Дразнилки

Но при разводе никто у Выхина не спрашивал с кем будет лучше жить. Он остался с мамой, постоянно соприкасаясь с её адреналиновым нравом и слыша в упрёках фразы: «Не знаю, что с тобой делать, вот уж характер достался…»

Выхин даже внешностью и по комплекции походил на папу: вымахал на метр восемьдесят пять, весил сто десять кило, и в Мурманской школе получил уважительное прозвище «Терминатор».

– Почему мы переезжаем? – спрашивал Выхин, когда мама рассказывала ему про таинственного дядю Ваню с юга. Он не хотел переезжать. не то, чтобы боялся - просто не любил суеты, которая немедленно бы заняла большую часть его жизни.

Мама отвечала:

– Ситуация так сложилась, понимаешь. Сложно всё. Тут ни зарплаты нормальной, ни работы, ни отношений… Я устала. Хочется чего-то такого, чтобы с ног на голову, и чтобы счастье для нас всех.

Он ни черта не понял из её объяснений, но решил, что это очередная мамин причуда, свойство характера – постоянно убегать от проблем,верить в лучшее на горизонте.

– На юге все хорошо живут, – заверяла она. – Там грецкие орехи на земле валяются, в каждом доме – огород. Помидоры с куста, огурцы, ну? Черешня, опять же, ты же любишь черешню.

Он любил свою уютную комнату, где стены были обклеены плакатами, шкаф трещал от книг, а из окна был виден школьный стадион, где зимой часто играли в хоккей местные любительские команды. Он любил холод и полярную ночь, а ещё чернику с брусникой, влажный мох на камнях, прозрачную воду в озёрах и бледный свет фонарей, отражённый от снега.

Что ему предлагали взамен?

– Я уверена, мы там будем счастливы, – говорила мама. – Все вместе.

И вот чудный пейзаж, непривычная жара, стойкая влажность, забивающаяся в ноздри. Стайка парней его возраста оккупировала скамейку у подъезда. Сидели, как положено, на спинке скамейки, похожие на воробьёв. Один крутил в руках футбольный мяч, второй игрался кассетным плеером. Они разглядывали Выхина, будто диковинную игрушку. Кто-то присвистнул от удивления.

Выхин хотел немедля зайти в дом, но пришлось помогать дяде Ване выгрузить вещи из автомобиля, перетащить их к подъезду. Всё это время он чувствовал уколы взглядов, чувствовал их интерес. Кто-то сказал негромко:

– Какой он здоровый!

Раздался нестройный хор смешков.

– Жирнющий.

Кажется, подростки только что определились, как к нему относиться. Место под солнцем придется выгрызать.

Выхин заторопился. Подхватив клетчатую сумку, потопал на пятый этаж следом за дядей Ваней и мамой. Уже в квартире подавил желание броситься к окну и разглядеть пацанов с лавочки как следует. Чтобы в случае чего, потом… ну... В прошлой школе его почти не дразнили за рост и вес. Когда ты выделяешься на фоне остальных, люди вокруг рано или поздно привыкают. Но нужно время и умение постоять за себя. А драться Выхин умел.

– Будьте, как дома, вот ванная, вот туалет, дальше по коридору комната, ну и там дверь, это детская для Лёвы. Все по высшему разряду.

Квартира была больше, чем та, в которой Выхин жил на севере. Просторная, светлая, с широким коридором. Санузел, опять же, раздельный. Это круто.

– Пойдём, – шепнул дядя Ваня, беря Выхина под локоть. – Покажу кое-что, пока мамка носик пудрит.

Он провёл Выхина по коридору, а затем с некоторой взрослой торжественностью открыл дверь в одну из комнат.

– Мне сказали, что ты любишь рисовать, – добавил дядя Ваня. – А я как раз люблю делать разные штуки из дерева, вроде столов и стульев. Зарабатываю этим, можно сказать. Ну вот и решил совместить приятное с полезным… Надеюсь, понравится.

Выхин сразу увидел новенький стол, стоящий у окна. Красивый, ладный стол неправильной формы, не прямоугольный, как обычно, а с закруглёнными углами и с овальным изгибом внутрь, чтобы удобнее было сидеть. На столе аккуратно лежали листы бумаги, пачка цветных карандашей, пенал, тюбики с акварелью и набор кисточек.

– Это тебе для творчества, – сказал дядя Ваня. – Мама рассказывала, что ты любишь. Ничего не имею против. Развлекайся.

