Страница 29 из 40
Налетная грусть тронула сердце. Иван поднялся с чурбака, потрогал тушу нетели. Мясо покрылось тонкой пленкой, но еще издавало запах крови. «К утру совсем подвянет, – утвердился он, – товарный вид будет, что надо…»
Поднявшись на крыльцо, Иван распахнул двери в прихожую. Нюра хлопотала у газовой плиты, готовя на большой чугунной сковороде осердие вперемежку с требухой. Острый запах жареного мяса и лука защекотал ноздри, и сразу засосало под ложечкой.
– Ну что у тебя? – спросил Иван, открывая двери в избу.
– Мой руки – и за стол.
– За Пашей с Андреем послала?
– Степашка убежал, сейчас явятся.
«Молодец, баба, – склоняясь под рукомойником, подумал про жену Иван, – везде успевает. В доме всегда порядок, и ребятишки обихожены, накормлены, напоены, Жалеет она их, хотя и не родная. – Вода приятно освежала, снимая накопившуюся за день усталость. Иван плескался и плескался. – Своего хочет. А как тут разуметь? Заимеет своего – и сразу к ребятам душа подостынет. Мне надрыв в сердце: и этих будет жалко, и того…»
В прихожей затопали. Дверь открыл Андрей Кузин:
– Можно?
– Заходи, – кивнул Иван. – А где Паша?
– Да с Нюрой болтает. – Андрей поставил на стол две бутылки водки.
Иван нахмурился:
– К чему это?
– Так, взбодриться с устатку надо. Одну я вытащил из заначки, другую – Дуся дала. – Андрей подмигнул. – Уж больно понравилось ей, как ты бычка обработал.
– Завтра же ехать, – никак не среагировал Иван на хитрое мигание.
– Так что тут на троих? Мы же не малахольные.
Дверь широко распахнулась, и Паша пропустил вперед Нюру со сковородой, потер рука об руку.
– Ну и умеет Нюра жарить! Пальчики оближешь, елкин кот! – Он покосился на бутылки с водкой и как-то степенно, важничая, вытянул из кармана пиджака свою поллитровку, встряхнул ее и, прежде чем поставить на стол, поглядел на свет.
– Чего это распузырились? – недовольно проговорила Нюра. – Какие из вас продавцы будут завтра.
– За дорогу отоспимся, – отговорился Паша с веселинкой в голосе.
Иван взял одну бутылку, прошел в куток и поставил ее куда-то вниз, за кострюли.
– Погреемся, когда приедем.
– Делить тут чего-то, – проворчал недовольно Паша.
– Давайте за стол, а то жаркое остывает и есть охота – под грудью сосет…
В окна, освещенные яркой люстрой, гляделись серые сумерки, сплавляя в единую стенку плотные кусты смородины в палисаднике, и не привычная для преддверия осени тишина обволакивала дом.
Пили и ели неторопливо, степенно.
– Совсем, елкин кот, стало туго со скотиной. – Паша утер губы рукой, готовясь выпить очередную порцию водки. – Подняли все луга на дыбы, расковыряли техникой, а толку, считай, никакого. Приходится по клочкам сено косить. Пока насобираешь на омет, напереживаешься, натешишься с вилами, и отпадает всякая охота пускать лишнюю голову в зиму.
– Тебе позволь – так размахнешься на целое стадо. – Иван глядел озорновато, жмурился. Крупное его лицо с резкими чертами, обветренное и загорелое, едва заметно розовело. Кустистые брови слегка вздрагивали, когда Иван смеялся.
– А что, елкин кот, если б дозволили держать скота неограниченно и техникой помогали в страду, и держал бы. Кому от этого худо? – Паша потянул кусок жаркого. – Мы бы не по одной туше, а по две-три повезли продавать, горожанам в радость, а то мясо там только на рынке бывает, и то в очередь да по выходным.
– И не только бы базаром ограничились, – поддержал его немногословный Андрей, – а и сдавали бы еще в государство по закупочным ценам.
– Дело говорят, – вмешалась вдруг Нюра. – Раз тяжело сейчас с продуктами в городе – можно было бы и что-то разрешить.
– Во, Нюра! Во, голова! – Паша привстал. – А ну, давай выпей с нами! – Он потянул ее за стол.
Нюра отмахнулась:
– Какой я питок. Одну стопку приму, и голова потом болит.
– Поболит – пройдет, не каждый день. – Андрей ухватил полупустую бутылку со стола и плеснул водки в свободный стакан. – Пей! Чтоб нам завтра толком распродаться.
