Страница 216 из 252
- Да, - согласилась Хайшен. - Но почему-то маркиз не задал этот вопрос.
- Вероятно, из-за хорошего, слишком хорошего, воспитания, - пожала плечами Полина. - Естественно, он пошел к достопочтенному, а им был Вейлин. Но что мог решить этот достойный сын своей культуры? Только то, что какой-то местный некромант угрожает наместнику, другие версии в его голову не помещались. И судя по результатам, достопочтенный подумал, что это интриги и дело житейское, а Унриаль сильный маг и должен справиться. Он, похоже, с рождения всем должен справиться с любым трешем, в который его суют, не спрашивая, хотел ли он этого. - Полина неприятно усмехнулась, глядя в стол, и вернулась к рассказу. - Параллельно с этим Вейлин, насколько нам известно из наших потерь, изучал местный магический стиль, чтобы выявить злоумышленника и примерно его наказать. Он этого злоумышленника до сих пор ищет, наверное. Хорошо хоть, что не здесь.
Хайшен негромко засмеялась. Полина улыбнулась ей, продолжая.
- Маркиз довольно быстро заметил, что когда Гарант с ним рядом, жить как-то легче. И вцепился в него еще крепче, конечно. Но Гарант смертный и, какая досада, смертный внезапно. Так маркиз и остался один на один с не своими демонами. Он пытался справиться сам. Результаты этих попыток ты уже нашла. Это и начатое строительство резиденции, которое заканчивал уже князь Димитри, и сгоревший цирк, затем филармония, затем Зимний дворец, который Эрмитаж. Впрочем, про это он еще расскажет. Он применил и местные средства, на чем и нарвался на все свои неприятности. В сентябре, кстати, ваши погибли по этим же причинам. Потому что ваш этот странный специалитет заставляет вас очень четко ощущать окружающие реалии, в том числе невидимые глазу. Из-за него же вы склонны глубоко погружаться в проживание происходящего, часто мимовольно и бесконтрольно. А таблетки, которые ему принесли, обостряют эти ощущения, когда их действие проходит. Пытаясь справиться с переживаниями выбранными им способами, он оказался в опасной ситуации, а попросить помощи не мог по двум связанным друг с другом причинам. Во-первых, нельзя показать слабость в новых землях, потому что тут... - Полина провела пальцем по брови и определила, - обстановочка. Гарант ему наверняка не раз прояснял. Во-вторых, если он не справляется один и просит помощи, то его положение в семье под угрозой. И вот тут самое драматичное место всей истории, Хайшен. Его положение и так было постоянно под угрозой, только он не понимал этого. Он слишком хорош, чтобы быть любимым семьей, и слишком хочет быть любимым родными, чтобы уйти от них. Думаю, и до сих пор это так. Естественно, маркиз не справился, ненависть похороненных в этом месте павших ко всей аристократии в целом и лично к нему, как к дворянину, слишком давила на него. То есть лицо-то он удержал, я вижу, что его муштровали дополнительно к вашим школьным требованиям, но тут ведь как: или лицо, или стабильность. Он выбрал сохранить лицо, - Полина, вздохнув, развела руками, - и сгорел.
- Откуда ты знаешь? - быстро спросила дознавательница.
Полина не знала и не могла знать, что в столице молодой маркиз оставил несколько бездарно проваленных романов, пару погибших дружб, рухнувшую попытку интересной торговли - и все ради надежды получить одобрение матери и деда. Но он был да Шайни. Он не мог иначе. Семья, конечно, была важнее.
- Да тут и знать нечего, - пожала плечами психолог. - Я помню, что в местной культуре он ориентирован достаточно, чтобы страницами цитировать из Ростана и Шекспира наизусть хоть в оригинале, хоть на русском. А ведь оба языка ему чужие. Как он рисовал, я тоже видела. Цветными огнями в воздухе. Сказочная красота, с обычным салютом ваших магов не сравнить. И он не раз оговаривался, что не дотягивает до высоких требований семьи. Я такое видела здесь у нас не раз. Причем ребенок может из кожи вон вылезти, пытаясь оправдать ожидания, а требования будут только расти. Но стоит чаду съехать из отчего дома и начать ни в грош не ставить родителей, великая любовь немедленно проявляется, как будто она всегда тут росла. Так что когда князь Димитри принял полномочия, маркиз Унриаль в один миг из "почти дотянувшегося" до требований семьи стал "не оправдавшим" и "пятном на репутации" - и распался в руины на этом. Метадон ему даже спецэффектов не добавил. Он просто снимал страх и тревогу и возвращал ясность мышления, а потом его перестало хватать. И маркиз, как и сказал тебе, просто перестал его принимать. Так что к моменту первой встречи с легатом он, скорее всего, был в серьезной абстиненции.
