Мои семейные обстоятельства

— Здесь собрано немало компромата на моего дядю: не совсем легальные торговые соглашения, странные дополнительные торговые условий, контракты, стоимость которых завышена, поставки товара, которых на самом деле не было, передача недвижимости из рук в руки, льготы и подарки… Злоупотребление властью, так сказать…

Я ворошу руками бумаги, выхватываю то одну, то другую, проглядываю. Но и без полной проверки ясно, что Алилль собрал более чем достаточно, чтобы начать давить на дядю. А если территориальный совет окажется полностью на стороне Леонарда Флейма, то с доказательствами можно обратиться в Собрание Земель. Тогда-то пригодится и мое нежеланное замужество. Вот только Левису придется взять на себя обязательства по управлению землями Флеймов. Но так будет справедливее, чем та ситуация, что есть сейчас.

— Вы правы, — кивает Алилль.

— Я не верю в то, что вам стало меня жаль… Это было собрано явно не за одно утро.

— И опять вы правы. Я занимаюсь изысканиями уже немалое время. Правда, актуальным мое занятие стало лишь последние несколько дней. После смерти оберега.

— Зачем?

— Скажем так, во-первых, я испытываю большое уважение к вашему поколению радетельных. А во-вторых, именно протекция вашего брата Амира Флейма, да примут Предки его в свои объятья, позволила мне, выскочке из Санеды, занять весьма высокое положение среди архивариусов. До этого меня, несмотря на квалификацию, и помощником не принимали в архивах Феникса, мол, слишком молод, — делится своим прошлым Алилль.

— Амир заказал вам расследование? — я уточняю для того, чтобы поддержать разговор. Но все мои мысли занимает бесконечное количество возможностей, что именно и как сделать при помощи этих бумаг. В сложившейся ситуации кроется и опасность: мне стоит забрать доказательства прежде, чем дядя о них узнает.

— Да, в прошлом году, осенью.

— Кому еще о них известно? — меня очень волнует этот вопрос. Но Алилль неопределенно пожимает плечами:

— Я не распространялся по поводу своих исследований и тщательно маскировал те бумаги, которые брал. Так что никому. Кажется.

— Вы понимаете, что будет, если хотя бы кому-то известно… — делаю я предположение.

— Ваше появление в архивах нежелательно, — Алилль верно продолжает ход моих мыслей и бледнеет. Я действительно могла вызвать беспокойство тех, кто следил за излишне заинтересованным архивариусом. Тогда у нас остается не слишком много времени. Алилль тут бросается собирать бумаги и перебирать их. Когда на столе остается три оформленные стопки, я берусь за самую ближнюю ко мне и спрашиваю:

— Я могу ими воспользоваться? Защитить право нашей ветви Флеймов? Восстановить справедливость? Сделать то, что не успел Амир…

— Конечно, радетельная, — кивает Алилль. — Ужасы, которые я встречаю в летописях и жизнеописаниях, охладили мое сердце. Они сделали из меня прагматика. Но все же смотреть в сторону, когда мне под силу помочь, я не могу. Да и приучен отвечать добром на добро. Возьмите документы…

— Спасибо, — я прижимаю бумаги к груди. Меня охватывают волны беспокойства и страха: это давно не игра, но до этого у меня не было ни шанса, а теперь есть.

— И еще одно, радетельная Лайм. Я поднял договора между нами и Фьюринами за весь возможный срок. Если подождете, я принесу их.

— Они отменят мой брак?

— Возможно. Это может решить только Собрание Земель.

— Но это возможно? — переспрашиваю я.

— Да, — твердо отвечает Алилль.

— Несите, — я жду, пока он скроется за стеллажами, а потом медленно оседаю на кресло у стола.

Это странное и необъяснимое ощущение — ожидания удачного разрешения всех проблем — захватывает меня с головой. «Предки!» Я зажимаю рот руками, чтобы не рассмеяться. Всего-то нужно зарыться в архивы — не просто полистать пару древних книг, а именно закопаться с головой. Всего-то нужно найти неравнодушного человека, мастера своего дела. Всего-то нужно попасть в нужное время и в нужное место. Много ли у меня шансов на подобное? Нет, и еще раз нет. Но, может, полоса неудач, наконец, закончилась?

