Страница 48 из 252
- Ну а как? - я спустила ноги со стула и сунула их в берцы. Настроение резко упало. - Вот что я реально могу, здесь и с тройным надзором?
- Да уж не меньше, чем я, - усмехнулась Полина. - Продолжать говорить о том, как выглядит их поведение на самом деле, можешь? Можешь, язык у тебя пока на месте. У меня тоже на месте, я и говорю, когда спрашивают. Когда не спрашивают, вести себя так, чтобы это им было надо с тобой дружить, а не тебе с ними, можешь? Можешь, ты здесь родилась, у местных это в спинном мозге, ты этим Манифест писала. Сделать так, чтобы им было стыдно тебе свое в уши лить, можешь? Можешь, для этого достаточно просто молчать или отбазариваться так, как ты отбазариваешься, когда на горячем ловят. Все ты умеешь, просто делаешь не там и не тогда.
Я молчала. Про ее майскую беседу с князем был в курсе весь замок и даже гвардейский бар.
- Пойми одно, - добавила она, - пока ты жива - ничего не закончилось. Некий абстрактный самописец регистрирует кривую, переходящую то в плюс, то в минус, и все равно что-то да нарисует. И пока ты дышишь, это будет продолжаться. Так почему бы, черт побери, не последить за кривой, чтобы она была с нужной тебе стороны.
Я зашнуровала берцы, попрощалась и пошла к двери. Она опять взяла ручку и вернулась к отложенным бумагам.
Летняя пресс-конференция наместника и прием перед ней были назначены на пятницу, восемнадцатого июня, а двадцатого саалан отмечали свой летний праздник, Короткую ночь. На этот день его перенес еще первый наместник по совету Гаранта. После майских событий Димитри ждал неприятных неожиданностей на обоих мероприятиях. Впрочем, вопросы и интерес журналистов еще можно было предсказать и подготовить варианты ответов, во всяком случае, пресс-служба имперской администрации занималась именно этим. Что до приема, то его наместник с самого первого дня определял как исключительно неформальную встречу, предоставляющую возможность свободно обсудить проблемы, вставшие перед городом с прошлого солнцестояния или равноденствия, и наметить пути их решения, устраивающие и имперскую администрацию, и горожан, готовых защищать свой город от посягательств любой власти. Достопочтенный Вейлин не был ни на одной такой встрече, не получали приглашений и его новообращенные, их присутствие было бы неуместно. Однако дознавателю Святой стражи Хайшен побывать на нем стоило, так что утром девятнадцатого, за несколько часов до начала Димитри рассказывал ей о предстоящем.
- Но политика и отношения с городом не единственные цели приема в Адмиралтействе, досточтимая, - говорил он. - Я раздаю приглашения людям, которым я доверяю и которые мне нравятся, а часть приглашений оставляю для молодежи, подающей надежды и оставляющей приятное впечатление. Здесь много университетов, два из них отличаются тем, что их лучшие студенты имеют представление о благородных манерах и достойной речи, начитаны и осведомлены. Студентов и выпускников на моих приемах не очень много, каждый четвертый, не больше. Я делаю так, чтобы молодые люди могли познакомиться со старшим поколением и набраться опыта, а старшее поколение получило возможность увидеть и запомнить достойных. В приглашениях указано разное время, некоторые приглашены не к началу приема. Сперва приходят доверенные, и мы за закрытыми дверями обсуждаем с ними самые насущные темы, потом начинается время открытых ответов на вопросы, а потом наступает пора для чая и разговоров.
- Красивое решение, - улыбнулась Хайшен, - но как же твои собственные интересы?
- Я сам на этих приемах тоже выбираю себе людей, - признался Димитри. - Всех, кого я заметил и запомнил, я потом зову побеседовать лично, и в этой беседе уже определяется, чем мы можем быть друг другу интересны и можем ли. Было несколько случаев, когда я опоздал, и человек говорил мне, что уже приглашен на работу за границей края. Бывает, что назад они не возвращаются, остаются в Московии или в Минске, и это печально, - князь вздохнул. - Но чаще всего мы договариваемся. Новых друзей я нахожу себе по большей части там. Их мир, похоже, старше нашего, так что даже те, кого они между собой считают заурядными и обычными, могут поддерживать разговор хорошо и быть приятными в общении - если только не настроены против собеседника, а такие ко мне на прием не попадают.
