Страница 39 из 119
Глава 30
А ну-ка, быстро ушли с детской площадки!
Я обернулся на голос, и увидел, как в нашу сторону спешила женщина, на вид что-то около сорока лет, очень высокая, выше даже далеко не коротышки Стёши, и с несоответствующим месту ярким макияжем на лице, до сего момента мирно сидевшая на лавочке.
— А почему это вы решили, что мы должны уйти с площадки? — вывел меня из созерцательности встречный вопрос, заданный подругой, которая вовсе даже и не думала слезать с паука «по щучьему велению».
— Потому что она для детей! — в голосе женщины, вставшей рядом с пауком, прорезались истеричные нотки (похоже, тетенька специально провоцировала скандал, или духота плохо повлияла на общее ее настроение, или же Стёша сама по себе ей просто очень не понравилась).
— Ну, а мы и есть дети, вот и играем на этой площадке. — прояснила ситуацию подруга, тоном, которым говорят с детьми, и видок у нее при этом был словно у взъерошенного воробушка, охраняющего свои хлебные крошки, вызывающим и нагловатым (что весьма меня удивило, ибо в прошлый раз, перед взрослыми людьми она заметно робела или возможно эта робость была только лишь из-за того, что те были чиновниками и милиционерами), и этим понравилась мне лишь сильнее. — Тем более, что совсем маленьким детям мы совершенно не мешаем (те, в данный момент носились по многоярусной горке).
«Современные детишки могут запросто и на три буквы послать, а им за это даже подзатыльник выписать нельзя!» — вспомнились мне возмущенные слова коллеги из того мира. И ведь, правда, могут…
— Не нужно ругаться, пожалуйста. Мы сейчас сделаем несколько фотографий и уйдем. — добавил к уже сказанному подругой я.
— Нормально, так! — тут же возмутилась тетка, и обведя взором площадку, продолжила. — Вы что, решили, будто все это сделано специально для вас, здоровенных дур?
— Оль, Господи, ну чего ты так нервничаешь-то? Пускай девчонки сфотографируются на здоровье. Они же, в конце концов, ничего здесь не ломают. — это подошла вторая тетенька, явно сестрица первой, только очень полная…очень, и со столь же вызывающим макияжем на лице.
— Нет, Лер, не пусть! Вон, полюбуйся на качели! Такие же «дети» их недавно и поломали! А теперь, что, нужно просто так стоять и смотреть на то, как подростки доламывают оставшееся? — тетка махнула рукой в сторону сломанных качелей, после чего повысила голос на Стёшу. — Хамки! Я тебе что сказала?! Слезай с паука! Быстро!
— Забей, Злат, просто фоткай. — велела подруга, что я и сделал, сфотографировав несколько раз Стёшу, не обращая внимания на сварливую женщину.
— Все, пойдем! — сказала Стёша, спрыгнув с паука.
— Ну, вот и все. — обернулся я к женщине. — И нужно было так ругаться?
И, казалось бы, на этом все, инцидент исчерпан. Однако…
— Ах ты ж, мерзкий поросенок!
Это громко возмутилась Стёша, которую, подбежав к ней, пнул по ноге маленький мальчик (не сильно больно, подозреваю, но весьма обидно), на вид — ровесник ее брата, ибо «нельзя обижать маму!». За что подруга, в свою очередь, немедленно приголубила того щелбаном по лбу, ибо «нельзя пинать «взрослых теть!»». Ну, а дальше все началось, как в сказке…
— Ай…! — запищал мелкий, и отбежав от Стёши, потирая ушибленный лоб, спрятался за мамой.
— Сука! Я тебе сейчас покажу, как сына моего обижать! На коленях вымаливать у него прощение будешь! — заревела злобная тетка (и это не фигура речи, ибо у женщины был весьма и весьма глубокий голос, которому, вероятно позавидовали бы и иные оперные дивы) и помчалась к Стёше, выставив вперед руку, явно намереваясь схватить ту за волосы и побить, и…
И тут внезапно выяснилось, что в спортивном зале Стёша занимается отнюдь не только приседаниями с грифом на плечах и тем прочим, чем обычно там промышляют «фитоняшки»…
— Оу! — громко выдохнул я.
— Оу! — громко выдохнули прочие наблюдатели из числа родителей, чьи дети играли на площадке, а также случайные прохожие, которые остановились поглазеть на то, как «яжемать» устраивает девицам прилюдную «порку», при этом один из тех, кто вел запись происходящего на телефон с восхищением воскликнул: «во дает, телочка!».
Стёша, схватив агрессивную тетеньку за руку, которой та намеревалась вцепиться ей в волосы, продемонстрировала то, что в моем детстве называлось броском через пупок, сопровождаемый взвизгом тетки. Короче говоря, подруга моя оказалась дзюдоисткой (если я ничего не путаю, конечно, ибо в знании видов единоборств не силен), причем далеко не из последних, учитывая то, как ловко она, абсолютно «домашняя» девочка, и не растерявшись в нужный момент, без всяких колебаний применила на практике полученные навыки. И выглядело это чертовски круто и эффектно.
— М-м-м… — раздался стон от «яжматери», которая ранее собиралась заставить Стёшу извиняться перед своим сыном на коленях, когда она, полежав с десяток секунд в совершеннейшей прострации после произошедшего, уселась на задницу, и скривив физиономию, терла ушибленную при падении поясницу.
Ребенок, усевшись рядом с матерью, натурально завыл от горя, поглядывая на Стёшу взглядом, полным обиды и такой чистой ненависти, какую редко встретишь даже у взрослых.
Как бы там ни было, но на этом история даже и не думала заканчиваться…
— Вот же ж тварь…вот же ж тварь…я сейчас тебе такое устрою…! На взрослых она нападает, сволочь! — бормотала себе под нос толстая сестрица, сидевшей сейчас на попе женщины, и торопливо копаясь в своей сумке (подделка под Gucci), чем и привлекла мое внимание.
— Берегись! — заверещал я, когда та, найдя наконец искомое, вытащила из сумки перцовый баллончик, явно намереваясь залить его содержимым физиономию моей подруги (и это на детской-то площадке, идиотка!) и одномоментно с этим, не щелкая клювом, схватился за ее толстую, словно хобот мамонта, руку и повис на ней (тетенька эта, как и ее сестра, была явно выше 180 сантиметров ростом), мешая прицелиться в Стёшу.