Страница 5 из 23
Мне оставалось лишь решить, взвалить ли на себя ответственность за дальнейшую судьбу целого выводка маленьких китхов или просто забыть об их существовании, как о пустом и очень неприятном сне.
Не стану скрывать, забота о ком-то была мне так же чужда, как этой планете тепло. И бросить беспомощных зверенышей на милость судьбы казалось решением наиболее выгодным с точки зрения холодного расчета. С другой стороны, поступки моей матери и ее последующая гибель не оставили меня равнодушным к ее идее, что власть непременно накладывает ответственность. А моя ответственность за все произошедшее здесь была абсолютной и, следовательно, уйти спокойно я просто не мог.
Добежав до флаера и запрыгнув в пилотское кресло, я, развернув машину, помчал ее на полной скорости в сторону пещеры, где прятались котята. Расстояние было небольшое и всего на полет потребовалось не более минуты, только за это время я успел извести себя мыслями о том, что могу опоздать.
Что, если шакалы, которых держала в своем ментальном подчинении Бавкида, добрались туда раньше? Что, если она предвидела и этот мой шаг, а заодно сделала его невыполнимым? Если так, то эта игра превратится в нечто куда более сложное и отвратительное, чем я мог себе представить, а у меня никогда не было иллюзий по поводу нравственных норм Адис Лейр. Адепты Ордена верны лишь себе. И никому больше.
Ни одной псины мне по пути не подвернулось, а это только укрепило сомнения да потуже стянуло грудь. И все же, я продолжал надеяться, что еще не поздно.
Резко затормозив у входа и не став вырубать двигатель, я, прихватив из бардачка фонарик, выпрыгнул из кабины и тут же нырнул в припорошенный снегом зев, откуда не доносилось ни звука.
Сама пещера в глубину была порядка десяти метров, большую часть которых составлял обросший слабо отливавшими в тусклом луче фонарика синевой кристаллами рукав. Пока я двигался по нему, все время задевал спиной и плечами острые выступы, а разок даже, кажется, порвал прочную ткань собственной термооплетки. Видимо из-за того, что был все время сосредоточен на другом, боли я практически не заметил, только небольшой холод.
Я старался дышать как можно тише, прислушиваясь, не раздастся ли впереди какой-нибудь звук, но из-за учащенного сердцебиения едва мог разобрать даже собственные шаги.
Дурное предчувствие гнало меня вперед точно хлыст. Достигнув дна я наконец сумел перевести дыхание – пещера оказалась пуста, шакалов не было и в помине. Обшаривая пол и углы фонариком, я искал признаки четверых маленьких клубочков, но, ни в растормошенном гнезде, ни где-то поблизости обнаружить их не удалось.
Только теперь позволив сознанию потянуться к Теням, я стал понимать, что худшие из моих ожиданий стали правдой. Было непонятно, что тут произошло, но лишь до тех пор, пока часть информации, нашептанной клубящимся в пещере течением, не дошла до меня, открыв всю картину случившегося…
Они не оставили даже крови. Шакалы вылизали все подчистую, как только разделались с основным блюдом. Разорвали и, не разжевывая, проглотили. А потом помочились там, где жрали, чтоб перебить запах крови, а заодно пометить территорию собственной аммиачной вонью.
Снаружи послышался вой. Недолго думая я развернулся и полез вон из пещеры, мечтая оказаться в окружении стаи. Я надеялся, что желание разделаться со мной будет по-прежнему превышать их страх и что инстинкты убийц возобладают над безопасностью. Пусть бы они думали, что то была лишь закуска и настоящий пир еще впереди.
Я выскочил наружу, точно чертик из пресловутой табакерки. Тени подтолкнули меня в спину, и прыжок получился высоким и внушительным, а приземление в самом центре сбившейся в кучу стаи расшвыряло шакалов во все стороны, точно тех котят, что были только что съедены. Столько злости я не ожидал от себя даже сам. В меня будто что-то вселилось и то, что это были всего лишь дикие животные, значения не имело.
Новый вой огласил ущелье. Только на этот раз это был вопль боли и страха. Они пытались сбежать, но Тени и мое желание, воплощенное через них, держали их на месте. За всю свою жизнь я не мог припомнить момента, чтобы мне настолько хотелось чьей-то крови. Это было сродни наваждению.
