Дразнилки

Около склепа нелепой громадиной высился Выхин. Больше всего он походил на тролля из сказок: такой же большой, бесформенный, с шишковатой лысой головой, западающими глазами, выпирающей челюстью. С подбородка тянулась окровавленная слюна, несколько зубов торчали в стороны из-под нижней губы. Выхин молчал и разглядывал Ленку.

Твари божии оставили его, набросившись своей крохотной колонией на добычу вкуснее. Сейчас Выхин был человеком, тем самым, хорошим, в общем-то, мужиком, который совершил в этой жизни всего одну, но очень страшную ошибку.

– Иди сюда, – позвала Ленка, едва выдавливая слова сквозь онемевшие губы.

Она чувствовала, как холодок поднимается от кончиков ног выше. Чувствовала, что растворяется, как банальный призрак из фильмов ужасов.

Выхин шевельнулся, разгоняя ногами мутную воду. Медленно подошел. Монстр Франкенштейна, забава тварей божиих, карикатура из школьной тетрадки.

– Ешь. Быстрее ешь их все. – Ленка протянула первый камень. – Грызи так, чтобы в крошку. Чтобы ничего не осталось.

Он покорно взял скрюченными пальцами камень, запихнул в рот и стал грызть. Камень удивительно легко подался под напором изломанных зубов, переломился сначала надвое, потом вчетверо, и вот уже крохотные кусочки выпали в воду, а остальное Выхин с трудом проглотил.

– Умница, держи ещё…

Её скрючило от боли. Ниже груди тела уже не было, только оледенелые воспоминания.

Твари божии в её голове бесились, урчали, жевали, рвали. В своей бешеной трапезе они не замечали главного, и это было хорошо, было правильно.

Выхин, кажется, и сам понял, что от него хотят. Зачерпнул ладонью несколько первых камней и забросил в рот.

– Спасибо…

Она уже не могла даже шептать. Не могла сосредоточиться. Сознание распадалось на детали мозаики. Внезапно стало темно и страшно. Пропали даже мелькающие лица, пропали звуки.

Ленка вспомнила, как бежала по лесу. Вспомнила запах свежей малины. Шесть утра, яркое, но ещё не жаркое солнце. Между лопатками вспотело. Безумно хотелось раздеться и войти в ледяную речную воду. Нырнуть. Чтобы стало хорошо. Чтобы стало…

4.

Выхин склонился над Ленкой, неуклюже дотронулся до её волос, провел пальцами по лицу.

Не верил, что она всё ещё здесь, а не растворилась, как призрак.

Внутри её головы копошились голоса. Выхин чувствовал их – боялся! Недавно голоса жрали его сознание, их болезненные прикосновения отголосками мельтешили по всему телу. Уродовали. Трансформировали. Делали так, как им хотелось. Ужасные, ужасные ощущения… А если они вернутся?

Но он понимал, что делает Ленка. Отвлекает. Держится из последних сил, лишь бы Выхин успел перемолоть эти проклятые первые камни. На вкус они были как сухая мука, как размолотые кости, как ледяная пыль. Иссохшиеся древние голоса вскрикивали от удивления и боли, когда Выхин разгрызал камень и глотал его, тяжело проталкивая вглубь горла.

О, это были чудесные крики. Агония тварей божиих.

Он заталкивал камни в рот. Один за другим. Торопился. Новое безобразное тело плохо его слушалось. Сознание походило на рвущуюся паутину.

Когда доел последний, стирая налипшие крошки с окровавленного подбородка, склонился над Ленкой, протолкнул руки под её голову и спину, поднял.

Красавица и чудовище, так это смотрелось. Нет ничего смешнее и неказистее.

Слова утешения застряли в распухшем от боли горле. Выхин торопился. Не знал, можно ли ещё спасти Ленку, успеет ли – но в два шага пересек пещеру и остановился около земляного отверстия. Свет не проникал сюда, в дыре клубилась темнота.

Стойте!

Что происходит?

Что происходит?

Вы видите, что они наделали? Вы видите это?

Голоса вырвались из Ленкиной головы и заметались под сводами пещеры, как перепуганные пташки. Узоры взвизгивали светом, пульсируя в бешеном ритме. Свет – тьма, свет – тьма, счет – тьма. У Выхина заслезились глаза, а он не мог сбросить слезы, не мог позволить себе такой роскоши. Мир задрожал, теряя реалистичность. Обернулся неровными линиями старой шариковой ручки.

