Страница 4 из 11
Надо порасспросить старуху получше. Но для этого нужно избавиться от судьи-Ворона. Узнавать о жизни человека, чье тело ты заняла, лучше без лишних свидетелей.
- Мамаша, достаньте сковородку, - сказала я, поставив на стол корзину и горшок. - И миску.
Я бы взяла всё сама, чтобы лишний раз не подавать голос и не обращаться к противной старухе, но проблема в том, что понятия не имела, где что стоит в собственной (мама дорогая!) кухне, а судья Кроу следил за мной исподтишка, но пристально. Как будто только и ждал, когда я совершу какую-нибудь ошибку. Но для него-то я - просто Эдит, у которой разладилось в голове, вряд ли он заподозрил подмену. А вдруг, таких, у которых разладилось, здесь сразу отправляют в сумасшедший дом? Как предупреждала меня старуха? Мне вспомнились леденящие душу лекции по истории Нового мира - о том, как обращались в «цивилизованных» странах с теми, кто страдал отклонениями в психике, и судья сразу перестал мне нравиться.
Старуха с грохотом бухнула на стол огромную чугунную сковородку и щербатую глиняную миску. А вилку попросить - будет уместно? Вдруг у них тут вилок ещё историей не предусмотрено?
С вилками, похоже, было туго, потому что мамаша Жо протянула мне деревянную ложку на длинной ручке. Отлично. Нет, я была совсем не голодна. О еде даже думать не хотелось. Но приготовить что-то означало не участвовать в разговоре, потянуть время, подумать и... успокоиться. Прежде всего надо успокоиться.
Мне никогда не приходилось готовить в таких условиях. Особенно - в такой печи. Она была разделена поперек кирпичной полкой, и внизу горел огонь, а наверх, видимо, ставили горшки и сковородки. Вроде духовки, только температуру быстро не изменишь. Справлюсь.
Первым делом я выковорила из горшка масло. Оно было топленым. Я никогда не готовила на топленом масле, но оно, наверное, как то же самое сливочное.
Бросив масло на сковородку, я задвинула её в печь подальше, и разбила в миску пять яиц.
- Что так много? - тут же заворчала Жонкелия. - Хватило бы и трех.
- На меня не готовьте, хозяйка, - тут же тактично отозвался судья. - Я только хотел задать пару вопросов.
- Год прошел, а вы никак не уйметесь, - старуха подала мне солонку.
Думаю, сделала она это не из-за желания придать блюду вкуса, а чтобы не встречаться взглядом с судьей, который тут же уставился на неё.
- Убийство вашего сына ещё не раскрыто, - сказал он обманчиво-мягко. - Мне казалось, вы больше всех должны быть заинтересованы в том, чтобы убийцу нашли.
Убийство? Я слушала в оба уха и мигом насторожилась. Получается, мужа Эдит убили? А теперь она сама прыгнула в озеро?.. Я хотела добавить соли, но посмотрела на собственные руки, скривилась и зачерпнула соль кончиком ложки. С такими руками не то что готовить
- дышать неприятно.
За неимением вилки, я взбивала яйца не самой ложкой, а её черенком. Почти как китайскими палочками, когда готовишь восточный омлет.
Мамаша Жонкелия вздохнула и села на скамейку, а судья мазнул по мне взглядом, в котором читались и удивление, и неуверенность, а потом опять принялся расспрашивать:
- Так что произошло, мамаша? Как ваша невестка оказалась в озере? Сегодня ведь ровно год, как Бриско умер? Странное совпадение.
Бриско? Я помешивала яйца, усиленно шевеля мозгами и помалкивая. Это мой муж, что ли? То есть - муж Эдит. Или ещё кто-то умер?
- Ну год, и что? - старуха всем своим видом показывала, что расспросы здесь лишние. И что судья тоже лишний. - Эдит ставила сети, оступилась.
- Сети? - уточнил судья.
- Сколько раз ещё повторить? - с раздражением отозвалась Жонкелия.
- Которые разрезанные? - последовал ещё один вопрос.
Если мамаша и попала впросак, то виду не подала.
- Не все же разрезанные. Есть и целые ячейки, - сказала она, дернув плечом. - Вы, господин судья, забываете, что мы - две беспомощные женщины, - она начала очередные стенания о бедности. - Поймается рыбка - нам уже счастье.
