Телохранитель для убийцы

– Что ты сказала? – резко обернулась я, рассматривая сквозь кровавую пелену.

– Вы сейчас сломаете парню руку, – знакомый голос звучит мягко, но при этом нет желания продолжать спорить.

Правильно. Я же собачка. Реагирую на человека, от которого исходит сила, хотя сама способна сломать каждую кость в его теле. Словно огромный волкодав, что послушно прижимает уши рядом с хозяином. Только вот мой хозяин уже давно мертв. Поэтому, разжав пальцы, я медленно поворачиваюсь к отцу Марата.

– Не помню вашего имени, простите, мы, возможно, пересекались на родительских собраниях? – усмешка в его глазах, а я уже точно знаю, что он Марату не родной отец.

Нет схожих черт, совсем. Да и имя у него какое-то, по-моему, очень наше, русское. Но при этом печется о парне, как о своем. Это привлекает больше, чем идеально отглаженный костюм и уверенный взгляд серо-зеленых глаз. Не просто оболочка для денег и успеха, а некто, способный на щедрость. Стоит принять к сведению, может пригодиться. А вот то, как он, поморщившись, уставился на жирное пятно на моей футболке, говорит о брезгливости. Чистоплюй.

– Сёма! – крик силиконовой куклы, которая тут же изменилась в лице, неприятно резанул слух. – Этот уголовник…

– Помолчи, – коротко кидает Мистер Успех в сторону бывшей жены, – очень странно, по-моему, меня знает половина мира.

– Я из другой половины, – пожимаю плечами, стараясь отогнать ощущение поднявшихся на шее волосков, – умерьте свое эго. Так Семён?..

– Неважно, – ухмыляется он, вздернув подбородок, – я не думаю, что у вас есть причины забирать документы Петра из школы.

Подобрать бы челюсть, упавшую от удивления, сейчас, а голова забита совершенно другим. Мозг все еще бьется в панике, а пальцы ощущают неприятный холод. Она рядом с Питом.

– Минуту назад вы считали иначе.

– Минуту назад я думал, что мой сын лежит где-то в кабинете директора в луже крови. А сейчас вижу, что Марат жив, здоров и совершенно против исчезновения друга из школы. Единственный, кто сейчас представляет для него опасность, – мать, что рискует задушить, – успокоившись, Семён дергает узел галстука, ослабляя его.

Все это очень интересно, только вот не его ума дело – наши причины. Питер поймет. Не первый раз он противится переезду. В конце-концов, уже взрослый. Только то, что сейчас Алёна потерянно уставилась куда-то мне за спину, совершенно не нравится. Первая любовь и прочие приключения. Но ведь должен же разум взять верх.

– Сёма! – вновь возмущенно пищит курица, привлекая внимание, а отец Алёны внимательно наблюдает за дочерью.

Закрыли проход. Это раздражает и заставляет ладони чесаться. Сейчас не время для всех этих разборок, поэтому, уставившись в одну точку перед собой, заставляю себя судорожно выдохнуть. Должно было получиться медленно, но куда уж там.

– Вера Павловна, – давлю сквозь зубы, – если к нам с Петром вопросов больше нет, мы уходим. За документами вернусь позже.

Массивная фигура, облаченная в красное, тут же отцепляется от силиконовой мамаши, разрывая их сиамскоблизнецовскую связь. Счастье на лице, изъеденном морщинами, больно бьет по сознанию. Конечно, она довольна. Столько лет постоянных войн, и я капитулирую. Сложив руки на груди, Вера Павловна качает головой в притворном огорчении, отчего тяжелые серьги раскачиваются, делая ее широкое лицо еще больше похожим на морду мопса.

– Роксана Андреевна, мне так жаль, – причитает она, а я машинально киваю головой, протискиваясь вперед мимо отца Марата, – уверена, что вы делаете правильный выбор.

– Пожалуй, и нам стоит забрать документы, – отец Алёны делает шаг в сторону, а я врезаюсь в его грудь, тут же столкнувшись взглядом с округлившимися глазами его дочери, – если у вас такое отношение к ученикам, то чему вы можете научить детей? Презирать тех, кто менее успешен? Слабее?

Недоуменно моргая, я поворачиваюсь к Питеру, который давит смешок, маскируя его кашлем. Беззаботный возраст. Секунду назад он был так возмущен моим решением, а сейчас его насмешил каламбур. Ну да, ведь наследство Питера никак не подразумевает его бедность. Да и с силой светило пластической хирургии дал маху.