Выхин поставил Ленку на ноги. Она обмякла, едва не упала. Ударил по детской щеке ладонью, осторожно. Ленка заморгала, приходя в сознание.

Они убегают!

Они сожрали!

Что они сделали, о! Посмотрите, посмотрите, что натворили!

Голоса были растеряны, озлоблены. Ещё немного, и они окончательно сообразят, что произошло. А потом набросятся на пленников пещеры, разорвут на кусочки.

Выхин показал Ленке на пологий провал с темнотой – лезь!

Подтолкнул.

Ленка, ослабевшая и растерянная, мотнула головой. Влажные волосы облепили её красивое лицо.

Лезь!

В Выхине была новая нечеловеческая сила. Он взял Ленку за плечи, подтащил, стал выталкивать. А она, дурочка, вдруг замолотила его кулаками, не глядя. Закричала:

– Нельзя так! Мы вдвоем, слышишь? Мы должны остаться здесь и никого не выпускать!

Её крики заглушили другие крики – тварей божиих. Они возопили одновременно – от злости, печали, осознания. Выхин взял Ленку за голову, толкнул так сильно, как только мог. Девчонка влетела в отверстие, упала. Темнота почти целиком поглотила её, оставив торчащие худые ноги в драных джинсах и кроссовках.

Лезь!

Выхин развернулся, огромным телом загораживая отверстие. Будто это могло помочь. Будто голосам было дело до этой нелепой преграды.

Было слышно, как возится Ленка. Что она будет делать, если выберется отсюда? Каков удел призрака? Вечно слоняться по лесу и пугать туристов? Отваживать заблудших путников от пещеры? Никого не подпускать к лесу, к камням? Или она растворится в небытие, едва выберется под лучи солнца?

Здравствуй, Выхин!

Тебе-то никуда не деться!

Ты поплатишься, красавчик!

О, как же ты поплатишься за то, что сожрал ценное!

Хорошо тебе, Выхин? Хорошо себя чувствуешь?

Каково тебе живется после того, как уничтожил наше основание?

Он схватился руками за голову, сжал с такой силой, что перед глазами побежали тёмные мурашки. Захлебнулся гнойными испарениями, поднимающимися от затхлой воды. Упал на колени. Вернее, твари божии поставили его на колени, заставили заорать от боли. О, как же они были сильны и злы.

Сосуд заполнялся их злостью, а голова набивалась их силой.

Твари, живущие в камнях. Да не узнаем мы имен ваших, да не препятствуем царствию вашему, буде оно в земле или в небе! Дайте нам волю, здравие и упокоение, избавьте нас от сознания, гнойных мыслей и жизни. Хлеб наш насущный возьмите в един день. Во имя первых камней, первородных тварей, во веки веков!

Выхин надеялся, что Ленка успела выбраться прежде, чем твари заполнили его сознание.

Надеялся и боялся.

Плакал и захлебывался слезами и соплями.

Потом закрыл глаза и больше не сопротивлялся.

5.

Ленка выбралась.

Ей не было больно или жарко. Корни и камни не царапали кожу, черви не лезли в ноздри или между зубов. Главного боялась: что кенотаф не выпустит наружу. Но темнота расступилась, яркое летнее солнце на мгновение ослепило, а потом – вот он лес, красивый, изумрудный, вечный.

Ленка вывалилась на траву, вскочила, побежала через цепкие кусты, не замечая крапиву под ногами, перепрыгнула через высохший ствол дерева, запнулась, упала, проехав ладонями по влажной грязи. Только после этого поняла, как сильно – до дрожи в коленках – боится оглядываться.

За спиной гудело и дрожало. Горячий воздух шевелил волосы. До Ленкиных ушей долетали обрывки фраз.

Что происх…

Дай нам волю, дай вый…

Мы пойд…

Откуда эта девк…

Зовет нас! Зовет!..

Голоса вспыхивали и растворялись, как искорки от костра. Их было много, десятки или сотни. Жалили больно Ленкины уши, а она не сопротивлялась, только сильнее вжималась во влажную траву лицом.