Страница 126 из 160
– Черт возьми, Джубал, сохранять олимпийское спокойствие легко. Но я никогда не видал, чтобы вы прилюдно снимали штаны.
– Тебя я тоже не видал. Но я грокнул, что у тебя мотивом была не скромность. Ты страдал от отвратительного страха показаться посмешищем. Невроз с длинным псевдогреческим названием.
– Чепуха! Я просто не был уверен, что в данном случае прилично!
– Нет уж, сами городите чепуху, сэр! Ты знал , что там было прилично… Но боялся глупо выглядеть… или опасался неожиданного галантного рефлекса. Но я грокаю, что Майк имел резон для всеобщей наготы. У него на все есть резон.
– Да. Джил говорила мне.
Бен стоял в прихожей, спиной к комнате, держась за трусы, и уговаривал себя не дрейфить, когда сзади на него легли чьи-то руки.
– Бен, милый! Как прекрасно !
Вслед за этим Джил оказалась в его объятиях, а ее губы, теплые и жадные – у его губ. И Бен был страшно рад, что не успел раздеться полностью. Она не была больше праматерью Евой, на ней была мантия проповедницы. И все же он был счастлив, что держит в руках подвижную, теплую, слегка отбивающуюся девушку.
– Ну и ну! – воскликнула она, оторвавшись от его губ. – Сто лет тебя не видела, старый развратник. Ты есть Бог.
– Ты есть Бог, – отозвался он. – Джил, ты стала еще красивее, чем раньше.
– Да, – согласилась она. – Результат налицо. Слушай, я прямо задрожала, когда встретилась с твоим взглядом на выпуске!
– На выпуске?
– Джил имеет в виду, – вмешалась Патриция, – конец службы, где она представляет Mater Deum Magna. Дети, я побежала.
– Никогда не голодай, Патти-пышка.
– Пора бежать, поэтому не надо торопиться. Бен, я должна положить Лапушку в кроватку и спуститься в свой класс. Поцелуй меня на прощанье.
Бен подумал, что никогда еще ему не доводилось целовать женщину, одетую в одну лишь гигантскую змею. Он постарался не обращать внимания на Лапушку и обойтись с Пат, как она того заслуживает.
Затем Пат поцеловала Джил.
– Спокойной ночи, милые мои, – сказала Пат и неспешно ушла.
– Бен, ну разве она не кисочка?
– Да. Хотя она меня и смутила сперва.
– Я грокаю. Патти смущает всех, потому что она не знает сомнений. Она автоматически делает верный выбор. Она очень похожа на Майка, и она преуспела больше нас всех. Она должна бы стать верховной жрицей, но не соглашается, потому что ее татуировка затруднит ход некоторых служб… будет отвлекать… а она не хочет их убирать.
– Как можно убрать такую обширную татуировку? Скальпелем? Это убьет ее.
– Вовсе нет, Бен. Майк может убрать их, не оставив ни следа и не делая при этом больно. Но она не думает о них как о собственности. Она просто их хранительница. Садись. Доун принесет ужин. Я должна поесть сейчас, иначе у меня не будет времени до завтрашнего дня. Скажи, что ты обо всем этом думаешь? Доун сказала, что ты видел службу для гостей.
– Да.
– Ну и?..
– Майк, – медленно проговорил Кэкстон, – может продавать башмаки змеям.
– Бен, что-то тревожит тебя?
– Нет, – ответил он, – ничего такого, на что я мог бы указать пальцем.
– Я спрошу у тебя снова через недельку-другую. Спешка ни к чему.
– Я не пробуду здесь так долго.
– Отвергли материал для твоей колонки?
– Трижды. Я все-таки не останусь здесь надолго.
– Жаль… Тогда позвонишь и расскажешь мне кратенько свои впечатления, лучше всего о Церкви. К тому времени ты грокнешь остаться с нами подольше.
– Не думаю.
– Ожидание, пока не будет полноты. Ты знаешь, что это не церковь?
– Патти говорила что-то такое.
– Скажем так: это не религия. Это церковь с точки зрения закона и нравственности. Но мы не стремимся обратить людей к Богу. Здесь есть противоречие. Этого не скажешь по-английски. Мы не стараемся спасать души, душа в этом не нуждается. Мы не пытаемся заставить людей верить. То, что мы предлагаем – не вера, но истина, истина, которую можно проверить. Истина на сей конкретный момент. Истина, настолько же реальная, как гладильная доска, и насущная, как хлеб… практическая настолько, что может сделать войну, голод, насилие и ненависть такими же ненужными, как… ну, как одежда в Гнезде. Но надо учить марсианский. Здесь заминка. Искать людей, достаточно честных, чтобы они поверили в то, что видят, желающих работать, не жалея сил (а это, действительно, тяжелая работа), обучать их языку, который они должны узнать. Эту истину нельзя выразить по-английски, равно как и пятую симфонию Бетховена. – Она улыбнулась. – Но Майк никогда не спешит. Он просматривает тысячи… находит нескольких… некоторые попадают в Гнездо, и он учит их дальше. Когда-нибудь Майк научит нас всему, и мы сможем образовывать новые гнезда. А потом это будет как лавина. Но не надо спешить. Мы еще не полностью обучены. Верно, милочка?
При последних словах Бен поднял глаза и с удивлением увидел женщину, протягивающую ему тарелку. В ней он узнал другую верховную жрицу – Доун. Да, это была именно она. Его удивление нисколько не было ослаблено тем, что она была одета так же, как Патти, минус татуировки.
– Твой ужин, брат Бен, – улыбнулась Доун. – Ты есть Бог.
– И ты есть Бог. Спасибо. – Она поцеловала его, поставила тарелки для себя и Джил, села справа от него и принялась за еду. Бен искренне жалел, что она не сидит там, где он мог бы получше ее разглядеть. Ее сложение заставляло вспомнить о богинях.
– Нет, – согласилась Доун, – пока еще нет, Джил. Но ожидание заполнится.
– Вот, например, я, – продолжала Джил, – взяла перерыв на еду. Но Майк не ел с позавчерашнего дня… и не будет, пока это не станет необходимо. Тогда он будет есть, кик удав, и это поддержит его столько, сколько надо. Кроме того, мы с Доун устаем. Ведь правда?
– Конечно. Но сейчас я еще не устала, Джиллиан. Давай я проведу эту службу, а ты останешься с Беном. Подай мне эту мантию.
– Ты с ума сошла, любовь моя. Бен, она работала почти столько же, сколько Майк. Мы можем работать подолгу, но мы едим, когда голодны, и иногда нуждаемся в сне. Кстати о мантиях, Доун, это последняя в Седьмом Храме. Я хотела сказать Патти, чтобы она заказала гросс <Гросс – 12 дюжин> или два.