Страница 2 из 11
Но пусть они тут хоть все не разбираются в истории, одежда была кстати. Я запахнулась поплотнее, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Камзол пах табаком, и я чихнула -таким крепким был запах.
- Думаю, нам лучше пройти на мельницу, - сказал мужчина. - Вам надо одеться, и я бы тоже не отказался надеть что-нибудь сухое и погреться у огня.
Погреться у огня!.. Мне захотелось закатить глаза. Они тут все в роль вошли? Изображают из себя средневековых крестьян. Только плохо изображают. Недостоверно.
- Дров у нас мало, - встряла женщина в чепце.
Как будто её спрашивали!
- Я заплачу за дрова, мамаша Жонкелия, - сказал мужчина.
Она засопела и начала раскладывать сети на берегу.
И имя у нее дурацкое - Жонкелия! Как будто бывают такие имена! Историю надо учить, реконструкторы! Хотя бы позаботились разузнать о валлийских именах!
Но тут мужчина пригляделся к сетям, которые мамаша Жонкелия раскладывала на камнях, и присвистнул.
- Ого! - он прищурил один глаз и неприятно усмехнулся. - Кто это вас так не любит?
- Что? - переспросила я, ничего не поняв.
- Кто-то разрезал ваши сети, хозяйка, - мужчина указал на дыры между нитяными ячейками.
- Это не мои сети, - я дернула плечом. - Идемте на мельницу. И не вздумайте ничего платить этой грубиянке, - я сердито взглянула на женщину, которая теперь стояла перед разложенными сетями и угрюмо изучала дыры в них. - Кстати, - камни больно впивались в босые ступни, и я ахала и охала на каждом шагу, - я не поблагодарила вас. Вы меня спасли. Я бы точно утонула. Как вас зовут? Вы тоже приехали сюда на фестиваль?
Мы поднимались по берегу к мельнице, и я вынуждена была хвататься за пожухлую траву, потому что тропинка наверх была крутая и скользкая от грязи.
- Меня зовут Рейвен Кроу, - ответил мужчина после секундной заминки. - Я - местный судья.
- Вот как? Тогда вам надо привлечь эту женщину. Здесь запрещена рыбная ловля. И я чуть не погибла из-за этих сетей. А меня зовут...
Но мужчина меня опередил, и теперь голос его звучал необыкновенно мягко:
- Вы, наверное, не в себе, хозяйка? Мы с вами знакомы, и я знаю ваше имя - Эдит Миллард. Может, вы слишком долго пробыли под водой? Я пришлю к вам доктора Ларка.
- Это вам нужен доктор, - я оглянулась на него через плечо. - Никакая я не Эдит. Я. - и тут я заметила свои волосы.
Каким-то невероятным образом они выросли всего за несколько минут. Когда я падала в воду, они были коротко подстрижены - чуть ниже плеч. А теперь достигали бедер. И несколько прядей были заплетены в косички, концы которых туго перетягивали тряпичные ленточки.
Что это? Опять Витькины нелепые шутки? Но такие шутки Витьке были явно не по силам.
Я стремительно обернулась, глядя поверх головы судьи. Удивительное дело! Там, где полагалось быть городским крышам и маленькому заводику по производству бумаги, теперь стояли огромные деревья. Дубы, наверное? Но разве возле Ллин Пвилл была дубовая роща? Ах да, была. Лет пятьсот назад, во времена правления короля Эдварда III. Но в рекламном буклете нет ни строчки про какую-нибудь дубовую рощу в окрестностях.
Может, всё-таки, меня унесло течением слишком далеко? И на берегу озера несколько мельниц?
- Где я? - этот вопрос вырвался у меня будто по чужой воле.
Спросила, а сама замечала то, чего не могло быть на самом деле - нет сетевой вышки, пропало колесо обозрения, которое стояло на берегу Ллин Пвилл, и дорога. исчезла асфальтированная дорога с четкой разметкой, а вместо нее вдоль берега тянулась какая-то разбитая колея с лужами и ухабами.
- Хозяйка, - терпеливо и участливо сказал судья Кроу, - вы у себя дома, на своей мельнице, возле деревни Тихий Омут.
Деревня Тихий Омут? Да вы шутите! Нет такой деревни! И никакая я не хозяйка мельницы!
- Вам плохо? - нахмурился судья. - Вы сами на себя не похожи.
Правильно, не похожа! Потому что это - не я!
Но я сама понимала абсурдность своего положения. Я - это я. Вот она, чувствую свои руки и ноги, вижу свою рыжую гриву до пояса, которой у меня с детского сада не было. Я дышу, говорю, вижу, но я - не Эдит Миллард! Так, кажется, назвал меня судья?
Я уставилась на мужчину с ужасом. А он, в свою очередь, глядел на меня с недоумением. Только теперь я рассмотрела его получше. Высокий, широкоплечий, худощавый, но мокрая рубашка облепила рельефные мышцы на руках. На вид ему было лет тридцать пять, волосы у него были темные, почти черные, но на висках и надо лбом виднелись седые пряди. Черные глаза, в которых зрачок почти сливался с радужкой, смотрели на меня в упор, черты лица были резкими, подбородок с ямочкой упрямо выдавался вперед, а губы были сурово сжаты.
- Что вы тут застыли? - раздался ворчливый голос старухи в чепце. Она поднималась за нами, задрав юбку почти до колен и выставив на обозрение серые от частых стирок подштанники. Кружева на манжетах нижних штанов порвались и уныло обвисли.
- Ждём вас, мамаша Жонкелия, - сдержанно сказал судья, не сводя с меня пристального взгляда.
- Что ждать? - буркнула старуха. - Идите в дом, пока не заработали воспаление легких. Не май месяц на дворе!
- Не май, - согласился судья и пошел вперед.
- Дрова берите с левой поленницы, - крикнула ему вслед старуха. - Они посуше! И стоят по два грошена за полено, к вашему сведению!
Судья кивнул через плечо, не замедлив шага, а мамаша Жо (я даже в мыслях с трудом выговаривала её полное имя) поравнялась со мной и вдруг шепнула:
- Только не скажи, что ты - не Эдит. Иначе закончишь свои дни где-нибудь в сумасшедшем доме.
Я застыла на месте, глядя им в спины. Сейчас мне как раз не помешала бы консультация у хорошего психиатра. Потому что ничего этого не может быть. Это не может происходить на самом деле.
- Эдит, ты идёшь? - грубо окликнула меня старуха. - А то закоченеешь совсем.
Эти слова словно пробудили меня. Только сейчас я поняла, как продрогла. Хотелось принять горячую ванну, завернуться в пушистый халат, который предлагают в отеле, выпить горячего какао...
Я торопливо поднялась по тропинке до самого верха и очутилась перед мельницей.
Мельница!..
Слишком шикарное название для такой развалюхи! Водяное колесо стояло, хотя вода так и хлестала по его лопастям. Дверь болталась на одной петле, уныло покачиваясь туда-сюда от сквозняка. Стены были добротными, и крыша покрыта яркой синей черепицей, но доски на крыльце были выломаны, а в окнах не было стекол. В щелястом вольере бродили четыре белые курицы, и пес с грустными глазами пугливо посмотрел на нас из полуразвалившейся конуры. Синюю крышу мельницы окутывали золотые и алые облака осенних берез и рябин, но это только ещё больше подчеркивало разруху и запустение.
Я растерянно смотрела, как судья внес в дом охапку поленьев (какие поленья?! кривые суковатые палочки!), осторожно ступая по крыльцу, чтобы не провалиться, а потом сама зашла под своды мельницы, чьей хозяйкой меня называли.
Внутри всё было ещё унылее. Грязный, хотя и крепкий пол, грубая мебель - явно сколоченная кем-то криворуким. И косоглазым, в придачу. Печка - когда-то побеленная и разрисованная веселым узором, а теперь черная от сажи. На столе - три корки и пара чахлых перьев зеленого лука, рядом со щербатой чашкой. Под потолком роятся мухи...
И не намного теплее, чем во дворе!..
- Сейчас согреемся, - сказал судья, присаживаясь возле печки на корточки и выгребая золу.
- Сходи, оденься, - старуха ткнула меня неожиданно крепким кулаком и указала на лестницу, ведущую вверх.
Я послушно поднялась по широким ступеням, потирая плечо, куда пришелся тычок. На втором этаже было несколько комнат, и я, поколебавшись, заглянула в них по очереди.
Ошибиться было просто невозможно - жилой была только одна комната, а остальные были пустыми до эха. Впрочем, назвать комнату жилой можно было с большой натяжкой. Окно здесь было забито досками, занавешено засаленной тряпкой, а щели между досками и рамой законопачены мхом. Стояли две кровати с тощими матрасами и одеялами, где дырок было больше, чем заплат, а вместо подушек лежали мешки с сеном. На сундуке в углу валялось платье - коричневое, с рваным подолом. Я довольно долго рассматривала его, не решаясь надеть, но больше надеть было нечего. Не щеголять же в чужой шали и в мужском пиджаке?