Из-за переживаний меня мучает жажда. Оставлять документы на виду и идти на поиск воды небезопасно: мало ли кто может их прочитать. Так что я рассовываю стопки бумаг в пару больших талмудов, пухлых настолько, что их дополнительное утолщение будет незаметным. Только тогда на сердце становится спокойнее. В коридорах между бесконечными полками пусто и мало света. Лампы под потолком не в силах осветить все, что находится в огромных залах. Но даже в архивах должно быть место, где усталые работники могут заварить и выпить горячий и бодрящий настой, съесть пирог и вдоволь поговорить, не шепчась. В своих поисках я ориентируюсь на легкий звук ложечки, стучащей по стенкам чашки, и пробираюсь в ту сторону со всей осторожностью.

В небольшой комнате, оборудованной под кухоньку и столовую, скучает пожилой мужчина в сером легком костюме и медленно что-то пьет. В какой-то момент он поворачивается ко входу вполоборота, а я с досадой узнаю в сидящем главного архивариуса Боррэ. В последний раз я его видела лет восемь назад, если не больше. Узнает ли он меня?

— Проходите, милочка, — внезапно обращается ко мне Боррэ. Наверное, увидел мое отражение в блестящем заварном чайничке.

— Добрый день, — я вежливо здороваюсь, а в голове тем временем путаница. Что бы такое придумать и быстро уйти?

— Мне, конечно, сказали, что Алилль привел посетительницу. Но я и не думал, что встречу вас здесь, радетельная Лайм. Вы же знаете, что вас полгорода ищет?

— Да, конечно, я как раз собралась на встречу с дядей, но встретила знакомого, — слабым голосом отвечаю я. Он все-таки узнал. Будь проклята феноменальная способность архивариусов в считанные секунды находить в человеке фамильные черты Флеймов.

— О, а где же сам Алилль?

— Я попросила у него книгу, чтобы развлечься, — страх понемногу отпускает меня, следующие слова даются еще легче: — Вы же знаете, как это скучно, когда собирается территориальный совет! Мне обязательно нужно что-то легкое и интересное, чем можно занять себя в это время.

— Тогда подождем вашего приятеля. Присаживайтесь, милочка. Я сделаю вам настой.

— Не стоит…

— Что вы! Для меня честь пригодиться нашей радетельной в последний раз. Вы уже обсуждали ваш отъезд с мужем? — Боррэ не дает мне и слова вставить. Он очень ловко для своего возраста управляется с мерными ложками и заварочным чайником, видно истинного любителя настоев. Смесь для заварки архивариус выбрал необычную, не по сезону. Я чувствую яркий хвойный запах, который спустя пару секунд сменяется более спокойным древесно-травяным. Я совсем не помню название этого настоя, изредка в холодные зимы его пил отец, но у меня и братьев совершенно другие предпочтения в напитках. А в Викке любят более сладкие смеси.

— Не успела, — тихо отвечаю я на вопрос.

— Тогда это наше с вами последнее чаепитие, — главный архивариус пододвигает ко мне чашку. Цвет жидкости внутри нее насыщенно-коричневый с легкой зеленью. Настой слишком крепкий, совершенно не такой, как я люблю. Вряд ли травы собирали квалифицированные сборщики. Но мне все же приходится с благодарностью сделать несколько больших глотков. Горячий напиток приятно согревает изнутри, заставляет вспомнить, что нужно где-то подкрепиться. Скорее всего, это будет ближайшая к архивам закусочная. Определенно, чем быстрее я закончу это чаепитие, тем лучше.

— Я думаю, у меня еще будет время в Фениксе, — добродушно улыбаюсь я, стараясь не морщиться: напиток действительно очень горький, настолько, что кружится голова и слегка подташнивает. — Тем более в архивы нужно зайти, чтобы отдать книгу.

— Вряд ли у вас это получится, — спокойно отвечает мне Боррэ и отставляет свою чашку на блюдце. Я с удивлением обнаруживаю, что он не сделал ни глотка оттуда.

Настой горчит не просто так. Когда горечь немного рассасывается, я тут же замечаю, что онемение языка вызвано вовсе не горячим напитком и не его вкусом. В смеси что-то еще: быстродействующее, слегка паралитическое, снотворное. Очень необычная комбинация, сильная и редкая, способная одолеть даже такой организм как у меня — укрепленный зельями и имеющий высокую сопротивляемость к негативным эффектам. Выпив такое, обычный человек может и в кому впасть.