- То есть все восемь лет ты занят только работой? - не поняла Хайшен. - У тебя есть только край, и ты не можешь ничего оставить себе?
Князь задумчиво протянул:
- У меня была одна история... Она сейчас не в крае, эта женщина.
- Ты отправил ее? - уточнила досточтимая. - Попросил уехать или выслал?
- Ни то и ни это, - Димитри приподнял бровь и попытался улыбнуться, но оставил эту идею и вздохнул. - Ее пригласил один шикарный московский театр, у нее теперь контракт на три года, а еще и полутора не прошло. Она певица.
- О... - Хайшен с сочувствием кивнула. - Понимаю.
- Да, - Димитри развел руками, - и сам не заметил, как привык. Проводить достойно еще сумел, а потом... - он сделал короткий жест от запястья. - В общем, скучаю. Даже несмотря на то, что Сопротивление старается меня отвлечь, как умеет. Если говорить о сегодняшнем, после приятного наступит черед обязательного. И, судя по тому, что принесла мне пресс-служба, отсутствие друзей мистрис Бауэр на конференции мало чем мне поможет.
Димитри ошибся только в одном. Его неприятности начались еще на приеме и выглядели они как аспирантка Университета, среднего для местных роста, чуть более полного сложения, чем здесь принято, со светло-русыми волосами едва до плеч и с пронзительными серыми глазами. Девушка получила приглашение через Живой Город, а не свое учебное заведение. И, едва она представилась и начала говорить, наместник понял, почему она попала на прием именно от этих людей. Перед ним была еще одна таящерица, неведомым чудом родившаяся не на Ддайг, а в местных холодных болотах. Звали ее Надеждой.
Трещина, пролегшая между ними и Димитри еще в тот год, когда Живой Город узнал, что наместник передал в собственность московского благотворительного фонда "Память" ряд дворцов и зданий в городе, росла всю зиму, и весной вылилась в присоединение части участников движения к апрельским и майским акциям протеста. Причины такого их выбора были очевидны для князя. Понимал он и то, что если решение по репрессиям, устраивающее не только горожан, но и жителей края, не будет принято в ближайшие месяцы, то к зиме ему будет больше не с кем договариваться. Живой Город выглядел дискредитированным после всех решений администрации, причем даже не по причине их откровенной неудачности, как случилось с закрытием Марсового поля для тинга, а из-за попыток пресс-службы продолжать делать вид, что ничего не происходит и только отдельные смутьяны выступают с непонятными претензиями. Из слов девушки получалось, что либо верность этих людей принадлежала достопочтенному, и они спасали его лицо, либо они подставляли наместника из-за своей некомпетентности, причем та часть горожан, позицию которых выражала Надежда, могли видеть только второе и логично считали, что пресс-служба транслирует позицию всей имперской администрации. Слушать все это было крайне неприятно, да и ожидаемые последствия в виде сворачивания части совместных проектов и уменьшения числа участников движения тоже не радовали.
Единственное, что публично мог ответить князь на все ее вопросы, укладывалось в две фразы. Их он и сказал.
- Два месяца назад я принял решение начать проверку работы администрации империи в крае и подал об этом просьбу в Академию Аль Ас Саалан. Вчера я получил положительный ответ на эту просьбу, так что до окончания проверки по этому вопросу и ряду других никакие комментарии невозможны. - Говоря это, он мысленно благодарил мистрис Лейшину за майские уроки.
После окончания приема Димитри, вернувшись в Приозерскую резиденцию, позвал досточтимого Айдиша в свой малый кабинет и долго сетовал ему на то, что который уже раз за все время здесь встречает даму, которую ему было бы интересно видеть в друзьях именно потому, что она умна, самостоятельна и не подвержена внешним влияниям - и очередной раз дурацкое стечение обстоятельств против. Лиска Рыжий хвост оказалась чужим магом и совершенно несамостоятельной даже на момент ареста. Аугментина, когда не швыряется оскорблениями, суха, как доска. Вот, появилась третья, но у него открыт процесс дознания, какие уж тут предложения дружбы. Айдиш вздыхал, сочувствовал и говорил, что обстоятельства изменчивы и, вероятно, все, что происходит или не происходит, обещает исход лучше ожидаемого.