помещения и приготовление пищи. Наручники были надежными, но, кроме этого, чтобы больше не зацикливаться на нем вниманием, невольнику еще связали и ноги оторванными от многочисленных тряпок концами, в избытке имевшимися в округе, что не вызывало сомнений о деятельности этих непривлекательных отбросов современного общества, «бомбивших» (опустошающих) одиноко стоящие дачи и нежилые строения.
***
Прокурор, выйдя из комнаты для допросов и чувствуя небывалую тревогу и вместе с тем ярость, на ходу «бросил» дежурившему возле дверей конвоиру-охраннику: «Не убирайте его далеко, – имея в виду заключенного, – я скоро вернусь и тогда мы продолжим», сам же отправился проверять только что озвученную ему преступником информацию, взволновавшую его до самого «края» души. Не следует долго витать в догадках, что уже через час было доподлинно установлено, что бандит не блефует и имеет на руках невероятно значительный козырь, поэтому и неудивительно, что этот, до этого момента крайне принципиальный, работник правоохранительных органов был сломлен и готов к неприятному его сознанию диалогу. Он, так много повидавших на своем долгом, служебном, веку сейчас был подавлен, лицо его осунулось, как-то вмиг постарело, выдавая сильнейшие муки, терзавшие теперь этого в обычной жизни волевого и неприступного человека.
Дмитрий Аркадьевич был человеком неглупым и отлично себе представлял, какой именно опасности сейчас подвергается его отпрыск, поэтому все поисковые мероприятия он провел своими силами, через частное сыскное агентство, не посмевшее отказать такому высокопоставленному чиновнику, силами своих сотрудников раздобывшее плачевную для заказчика информацию. Ситуация была очень критической, и такой возможности опытный деятель уголовного делопроизводства попросту не учел, полагая, что раз он смог полностью лишить предводителя «монгольского ига» сношения с внешним миром, то, значит, лишил «чудовища» его головы, лишив способность думать и действовать, однако, как оказалось, «зверь» оказался многоголовым, похожим на гидру, где при отсечении одной головы, на ее место вырастали две, а может даже и три, способные четко управлять сплоченным и отлаженным до мелочей организмом, или, будет лучше сказать, механизмом. Обозначать проблему правоохранительным структурам было нельзя, потому что этот, постоянно имевший дело с подобными проявлениями, высокопоставленный сотрудник прекрасно понимал, что в подобном случае жизнь его сына, зависевшая теперь от прихоти находящегося в тюрьме заключенного, не будет уже иметь того определенного смысла, на какой рассчитывал этот безжалостный человек, который, стоит сказать, ото всего отопрется, и его еще несформировавшийся мальчик наверняка будет подвергнут жестокому умерщвлению, а уж методы, применяемые при этом людьми, подчинявшимися Джемуге, прокурорскому работнику были известны как никому другому.
Отягощенный такими мыслями, Замаров сидел у себя в кабинете и начинал уже пить вторую бутылку, к слову сказать, хорошего коньяку. Однако, невзирая на большое количество принятых им спиртных напитков, забвение не приходило и мозг усиленно искал ответ, помогающий с достоинством выйти из сложившейся ситуации, где он оказался невольно загнанным в угол, но, как нетрудно будет понять, такого решения не было, а делать что-то было просто необходимо. Просидев таким образом еще час, Дмитрий Аркадьевич наконец решился и, задавшись целью, чтобы любыми путями вызволить своего, еще не видавшего жизни, мальчика, направился обратно в следственный изолятор, где его ждал довольный преступник.
– Как, прокурор, – начал он, озаряясь довольной гримасой, едва успел посетитель переступить порог комнаты для допросов, – разве у тебя нет дел поважнее, чем тратить его на посещение одинокого узника, упеченного тобой же в тюремную камеру?
– Ты меня убедил, – сказал он, еще оставляя дверь приоткрытой и, чтобы заключенному было слышно, отдавая приказание стоявшему рядом сержанту: – Отключите здесь запись.
– Но?.. – попытался было возразить немолодой уже служащий, отлично знавший регламент, не позволяющий оставлять эту комнату без видеонаблюдения.
– Немедленно! – «рыкнул» прокурор голосом, не подлежащим сомнению, после чего с силой закрыл железную дверь.
– Вот так-то гораздо лучше, «мусор», – насупился тем не менее преступник, подражавший монгольскому древнему полководцу, и, кстати говоря, довольно неплохо, – только не надейся провести меня своими показными, бутафорскими выходками: я на такие дешевые трюки не «покупаюсь». Говори, чего хотел, и если дельное, то рассмотрим, а ежели так, пустое, то, лучше, сразу иди обратно, меня же отправь назад, в мою камеру.