– Слушайте, давайте мы уйдем, а вы тут продолжите, – я морщусь, пытаясь проскочить в образовавшуюся щель.

– Роксана Андреевна, я как раз и имею в виду, что вам не стоит никуда уходить, – улыбается отец Алёны.

Вся ситуация порядком начинает бесить. Пока они тут развлекаются, воспитывая директора, у меня время идет на часы, возможно, минуты до того момента, как я ничего не смогу изменить. Тень легкая, но я все равно вижу ее. А значит, сценарий, при котором Клод заберет сына к себе в ад, где-то рядом. И что-то подсказывает мне, что убийца не станет лучшим родителем по ту сторону реальности.

То, что и по эту сторону это не лучший вариант, стараюсь не думать.

– Я благодарю вас за заботу, – выдавливаю из себя, разглядывая желанный выход, – но мы сами в состоянии себя защитить. И сейчас мы хотим уйти.

– Ты хочешь, – ледяной голос за спиной обрушивается на меня, пронзая сознание, – я – нет, Рокс.

Прекрасно. Можно ли придумать ситуацию глупее? С силой сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Я стараюсь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть недоуменно-насмешливые взгляды. Просто отлично. Пит очень вовремя решил показать когти.

– Давай дома обо всем поговорим, – медленно выдавливаю я, едва заметно кивая в сторону телевизора, – у нас есть дела.

Молчаливая борьба растягивается, пока Питер пытается силой мысли прожечь во мне дыру. Не дорос еще. Силен, не поспоришь. Особенно сейчас, когда хочет казаться круче перед девушкой. Расправил плечи, и я, наверное, первый раз осознаю, что он действительно изменился. Из ребенка, что с легкостью пролез в небольшую шахту в стене, в парня выше меня на две головы за каких-то пару лет. Хотя с того момента прошло уже – сколько? Семь лет? Постоянные переезды, смена обстановки и людей, во всем этом я совершенно потеряла счет времени.

Как же сильно он похож на Клода.

От последней мысли тут же закрываю глаза, смаргивая наваждение. Ребенок Уильяма Клода-младшего был практически копией. Только слепой не заметит сходства. Хотя, может, только мне так кажется? Ведь за все семь лет никто так и не узнал в нем исчезнувшего наследника «Destiny».

– Пойдем, – сдается Питер, а я выдыхаю чуть громче, чем следовало.

Каждая минута тишины становится мучением. На этот раз все не так просто. Пит молча ушел сначала в ванную, а после сразу в свою комнату. И почему-то у меня не хватило сил сказать, как мы поступим. Ведь ничего сложного. Я взрослая. Выдать план действий – и вперед. Его жизнь в опасности, а я отвечаю за него. Ведь он еще не может принимать таких решений.

Почему сейчас все по-другому? Ведь если я не буду уверена в правильности действий, то кто? Отец, который мне сам как второй ребенок? Нет, конечно, это не его вина. Мой папа пережил многое. Медленную и мучительную смерть жены, а после, как он думал, и дочери. Мое чудесное воскрешение с новым лицом снова чуть не свело его с ума. Но мы научились жить и с этим. Притирались друг к другу заново, переживали его срывы, искали центры реабилитации. Папа очень много работал над собой, чтобы мы вдвоем снова могли быть семьей. А спустя два года, когда только все стало налаживаться, я привезла Питера, погрузив отца в некоторые особенности своей жизни в Америке. По неокрепшей психике еще один удар, который я, не понимая, что делаю, собственноручно нанесла.

Я не хочу такого с Питом. Но как найти в такой ситуации ту самую золотую середину?

Конечно, психологи советуют давать возможность подросткам принимать более взрослые решения. Это полезно для формирования необходимого доверия. Подростки должны ощущать свою значимость и независимость, ведь самая частая ошибка родителей, теряющих связь с ребенком, именно в этом. Гиперопека, гиперконтроль. Но одно дело, когда мы выносим на обсуждения идеи предложения, касающиеся нашего дома, учебы, да всего, что Питер хочет изменить. Его круг друзей, обстановка в комнате, одежда – я не лезу в это. Но ведь на кону его жизнь. Должен же Пит понимать, что это важнее всего?