Нюра кинула взгляд на Ивана – явно ожидая его разрешения.
Иван глядел добродушно, улыбался.
– Ты за телушкой все лето ходила, – произнес он, – вот и выпей для успокоения души.
Нюра с нерешительностью поднесла стакан к губам.
– Вот это по-нашему! – заметив, как она неторопливо пьет, – выкрикнул Паша. – Золото, а не баба! Что пожарить, что испить. И соображаловка работает.
– Ну-ну, ты не шибко-то петушись, – усмехнулся Иван, – а то накостыляю.
– А я че, елкин кот, я не че, что есть – то есть. Про наши заковыки в хозяйстве она правильно мыслит.
Иван, на правах хозяина снова долил всем водки.
– Про кооперативы все долдонят по телевизору, – продолжил он начатый разговор, – да пока у нас эти возможности откроются – не один год пройдет, а там неизвестно, как жизнь повернется. Мне лично эта затея про частные лавочки, ларьки-пузырьки не ложится на душу, сомнительно как-то.
– А что, елкин кот. – Паша подмигнул Нюре. – Возьмем вот втроем и организуем кооперативную ферму. Ты выездных лошадей будешь разводить на продажу, я – удойных коров на молоко, а Андрюха на технике нам помогать будет, и пойдет дело.
– Мастак ты, Паша, языком дела решать. – Иван усмехнулся. – Прежде чем лошадей и коров разводить, надо их иметь в личном хозяйстве, и хотя бы по две-три головы. А где они у меня и у тебя? Где деньги, чтобы купить их? Да к тому же пока нам еще запрещено держать в собственности лошадей. Вот и сотрясай воздух.
– Куда ни кинь – везде клин, – потянул свое Кузин, – видно, до этих кооперативов не каждый может подняться, а только те, кто ручки сумел погреть за чужой счет.
– Вот-вот, – поддержал его Иван. – На песке дом не построишь – фундамент нужен.
– С молоком понятно, а вот кто выездных лошадей покупать будет? – перебила вдруг мужа Нюра. В ее глазах блестели искорки неподдельного интереса.
Паша хихикнул, поднял стакан с долитой водкой.
– Найдутся, Нюра, такие, найдутся. Раз появились частные кооперативы – значит, появятся и богатые. А кому из них не захочется покрасоваться на добром коне или вовсе поучаствовать в скачках на ипподроме?
Иван тоже потянулся за стаканом.
– Не наша это сейчас тема, мужики. – Он неодобрительно поглядел на Нюру. – Давайте вот вздрогнем и спустимся с крыши на землю. Как и что будет – увидим, а пока с накатанной дорожки сворачивать не стоит.
– Но и головотяпству потакать не резон, – гнул свое Паша. – В прошлом году пшеница вызрела рано, ее можно было смело косить напрямую. Все местное начальство про то знало, но никто не решился правильно поступить. Свалили хлеб в валки, а подобрать по разным причинам не успели. Ты знаешь, сколько пшеницы осталось лежать под снегом?
– И никому ничего не было, – вставил свое Андрей. – А мужики советовали управляющему плюнуть на райкомовскую разнарядку и косить напрямую.
– Как снег выпал, многие хотели подобрать проросшие валки для корма своей скотине, – снова встряла Нюра, – так не разрешили, а весной сожгли все и запахали.
– Списали. – Андрей махнул рукой. – Не свое. У меня в урмане родственники живут, у них леса да болота. Сеют на клочках. Вся площадь, как у нас одно поле за деревней. Комбайны через тайгу на тракторных волокушах тянут в уборочную. А им разнарядка пришла на строительство механизированного зернотока. Председатель колхоза взмолился: «У меня, – говорит, – обрабатывать на том току нечего. Мой колхоз скотоводческий». – «Строй, – приказывают, – и все тут!» И строят, деньги гробят, а зачем? – Он примолк и хватил из стакана.
Паша, почувствовав поддержку, раздухарился:
– Нас заставляют скот разводить, а земля в округе для выращивания хлеба самая подходящая. Наши бы гурты скотины в урманы, на дикие травы, которых там море, а их план по зерну – сюда. Загвоздка у нас в руководстве! Позалезут командовать разные парторги-секретари и глядят, как бы что-нибудь в свой карман положить да не прогневать начальство. Их беспокоит только одно – подольше усидеть в кресле и перескочить на новую ступеньку – выше, а там трава не расти. По буковке и по указке дела делать проще простого – никто никогда не накажет, не обвинит ни в чем – мол, выполнял, распоряжение, и все тут.