- Что за слово ты сейчас сказала? - немедленно спросила Хайшен.
- У него было похмелье от этих таблеток, - пояснила Полина. - Оно и до сих пор его мучает. Но теперь он уже то ли свыкся, то ли справляется. А тогда оно его сожгло чуть не целиком. Причем полностью он сдался, как и положено настоящему бойцу, только увидев подкрепление в лице легата императора. Собственно, маркиз потому и выжил, что осыпался на руки князю Димитри. Промедли вы еще на месяц, легат нашел бы его в Приозерске мертвым.
Досточтимая задумчиво посмотрела в окно. Через окно был виден двор, покрытый тонким слоем снега, и по этому снегу Унриаль да Шайни в сопровождении Дейвина да Айгита шел к сараю, где жила лошадь, объявленная графом школьной. Хайшен знала, что сейчас граф Дейвин выведет Болида из денника, маркиз Унриаль сперва прикоснется лбом к его морде, затем обнимет лошадь руками за шею, а после пойдет по двору, опираясь на плечо животного, и пройдет круг или даже два. А Болид будет идти с ним рядом, аккуратно переступая, и ждать, когда человеку потребуется передышка. Досточтимая не возражала против этих прогулок, ведь с точки зрения целителей в них была польза. Две живые руины во дворе, человеческая и животная, представляли вместе величественное в своей бессмысленности зрелище. Еще летом Хайшен, пожалуй, чувствовала бы брезгливость и смущение, но после осеннего урока, преподанного досточтимой в несуществующем яблоневом саду, она видела в их упорном медленном движении нечто большее, чем жалкое цепляние за жизнь. Торжество воли и намерение не сдаться, постепенно продвигаясь к цели, каким бы мелким и глупым ни выглядел результат, напоминало ей то ли росток, пробивающийся из пня, то ли рыбу, плывущую против течения к истоку реки. Впрочем, брезгливости настоятельница в себе не нашла, как ни всматривалась в свое сознание. Маркиз сумел обрести достоинство, обнаружив себя в плачевном положении. Он неуклонно и постоянно возвращал себе возможность двигаться, говорить и мыслить, не позволял себе ни кричать на персонал, ни жаловаться. Он всегда и со всеми был точным и четким в словах, вежливым и даже изящным в действиях и движениях и только однажды попросил отсрочки с ответом на вопрос. Хайшен казалось важным, что точно с таким же достоинством вел себя и гнедой товарищ маркиза по прогулкам, Болид, без жалоб и протестов переносивший лечение, ласковый к детям и доброжелательный к любопытным гвардейцам и Охотникам.
- Полина, я поняла тебя и запомнила твое мнение, - сказала она, следя взглядом за движущейся по двору странной парой. - Мы продолжим разговор с ним позже.
Именно в то же самое утро, когда Полина Бауэр делилась с Хайшен своим видением обстоятельств маркиза да Шайни, Марина Лейшина получила очередной сюрприз. На этот раз с Воскресенской набережной. Пригласивший ее "подойти поговорить" был в разговоре вежлив до приторности, и это Марину насторожило. Она сама не поняла, почему не позвонила ни Димитри, имея его прямой телефон, ни его заму Дейвину да Айгиту, а только покрутила в руках его бежевую визитку с зелеными буквами, пожала плечами, взяла сумку и пошла. На проходной ее ждал какой-то мутный мужик в пиджаке со следами то ли недосыпа, то ли перепоя по всему лицу. Марина послушно подала паспорт в окошко, через пару минут получила его назад, попыталась протянуть встречавшему, услышала "убирайте, не понадобится" - и отчасти расслабилась. Как выяснилось, рано. В кабинете, куда Марина пришла с сопровождающим, ее ждали двое. У одного синяки под глазами были размером чуть не больше самих глаз, и он был зеленоватого цвета от недосыпа, второй выглядел немногим лучше. Паспорт действительно не попросили даже подержать. Дверь, однако, заперли, и ключ лег на стол, под локоток, вероятно, старшему по званию. Начавшийся разговор произвел на правозащитницу очень странное впечатление. Как если бы господа в штатском хотели надавить по привычке, но чего-то боялись, и этим чем-то явно была не она, Марина Викторовна Лейшина. Они довольно долго ходили вокруг темы, рассказывая ей про гражданскую сознательность и ее общественный долг защищать права людей, оказавшихся в конфликте с законом, она согласно кивала, но догадываться, чего именно от нее хотят, отказывалась наотрез. Наконец, старший из них вздохнул скорбно и сказал: