Чужой в стране чужих

– Уже сделано.

– Мне следовало бы это знать. Эта слегка узковата, – Джил сделала движение бедрами, покоробившее Бена. – Мы прибавили в весе?

– Немного.

– Хорошо. Мы были слишком тощи. Бен, ты заметил, что у нас с Доун одинаковые фигуры? Рост, грудь, талия, бедра, вес – все, за исключением волос. Мы были очень похожи, когда впервые встретились. Теперь, с помощью Майка, мы совершенно одинаковы. Даже наши лица становятся все более похожими, и это происходит от того, что мы думаем об одном и делаем одно и то же. Встань, Доун, и пусть Бен посмотрит на нас.

Доун поставила тарелку и встала в позу, которая напомнила Бену Джил даже более, чем их явное внешнее сходство. Он не сразу понял, что именно так стояла Джил, когда представляла праматерь Еву.

– Видишь, Бен? – с набитым ртом сказала Джил. – Она – это я.

– С одной только маленькой разницей, Джиллиан, – засмеялась Доун.

– К сожалению. Бен, мне так жаль, что наши лица должны различаться. Это очень удобно, что мы такие похожие. Мы должны иметь двух верховных жриц, и обе они должны работать в полном контакте с Майком. И кроме того, – добавила она, – если Доун покупает платье, оно подходит и мне. Мне не надо бегать по магазинам.

– Я был уверен, – медленно проговорил Бен, – что вы не носите одежду. За исключением этих мантий. Джил удивленно поглядела на него.

– Разве можно в этом пойти на танцы? Это наш излюбленный прием, когда очень хочется спать. Садись и доедай свой ужин. Бен уже насмотрелся на нас. Бен, в этой выпускной группе есть парень, он изумительный танцор. А в городе полно ночных дансингов. Мы с Доун затаскали бедного парнишку по танцам настолько, что пришлось помогать ему не спать на уроках марсианского. Но вообще-то он молодец. Когда достигаешь Восьмого Круга, не очень-то нуждаешься в сне. А почему ты решил, что мы никогда не одеваемся?

– Ну… – Бен не знал, как ему высказать свои соображения. Джил, смотревшая на него во все глаза, вдруг прыснула, но моментально спохватилась.

– Я поняла. Милый, я одета в эту мантию только потому, что должна участвовать в проповеди. Если б я грокнула, что это смутит тебя, я сняла бы ее прежде, чем войти. Мы так привыкли ходить одетыми или раздетыми в зависимости от предстоящих занятий… Я и забыла, что это может быть неприличным. Бен, ты можешь снять эти свои трусы или оставить – лишь бы тебе было удобно.

– Но…

– Только не мучайся. – Джил улыбнулась. – Это напоминает мне, как Майк первый раз попал на пляж. Помнишь, Доун?

– Я ничего не забываю!

– Бен, ну ты знаешь, каков Майк. Мне пришлось учить его буквально всему. Он не видел никакого смысла в одежде, пока не грокнул, к величайшему своему удивлению, что мы обязаны одеваться. Марсиане не знают, что такое стесняться собственной наготы. Майк грокнул, что одежда – это украшение, только после того, как мы начали экспериментировать с костюмами в своих представлениях.

Майк делал всегда то, что я говорила ему, независимо от того, грокал это или нет. Но ты представить себе не можешь, как много мелочей делают человека человеком. Мы учимся этому двадцать, а то и больше, лет. Майк учился почти каждую ночь. И все же была бездна всякого, чего он еще не знал. Он совершал поступки, несвойственные людям. Мы все учили его, все, кроме Патти, которая была уверена, будто все, что делает Майкл – превосходно. Он до сих пор грокает одежду. Он грокает, что она – неправильность, разъединяющая людей, перекрывающая пути, которыми любовь сближает их. Позднее он понял, что барьер все-таки нужен… для непосвященных. Но долгое время Майк одевался только тогда, когда я напоминала ему об этом.

А однажды я этого не сделала. Мы были на Калифорнийском побережье. Как раз тогда мы встретили… точнее, снова встретили Доун. Мы с Майком поздно вечером остановились в прибрежном отеле и он так стремился грокнуть океан, что наутро, не разбудив меня, самостоятельно отправился на первое свидание с морем.

Бедный Майк! Он вышел на берег, сбросил одежду и вошел в воду. Он выглядел, как греческий бог, и был так же не осведомлен о приличиях. Поднялся крик, я проснулась и помчалась спасать его от тюрьмы. – Джил посмотрела отсутствующим взглядом. – Я нужна ему сейчас. Поцелуй меня, Бен. Утром увидимся.

– Тебя не будет всю ночь?

– Возможно. Это очень большой выпускной класс. – Она поднялась, потянув его за собой, и очутилась в его объятиях. Через некоторое время она мурлыкнула:

– Бен, милый, тебе надо подучиться.

– Мне? Я сделал все, на что способен.

– Я тоже. И я вовсе не упрекаю тебя, просто подумала, что Доркас поможет тебе попрактиковаться в поцелуях.

– Привереда.

– Класс подождет. Поцелуй меня еще разок. Я постараюсь быть Доркас.

– Будь собой.

– Мне этого так или иначе не избежать. Майк говорит, что Доркас целует более полно – «больше грокает поцелуй», чем кто-либо другой.

– Перестань болтать.

Что она и сделала.

Через какое-то время Джил вздохнула:

– Выпускной класс, пора бежать… – И убежала, сияя, словно светлячок. – Позаботься о нем, Доун.

– Непременно.

– Поцелуй его, и поймешь, что я имела в виду!

– Я так и хотела.

– Бен, будь паинькой и делай то, что говорит Доун. – Она покинула комнату, без спешки, но бегом.

И Доун приникла к нему.

Джубал поднял бровь.

– Ты хочешь сказать, что в тот момент ты еще сомневался в чем-то?

– У меня не было выбора. Я, ну… смирился с неизбежным.

Джубал кивнул.

– Ты попался. Лучшее, что может сделать мужчина, это попытаться достигнуть мира путем переговоров.

Глава 32

– Джубал, – откровенно признался Бен, – я ни слова не сказал бы о Доун. Я вообще не стал бы об этом говорить, не будь это так важно для того, чтобы понять, что же меня в них во всех беспокоит. И в Дюке, и в Майке, и в Доун, и в Джил, и в других жертвах Майка. Майк их зачаровал. Он производит сильное впечатление. Самоуверенный, очень похожий на коммивояжера, но умеющий подчинять. И Доркас тоже умеет подчинять… на свой лад. Утром я проснулся, теша себя мыслью, что все в порядке. Немножко странно, но весело…