Он протопал по коридору, и где-то там начал суетиться, переносить вещи, громко болтать с мамой, наполняя квартиру жизненной суетой.

Выхин же застыл у полоски ковра своей новой детской и долго так стоял, пытаясь разобраться в ощущениях. Это место пока не приняло его, да и не понятно, примет ли.

Даже спустя много лет, во сне, поднимая с илистого дна воспоминаний давно стёршиеся образы, Выхин помнил, как стоял на пороге детской и надеялся, что в городке со странным названием ему будет неплохо.

Вот только дядя Ваня не угадал. Выхин рисовал ручкой в тетрадях, и никак больше.

3.

Перед рассветом пришёл ещё один сон. Он как будто ждал возвращения Выхина, чтобы напомнить о себе, взбудоражить образами.

Только что молодой Лева Выхин находился в новообретённой детской комнате, а вот он же спускается по лестнице, зажав подмышкой хрустящий пакет.

Выхина отправили выбросить мусор, а затем купить хлеба и соли в магазине на углу дома. Он помнил, что прошла неделя с момента приезда в город, но не помнил, видел ли Элку раньше. Возможно, видел, но не обращал внимания. А тут вдруг столкнулся с ней у дверей из подъезда. Элка – хотя он тогда не знал её имени, но сон мгновенно настроил все детали – тоже держала в руках потрёпанный пакет. Её каштановые волосы были собраны в хвост, но чёлка закрывала лоб и левый глаз. Одета Элка была в белый сарафанчик с жёлтыми пятнышками ромашек, а на ногах – сандалии, будто сейчас было лето, а не конец февраля.

– В магазин? – беззаботно спросила она.

Он неопределённо повёл головой, не найдя сразу, что ответить. Выхин вообще часто терялся при общении с незнакомыми людьми. А вот Элке, наоборот, общение давалось легко. Едва спустились с крыльца, она предложила:

– Пойдём вместе, так веселее. Ты из какой квартиры?

– Из сорок девятой.

– Никогда тебя раньше тут не видела. А я бы запомнила. Недавно приехал?

– Недавно.

– Странный ты турист. К нам приезжают летом, на море. Зимой тут делать нечего, разве что на реках сплавляться. А больше и не знаю зачем. Даже кинотеатр закрыли прошлой осенью. Вообще скукотища.

– Мы насовсем приехали вроде бы, – ответил Выхин.

В этом сне Элка, конечно же, уже знала, как его зовут. На холоде у неё раскраснелись щеки. Выхину захотелось стащить куртку и отдать Элке, чтоб согрелась, но он этого не сделал, не в тот день.

– К дяде Ване что ли? – присвистнула Элка. – Жену нашёл? Наконец-то. Он мужик хороший, нам мебельный гарнитур сделал и кухню. Папа говорит – за копейки. Штучная работа, такое не купишь!

– Руки у него откуда надо растут, – согласился Выхин.

Он стеснялся разглядывать Элку, хотя очень хотел. Приходилось бросать на неё осторожные взгляды, пока она не видит, запоминать и складывать в копилку памяти.

Милая, милая Элка. Что она в нём такого нашла?

Глаза у неё были оранжевые, густые, как яичный желток. Губы тонкие, ниточкой. Ещё Выхину нравились её пальцы – длинные, тонкие, с аккуратными ноготками. Он вдруг представил, как Элка берёт его этими пальцами за подбородок, притягивает к себе, близко, очень близко, зажмуривается… и целует.

– Он твой отчим, получается?

– Пока ещё нет. Свадьба через полгода.

– И твоя мама вот так запросто переехала в другой город жить к незнакомому мужчине? Издалека?

Выхин пнул валяющуюся на обочине пустую алюминиевую банку и рассказал о любимом северном городе, где остались одноклассники, кружок по рисованию, секция по баскетболу, плакаты из кино на стенах, хоккей, бокс и много-много всего родного и любимого.

Они прошли мимо старой баскетбольной площадки. Кольца были погнуты, стёрлись линии разметки, столбы густо заросли разноцветными бумажками объявлений, а асфальт пошёл трещинами и частично зарос травой. Но какие-то мелкие ребята, лет десяти или даже меньше, всё равно гоняли там мяч, упражняясь в обводке. Жизнь здесь, наверное, текла своим чередом и была ничуть не хуже. Но в эту жизнь Выхин пока еще не влился как следует.