- А сети она как ставила? - почти ласково поинтересовался Рейвен Кроу. - С берега забрасывала?
Я смутно представляла, как ставят сети, но что-то мне подсказывало, что тащить их на середину озера заплывом вразмашку Эдит вряд ли стала.
- Вы меня в чем подозреваете? - с оскорбленным достоинством спросила Жонкелия. - На лодке она была. На лодке.
- А где лодка?
- Снесло течением.
- Хорошо, я посмотрю вдоль берега, - произнес судья с сомнением.
- Смотрите, - равнодушно отозвалась старуха.
Масло уже разогрелось, я хотела взять сковородку, но тут сообразила, что нет ни прихватки, ни полотенца. И как теперь?..
Мамаша Жо присвистнула, подзывая меня, и сунула мне в руку какую-то грязную засаленную тряпку. Да, чудесная прихватка. Понятно было, почему судья отказался от угощения в этом доме. Мало найдется охотников поесть у нерях.
Но за неимением лучшего пришлось воспользоваться тряпкой. Я достала сковороду и осторожно, тонкой струйкой, вылила растопленное масло в яйца, продолжая помешивать их черенком ложки.
Судья не обратил на это внимания, а старуха вытаращила глаза. Правда, она сразу же потупилась, предоставив мне безумствовать на своё усмотрение. Они тут омлетов никогда не видели, что ли?
Я вылила яично-масляную смесь в сковороду и поставила её обратно в печь. Сейчас минут десять и... Блин, у них тут и часов, наверное, нет. Придется следить так, на глаз. Вооружившись ложкой, как мечом, я сделала вид, что целиком и полностью увлечена омлетом, но судья не унимался и снова взялся за меня.
- Так это был несчастный случай, хозяйка? - спросил он настойчиво.
- Да, - ответила я, гипнотизируя омлет.
- Значит, вы ставили сети?
- Да.
- С лодки?
- Да.
- Упали, а лодка уплыла?
- Да, - я готова была сама залезть в печку, только бы избежать расспросов. Потому что ничего хорошего они не обещали. Теперь мне казалось, что это судья расставляет сети.
- А разделись вы в лодке?
- Да.
Какая ему разница, где я раздевалась? Может, его так потрясла голая попка Эдит, что только об этом и спрашивает?
- То есть когда я найду лодку, в ней будет ваша одежда? - спросил судья, и я поняла, что попала прямо в сети.
- Да, - ответила я обреченно.
Существует ли вообще эта лодка? И что я буду врать, если окажется, что в ней нет одежды Эдит? Вооружившись тряпкой, я вытащила сковородку из печи и поставила прямо на стол, за неимением подставки. Омлет получился куда лучше, чем я ожидала - желтый, пышный, маслянистый даже на вид и отлично пах безо всяких приправ.
Жонкелия вытянула шею, разглядывая мою стряпню, и даже судья задумчиво смотрел на сковородку. Будто удивлялся: как в таком свинарнике можно было приготовить что-то сносное.
- Готово, - объявила я, не зная, что делать дальше.
Ели в этом доме из общей посуды или каждому полагались тарелки? Мамаша Жонкелия поднялась и выудила откуда-то фаянсовые блюдца. Было странно видеть белоснежную и тонкую посуду после деревянной ложки и засаленной прихватки, но я невозмутимо разделила омлет на порции и выложила на тарелки. На разрезе омлет был пористым, как губка. Украсить бы его обжаренным шалфеем - и можно подавать в элитном ресторане.
Судья отказался от угощения, но когда старуха поднесла ему блюдце, взял его.
- Ложки остались только деревянные, - буркнула мамаша Жо, раздавая нам столовые принадлежности, взяла свое блюдце и уселась обратно на лавку, вытянув ноги, а потом принялась уписывать омлет так, будто не ела неделю.
Поколебавшись, судья тоже попробовал кусочек, а потом ещё один, и ещё, и только я не могла заставить себя проглотить хоть крошку.
- Вкусно, - похвалил судья. - Спасибо, хозяйка.
Несколько замечательных минут он молчал, поглощая омлет, а доев, поблагодарил ещё раз.
- На здоровье, - ответила я радушно и не менее радушно предложила: - Позвольте, я вас провожу? Вы же торопитесь, наверное. И так много времени потеряли с нами.