Кто-то исподтишка попытался укусить меня, но небольшое усилие мысли с силой вдавило белогривую голову в затвердевший снег. Неприятный хруст, последовавший за этим, подсказал, что больше опасаться за этого экземпляра не стоит. Вокруг того места, где лежала его голова медленно начала разбегаться, пропитывая снег, кровь.
«Я – убийца», – вновь пронеслось в голове.
Но от этого злость не утихла, лишь вспыхнула с удвоенной силой. Желание уничтожить подлых тварей, охочих до легкой наживы и мертвечины, возросло во сто крат. И жаль, что в руках была одна только стая…
Окинув оставшихся шестерых шакалов взглядом, я заставил себя забыть о рамках и ограничениях, моральных нормах и просто принципах разумного существа. Фактически, я заставил себя встать со зверьми на одну ступень и, используя накопленную за долгие годы злобу, выпустил ее наружу испепеляющим пламенем.
В считанные секунды ледяная прогалина превратилась в геенну огненную, куда я выплеснул всю боль и отчаяние, связанные с потерей матери и ее любви. Я радовался воплям умирающих животных и с наслаждением вдыхал запах их паленой плоти, но только потом понял, что это кричал я сам. Кричал от пустоты, образовавшейся в душе и боли, точно яд, заполнявшей ее.
Силы мои иссякли гораздо быстрее, чем я ожидал, но это было не существенно, поскольку ничего живого после того, что я натворил, вокруг уже не осталось. Только трупы, только грязь и испаряющаяся вода, почти мгновенно превращающаяся обратно в лед.
Обессиленный и опустошенный до самого дна, я на нетвердых ногах доковылял до флаера, один бок которого был сильно обожжен, неуклюже забрался в кабину, включил зажигание и, не оглядываясь больше, улетел прочь.
Глава 3
Причастность
Машина мчалась с бешеной скоростью, вспарывая стену беспрестанно сыплющегося снега, точно магический нож. Пока летел, я продолжал проклинать себя за то, что натворил, и одновременно пытался убедить, что ничего иного не оставалось. Во всяком случае, тезис «собакам собачья смерть» подходил сюда как нельзя лучше. Но это, опять же, были оправдания. На самом деле, я понимал, что не имел права их убивать, тем более способом, к которому мог прибегнуть только настоящий изувер.
Я пробовал отстраниться от произошедшего и взглянуть на все со стороны, да только отзвуки миновавшей бури все еще аукались в голове, раздувая тлеющую, словно угольки, ярость. Это приводило к тому, что каждая попытка заново пересмотреть в памяти события у пещеры, превращалась во внушающую удовлетворение ретроспективу. Меня будто рвало напополам и от этого становилось только хуже.
Внутренние метания не улеглись, когда флаер вынырнул из ущелья на заснеженное плато и устремился к нависающей над сверкающей пустошью башни Цитадели.
Огромная металлическая конструкция, возведенная у основания массивного кристаллического шпиля, внешне воплощала в себе все то, что олицетворяли обитающие в ней лейры. Плавные, будто вытесанные ветром обводы кольцевидного корпуса напоминали об изяществе искусств, практикуемых Орденом, а темный, почти черный цвет металла, резко контрастирующий с окружающим пейзажем, как бы намекал на их природу. Не так уж и неправы были древние жители Паракса, утверждавшие, будто лейры – порождения истинной тьмы.
Наивно, конечно, но толика смысла в этом имелась.
Я уронил флаер на ладонь посадочной площадки, той самой, где впервые познакомился с мастером Аверре. Все еще пребывая в глубине собственных мыслей, не сразу обратил внимания на торопливо приближавшуюся фигуру привратника.
Пока он не окликнула меня хрустящим будто снег под ногами голосом:
– Алит Эпине! Сети!
Только обернувшись, я смог увидеть упакованное в термооплетку тощее тело древнего представителя расы хэфу и удивиться сему факту, поскольку до сих пор Джерик, а именно так его звали, не позволял себе опускаться до разговоров с младшими лейрами. И уж тем более не встречал их у входа в ангар, даже не смотря на то, что это было его прямой обязанностью. Слишком долго он верой и правдой служил Адис Лейр (по некоторым слухам, Джерик уже был стар, когда Бавкида еще цвела медовой юностью) и заработал определенный авторитет, с которым принято было считаться всем, включая нынешнюю правящую верхушку Ордена.